Кто есть кто
Президентский указ о российских интернет-сервисах уже побил рекорды по числу сломанных вокруг него копий, и, похоже, поднятая им буря утихнет не скоро.
Бессмысленно спорить о том, оправдан ли такой шаг в условиях войны. Очевидно, что на фоне льющейся крови и гибнущих бойцов чье-то недовольство из-за блокировки "ВКонтакте" выглядит мелко и жалко.
Но очевидно и другое: при желании война позволяет обосновать практически любое решение. Скажем, временную отмену выборов вплоть до победы над агрессором. Разве возможность бросить заполненную бумажку в урну не выглядит чем-то мелким, когда на фронте проливают кровь и жертвуют собой?..
Так что дело не в оправданности жестких мер, а в желании или нежелании их оправдывать. И для сегодняшней Украины важнее не сам запрет российских соцсетей, а общественная реакция на него.
Мы получили очередной лакмусовый листок, демонстрирующий who is who и позволяющий лучше понять нас самих. Не совсем правы те, кто говорит о расколе украинского общества на условных патриотов и условных борцов за права человека. В действительности это не раскол, а лишь проявление истинной природы вещей; избавление от миража, сформировавшегося в прежнем, довоенном мире.
На протяжении многих лет Украина была страной иллюзий и симулякров, где форма очень слабо соотносилась с содержанием. Например, под "левыми силами" у нас подразумевались ультраконсерваторы, эксплуатировавшие имперскую идею.
Никого не смущал "левый" шовинизм, "левый" милитаризм, "левая" нетерпимость к меньшинствам или союз "левой" КПУ с олигархической Партией регионов.
В значительной степени таким же симулякром были и "демократические силы".
Так уж сложилось, что с начала 1990-х украинский разрыв с империей подразумевал прозападную ориентацию и, следовательно, принятие ценимых на Западе прав и свобод. По сути это напоминало советскую торговлю с нагрузкой, когда один товар можно было приобрести лишь в комплекте с другим.
Патриотичным активистам требовалась суверенная Украина, а демократия и права человека стали нагрузкой, которую пришлось взвалить на себя в ходе борьбы. Реальная независимость от Москвы была целью, демократические лозунги – средством ее достижения.
Впрочем, имелась и другая группа граждан – те, кто поддерживал независимую Украину именно потому, что воспринимал ее как оплот либерализма, исчезавшего в других постсоветских странах, и прежде всего в РФ. Для этой части общества желанным товаром были личные права и свободы, а нагрузкой – украинская государственность, рассматриваемая как средство, а не цель.
Но если вам нужен товар Икс, а вашему соседу – товар Игрек, и в данный момент они отпускаются только в паре, сама жизнь побуждает вас скооперироваться. Вы окажетесь в одной очереди и, несмотря на противоположные приоритеты, будете выглядеть единомышленниками. Именно так произошло в Украине, где гражданское общество выстроилось в очередь за свободой, независимостью, демократией и европейским выбором.
Возникла иллюзия общего ценностного поля, в котором фактически очутились люди с очень разными ценностями. И эта иллюзия сохранялась до тех пор, пока авторитаризм ассоциировался у нас исключительно с имперским вектором.
Так было в начале 90-х, во время студенческой революции на граните; при позднем Кучме и в ходе президентских выборов 2004-го; и, разумеется, в дни Евромайдана. Более того, поначалу гибридная война с РФ тоже укрепила иллюзию единства: подразумевалось, что вместе с украинской независимостью мы защищаем все права и свободы, отсутствующие в соседской Империи зла.
А затем произошло практически неизбежное: воюя с авторитарной Россией, Украина стала частично перенимать методы противника. Тут же выяснилось, что для кого-то из нас закручивание гаек неприемлемо даже в условиях войны. А кто-то встречает любые запреты и ограничения с бурным ликованием – что вообще-то нехарактерно, когда речь идет об обременительных военных мерах. Искренняя радость свидетельствует лишь об одном: запреты рассматриваются не как вынужденный шаг, а как долгожданная возможность переделать страну по своему вкусу.
Стало очевидно, насколько разнятся приоритеты активных граждан. Немалую часть нашего общества вполне устроит недемократичная, но суверенная и независимая Украина.
Напротив, другая часть общества готова поддерживать украинский проект лишь до тех пор, пока он связан с определенным объемом прав и свобод. И каждый новый запрет все больше обнажает это мировоззренческое противоречие, побуждая нас к острой дискуссии.
К сожалению, дискуссия затруднена тем, что обе стороны не вполне искренни с собой и друг с другом.
Условному либералу тяжело признать, что личные права и свободы для него важнее украинской государственности.
На фоне противостояния с РФ такая позиция может показаться предосудительной. Поэтому многие противники закручивания гаек стараются оседлать патриотического конька: обвиняют своих оппонентов в подыгрывании Путину, рассуждают о несостоятельности запретов как инструмента гибридной войны и т. д. Получается не слишком убедительно.
Не легче и условному патриоту-государственнику. В теории он остается поборником демократических прав и свобод. На практике все это явно затрудняет реализацию патриотических целей и отметается при первой же возможности.
Тем не менее сторонники жесткой линии не готовы озвучить напрашивающуюся мысль: "Пускай Украина будет авторитарной, но суверенной и полностью очищенной от имперского влияния". Приходится постоянно прибегать к двоемыслию: убеждать себя и других, будто вводимые ограничения и запреты никак не отражаются на гражданских правах и свободах, а всех недовольных западных правозащитников купил Кремль…
Но, сколько ни держись за привычные симулякры, свое они уже отжили.
Всем нам предстоит откровенный и непростой диалог о будущем Украины – с честным признанием своей позиции, ее отстаиванием и поисками modus vivendi. Чтобы прийти к приемлемому балансу ценностей, придется окончательно проститься с иллюзией ценностного единства. И, наконец, определиться, кто есть кто.
Михаил Дубинянский, для УП
