Легендарный боевик ИРА: Когда месть утратила смысл

Раймонд МакКартни, один из лидеров североирландской партии "Шинн Фейн" (Sinn Fein, "Мы сами" в переводе с кельтского) – очень сдержанный и уравновешенный, с аристократичными манерами. Держится с огромным достоинством и выглядит типичным благополучным европейцем.

Вряд ли кто-то при случайной встрече понял бы, что перед ним – один из легендарных боевиков ИРА.

"Кровавое воскресенье" в Дерри, 30 января 1972 года. Британские солдаты расстреляли демонстрацию сторонников независимости Северной Ирландии, погибло тринадцать человек. Среди участников этой демонстрации был 17-летний Раймонд, а в числе погибших – его двоюродный брат Джеймс Рей, которому на тот момент исполнилось всего двадцать два.

После этой трагедии молодой МакКартни стал членом Ирландской республиканской армии. В 1979 году он был осужден за убийство полицейского, участие в незаконной вооруженной группе и подготовку теракта.

Позже Раймонд МакКартни вошел в число участников знаменитой голодовки 1981-го, когда ирландцы, отбывавшие наказание в британских тюрьмах, таким образом протестовали против жестокого обращения и требовали признать их политическими заключенными. Сам Раймонд голодал 53 дня.

По мотивам этих событий в 2008 году был снят нашумевший в Британии фильм "Голод".

Раймонд вышел на свободу только в 1994-м. И сразу же стал одним из самых активным участников мирных переговоров между британским правительством и ИРА.

Третий номер в партии "Шинн Фейн" по сей день остается убежденным сторонником политических методов борьбы за выход Северной Ирландии из состава Соединенного Королевства.

Раймонд женат на бывшей активистке ИРА, а их сын совсем не похож своих боевых родителей – юноша учится в колледже и мечтает стать композитором.

Что заставило бывшего боевика, движимого местью, изменить свои взгляды, легко ли было примирить некогда непримиримых врагов, и возможно ли это в Украине, размышляет Раймонд МакКартни в интервью.

– В чем заключалась главная причина, побудившая лидеров ИРА перевести вооруженный конфликт в политический процесс?

– В какой-то момент для нас стало очевидным, что "Шинн Фейн", как политическая сила, должна инициировать процесс переговоров с британской армией, британским правительством. Что это возможно – создать политическое пространство для разрешения конфликта. Мы хотели усадить все стороны конфликта за стол переговоров, чтобы найти политическое решение политической же проблемы.

Радикальное крыло ирландского движения сначала просто наблюдало. А потом лидеры ИРА увидели, что у этого процесса есть потенциал. Была воссоздана Североирландская Ассамблея. Тогда они присоединились, и процесс мирного урегулирования набрал силу.

Мирный процесс ширился, и лидеры ИРА решили оставить вооруженную борьбу и стать частью этого политического процесса.

– Вопрос, который меня давно волнует. Насколько я могу судить по ситуации в моей стране, каждый конфликт – это много маленьких историй личной мести. Многие люди продолжают воевать, потому что потеряли кого-то близкого и полны ненависти. Насколько тяжело было убедить таких мстителей сложить оружие и сесть за стол переговоров?

– Разумеется, в каждой стране есть свои отличия.

В Ирландии в какой-то момент люди осознали, что продолжение вооруженного конфликта только множит пережитую ими боль в кратной степени – а процесс мирного урегулирования, напротив, дает возможность прекратить насилие, снижает градус ненависти. Поняли, что за продолжение вооруженной борьбы каждая семья платит собственной болью.

И мы старались распространить это понимание как можно шире, донести до каждого, кто, так или иначе, был причастен к этому конфликту или вовлечен в него.

Я бы сказал так: в результате наступил момент, когда большинство людей уверились в том, что процесс мирного урегулирования позволит, наконец, прекратить этот конфликт и избежать нового.

Люди ожидали, что мирный процесс прекратит тяжелые утраты для семей, потерявших своих близких. А месть к тому времени уже утратила смысл. Те, кто был движим местью, почувствовали, что своими действиями только множат эти потери. Что мирный процесс труден – но это лучший путь.

