Право быть жертвой
На этой неделе исполнилось 75 лет трагедии Бабьего Яра.
Трагедии, продемонстрировавшей не только бесчеловечность нацистов, но и бездушие коммунистов.
Трагедии, которая стала для советских властей неудобной темой и долгие годы была обречена на забвение – причем не только из-за бытовавшего в СССР антисемитизма.
Уроженец Киева, писатель-диссидент Виктор Некрасов, напишет о Бабьем Яре: "Его приказали забыть.
Даже и не приказали, а просто кем-то где-то было сказано: "Памятник? А почему памятник? Людям, которые добровольно пошли на смерть? Без сопротивления, без протеста, как кролик в пасть удава? Нет, простите, у нас трусам памятников не ставят…". Кем и когда именно это было сказано – не столь важно, можно только догадываться, но зерна упали на благодатную почву. При разных обстоятельствах, от разных людей, в основном наделенных властью, я слыхал эти слова: "они ведь не сопротивлялись".
Советская доктрина не оставляла человеку права быть жертвой – слабой, растерянной, беспомощной. Гражданину СССР надлежало быть несгибаемым героем и патриотом, сражающимся за Родину до последнего вздоха.
Если же десятки тысяч мирных обывателей были уничтожены по национальному признаку, не совершая подвигов и не оказывая сопротивления врагу, – то, по мнению советского начальства, они не заслуживали ни сопереживания, ни памяти, ни скорби.
Разумеется, партийным бонзам не был известен западный неологизм "victim blaming".
Однако советское восприятие Бабьего Яра – это типичный пример виктимблейминга. Обвинение жертвы в том, что она оказалась недостаточно сильной, умной и храброй, а, значит, разделяет вину за произошедшее.
Советского Союза давно не существует, отношение к жертвам Бабьего Яра было пересмотрено, но сама концепция виктимблейминга по-прежнему популярна в нашем обществе.
До 2014 года она проявлялась главным образом на бытовом уровне. Очень часто приходилось слышать, что жертва насилия "спровоцировала насильника", дискриминируемый "заслужил такое отношение", страдающему "просто комфортно страдать" и т. д.
А потом началась гибридная война с Россией, и виктимблейминг вышел на новую высоту.
Выяснилось, что многие из нас мыслят примерно так же, как советское партийное руководство. Мы хотим видеть каждого украинца несгибаемым героем и патриотом, а испуганные обыватели вызывают у нас отторжение.
Им отказано в праве быть невинными жертвами. По нашему мнению, они сами виноваты в том, что бездействовали и позволили путинским бандам захватить свои города. Виноваты в том, что думали не об Украине, а о себе и своих приземленных проблемах. Виноваты в том, что оказались глупыми и слабыми. Если война обрекла их на страдания, то так им и надо!
Как правило, культ силы и презрение к жертвам насаждают люди, сидящие у компьютерных мониторов за сотни километров от зоны АТО.
Большинство обвинителей ничуть не похожи на супергероев, но это не мешает им требовать геройского поведения от жителей оккупированных территорий. Диванные патриоты даже не пытаются поставить себя на чужое место – что, впрочем, неудивительно.
Давно известно, что виктимблейминг – это вид подсознательной психологической защиты. Он основан на вере в справедливый мир, где нет ничего случайного, где каждый получает по заслугам, и где можно застраховаться от несчастий, поступая правильно.
Не хочешь, чтобы ты или твои близкие когда-нибудь стали жертвами обстоятельств, попали в безвыходную ситуацию, страдали напрасно? Убеди себя, что такого не бывает. Напрасно никто не страдает, жертвы сами виноваты в своих бедах, Бог все видит, все закономерно, все по справедливости…
Немудрено, что виктимблейминг расцветает во время войны: кругом слишком много нежданных бед, роковых случайностей, неоправданного горя. На помощь приходит успокоительная рационализация.
Наши сограждане, очутившиеся среди руин, вели себя неправильно, а мы поступаем правильно. Мы любим Украину, ругаем Путина, ставим лайки под патриотичными постами, поэтому нас не коснутся невзгоды, с которыми столкнулся Донбасс.
Чем больше наша жизнь зависит от внешних обстоятельств, тем сильнее хочется верить, что мир устроен справедливо и рационально.
Правда, осенью 1941-го несчастные киевские евреи тоже верили в рациональное устройство мира.
Они не представляли для немцев никакой угрозы и считали, что немецкая политика будет зависеть от их поведения.
Они делали именно то, что, по логике военного времени, давало шанс выжить – повиновались оккупационным властям. Но окружающий мир оказался иррациональным, и логика в происходящем отсутствовала.
В те самые дни, когда в Бабьем Яру были расстреляны десятки тысяч ни в чем не повинных людей, в оккупированной Франции судили 21-летнего Поля Колетта.
Молодой француз покушался на одного из лидеров коллаборационистского режима Пьера Лаваля, выпустив в него пять пуль и ранив его. 1 октября 1941 года Колетт был приговорен к смерти, а затем… Затем смертную казнь по необъяснимым причинам решили заменить пожизненным заключением. Злоумышленник сидел во французских тюрьмах, позднее был перевезен в Маутхаузен, пережил войну, стал кавалером Почетного легиона и скончался в 1995 году.
По логике военного времени, содеянное Колеттом не оставляло ему шансов на выживание, но тем не менее он выжил – в отличие от безобидных современников, уничтоженных в Бабьем Яру. Ибо судьбу Поля Колетта и судьбу киевских евреев предопределили не их поступки, а чужая воля.
Пожалуй, это худшее, чем чревата любая война: превращение в игрушку в чужих руках, без возможностей повлиять на свое будущее, без логики и правил.
Именно этого мы боимся больше всего. Именно от этого пытаемся защититься, занимаясь рационализацией происходящего и агрессивным виктимблеймингом.
Но реальность такова, что нынешнее гибридное противостояние непредсказуемо, и его жертвой может стать каждый.
Никто не в состоянии точно спрогнозировать действия Кремля и сказать, какую форму российская агрессия примет завтра. Большинство из нас не знает, как поступит, столкнувшись с войной лицом к лицу.
И наше будущее не станет более определенным, если мы отнимем у соотечественников право быть невинными жертвами войны.
Михаил Дубинянский, для УП