Ощущение необходимости примирения было сильным, потому что мы уже знали, что означает конфликт: новые смерти, новые ранения и увечья, новые заключенные в тюрьмах. Это не та жизнь, которой должны жить люди.

Это было всеобщее мнение, которое слышалось отовсюду.

– Но ведь, наверняка, призывы к мирному урегулированию усложнили отношения внутри самой ИРА. Вооруженные группы вряд ли легко согласились бы с тем, что сейчас они должны уступить первенство политическому крылу и утратить влияние. Как Вы убеждали пойти на переговоры радикалов, готовых воевать до конца? Как Вы понимаете, я спрашиваю об этом, потому что нечто подобное сейчас происходит внутри ДНР и ЛНР.

– Да, отношения внутри ИРА были непростыми. Всегда так было. И были внутренние дискуссии по поводу возможности и необходимости примирения.

Тем не менее, многие радикальные активисты постепенно пришли к пониманию того, что есть другие способы политической борьбы. Особенно хочу отметить, что те активисты, которые побывали в тюрьме и были освобождены, примкнули к политическому движению. А это было немалое количество людей.

Отношения между "боевиками" и "политиками" не были хорошими.

Но, думаю, сыграло свою роль то, что политические лидеры были честны перед своими соратниками. Они не меняли своих убеждений, они всегда говорили, что политический конфликт должен быть разрешен такими же методами.

И постепенно убедили всех в своей правоте.

Я сам, как бывший активист ИРА, увидел, что вооруженные акции дают меньший результат, чем мирный демократический процесс. И что чисто политические средства приносят больше пользы нашему движению сопротивления.

– Что же помогло в итоге "Шинн Фейн", как Вы говорите, убедить всех в своей правоте?

– Честность. Честность и открытость.

Они всегда осуждали вооруженные методы борьбы, и никогда не меняли своего мнения.

Они не скрывали ни самого факта своего участия в переговорах, ни достигнутого прогресса в мирном процессе. Они, напротив, сами приглашали к обсуждению всех деталей процесса, информировали о ходе переговоров, интересовались мнением всех, кто считал нужным его высказать.

Это позволило им избежать подозрений в предательстве.

– А такие подозрения были?

– Были. Понимаете, в любых переговорах всегда есть часть, которая до определенного момента должна оставаться непубличной. Потому что без соблюдения конфиденциальности достигнутые договоренности не смогут быть эффективно воплощены в жизнь.

А любые встречи за закрытыми дверями неизбежно вызывали подозрения у остальных активистов, что их предают, что их лидеры прямо сейчас торгуют их интересами.

Но потом, когда эти договоренности были обнародованы, – все убедились в том, что политические руководители никого не предавали; просто некоторые обсуждаемые вопросы были недостаточно подготовлены для того, чтобы стать частью открытого процесса мирного урегулирования.

– Что было самым сложным в переговорах?

– Когда политическому крылу ИРА удалось убедить большинство активистов в необходимости примирения и склонить к началу переговорного процесса – оказалось, что к этому процессу не готово британское правительство.

Потому что слишком сильное давление оказывало общественное мнение.

Понадобилось международное вмешательство для того, чтобы все же вынудить правительство сесть за круглый стол и начать процесс, окончившийся в итоге подписанием Белфастского соглашения.

– Что необходимо для запуска аналогичного процесса мирного урегулирования в Украине? Возможно ли это?

– Я не могу сказать, что осведомлен о вашей ситуации. Знаю только то, что пишет пресса. Но, думаю, люди в Украине, вовлеченные в этот конфликт, однажды должны остановиться и сказать себе, что вечно это продолжаться не может. И попробовать найти другие способы решения проблемы.

– Переговоры между британским правительством и ИРА продолжались двадцать шесть лет. А до того момента, когда британский премьер публично извинился за действия военных в Дерри, прошло тридцать восемь лет. Как Вы думаете, сколько времени может занять процесс урегулирования конфликта в Украине?

– Ну, кто же может это сказать? Я сам, выходя из тюрьмы в 1994-м, не предполагал, что соглашение будет достигнуто уже в 1998-м.

В любом случае, следует создавать условия, при которых все стороны конфликта не считают для себя зазорным сесть за стол переговоров.

Это нужно сделать хотя бы для того, чтобы перестали литься слезы.

Евгений Шибалов, специально для УП