Готтентотская собственность
В XIX столетии был популярен неполиткорректный рассказ о миссионере, проповедовавшем среди дикарей-готтентотов. "Знаешь ли ты, что такое зло?" – спросил заезжий проповедник у одного туземца. "Это когда сосед уведет у меня быков", – с готовностью отвечал дикарь. "А что же такое добро?" – "Это когда я уведу быков у соседа".
Постсоветские представления о собственности не слишком далеко ушли от готтентотских.
Разумеется, частная собственность священна и неприкосновенна – если она твоя. Если чужая, это меняет дело. Отнимать чужое имущество зачастую не только можно, но и нужно.
Недавняя история с ТВі – скорее исключение из правил. Это редкий для Украины случай, когда атака на крупный частный актив вызвала негодование в обществе. Нетипичная реакция объясняется просто: публику возмутил не отъем собственности, а предполагаемый переход оппозиционного канала под контроль плохих парней.
В свою очередь рейдеры не очень-то старались создать видимость законной сделки. Они доказывали другое: захват произведен хорошими парнями, чтобы канал не был продан плохому парню. Если захватчик чужой собственности выглядит Робин Гудом, он может рассчитывать на общественную благосклонность.
Обычно же крупные имущественные конфликты воспринимаются как война плохишей, от которой населению ни холодно, ни жарко. По справедливости у них нужно вообще все отобрать и отдать народу! Таков украинский взгляд на имущественные права.
Корень проблемы часто ищут в лихих 90-х, хотя он уходит еще глубже – в советскую эпоху. Верные ленинцы приложили немало усилий, дабы воспитать у народа презрение к частной собственности. Но, воюя с буржуями, помещиками, кулаками и нэпманами, советская власть добились несколько иного эффекта.
Человеческую натуру не изменишь никакими идейными догмами – можно лишь раздуть некоторые естественные черты Homo sapiens. Большевизм успешно эксплуатировал природное чувство зависти, но ничего не смог поделать с природной корыстью. В итоге обществу было привито не презрение к частной собственности, а нигилистическое отношение к крупной собственности. И больше всех от этого нигилизма пострадал крупнейший советский собственник – государство.
Граждане СССР повсеместно восстанавливали социальную справедливость, освобождая государство от лишнего имущества. Даже суровые сталинские меры не остановили стихийный переход госсобственности в частные руки. Затем с неизбежным злом и вовсе смирились.
Советский обыватель знал, что присвоение чужого – это кража, поступок предосудительный и постыдный. Но присвоение государственного – это не кража, а принос с работы.
Разумеется, чиновников и хозяйственников, расхищавших госимущество по-крупному, в СССР ненавидели. Людей злил не ущерб, наносимый государству, а размах, недоступный обычному гражданину. Тот, кто завладевал госсобственностью в размерах, превышающих народные возможности, становился врагом. Так сформировалось убеждение, до сих пор преобладающее в украинском обществе: "правильная" собственность – это как у меня или меньше, "неправильная" – это больше, чем у меня.
Наглый дерибан 1990-х усугубил ситуацию.
Во-первых, беззакония в ходе приватизации дали толчок дальнейшему нескончаемому переделу.
Во-вторых, были закреплены общественные стереотипы, связанные с институтом собственности. Прежний нигилизм получил веское обоснование: никакого уважения к буржуйскому имуществу быть не должно, потому что оно украдено у народа.
Правда, народу присвоенные активы никогда не принадлежали, а госсобственность никогда не была для народа священной коровой. Мнимое моральное превосходство украинского бедняка над олигархом напоминает браваду мелкого чиновника Карандышева: "А я вот не беру взяток!" – "Да вам никто и не дает". И настоящую ненависть порождает не сомнительное происхождение собственности, а все-таки ее размеры.
Рядовой украинец готов признать имущественные права за теми, чье материальное положение сопоставимо с его собственным и потому не вызывает зависти.
Например, война рейдеров с киевской учительницей Москаленко возмущает всех. Атаки на предпринимателей не слишком огорчают бедноту – так барыгам и надо!
Средний класс, связанный с бизнесом профессиональными, родственными и дружескими узами, думает иначе. Бизнесменов средней руки необходимо защитить от беспредела! Но по мере увеличения отбираемых активов гнев сменяется безразличием, а затем и злорадством.
Украинцы охотно поддержат отъем крупной собственности, если отнимающий не вступит в формальное владение своей добычей, а прикроется государственной ширмой. Зато попытка остановить передел, признав статус-кво и объявив амнистию капиталов, едва ли встретит понимание в обществе.
Что тут скажешь? Избирательный подход к имущественным правам, увы, бесперспективен. Надежные гарантии собственности либо есть для всех, либо их нет вовсе. Там, где уязвима крупная частная собственность, мелкий собственник беззащитен вдвойне.
Если финансовый воротила не может защититься от рейдеров, то скромной учительнице это тем более не удастся. А если "справедливая" власть запросто отнимает землю у помещика или предприятие у фабриканта, она с такой же легкостью раскулачит крестьянина-середняка и обдерет до нитки скромного мещанина.
Сегодня отбирают чужое – завтра могут отобрать твое. Казалось бы, эта простая логика должна способствовать консенсусу относительно прав собственности. Но к нему так и не пришли ни украинские верхи, ни отечественные низы.
Финансовая элита уповает на полезные связи, которые-де помогут и чужое захватить, и свое отстоять. Нежданный натиск Семьи показал, насколько иллюзорна эта вера. А массы заражены еще более наивной верой в хороший и правильный передел, от которого выиграет вся Украина.
К сожалению, "хорошего" передела собственности не бывает – это тот случай, когда пагубен сам процесс, а не его результаты. Не суть важно, кто, что и у кого отнял: важен прецедент отъема. Гарантии собственности нужны не только конкретному собственнику, но и обществу в целом. Сие не вопрос морали или справедливости, а вопрос развития.
Американский исследователь Стивен Ландсбург как-то заметил, что вся суть экономической науки может быть сформулирована в четырех словах: "Люди реагируют на стимулы". И права собственности – важнейший из этих стимулов.
Любая собственность используется эффективно лишь в том случае, если от этого зависит благосостояние фактического собственника. Там, где собственность ничья, нет стимулов что-то делать. Там, где собственность формально принадлежит народу, а реально – госчиновнику, она будет работать на благо чиновника. А там, где собственность никак не защищена, нет смысла вкладывать в развитие.
Такое общество обречено жить одним днем, без перспективы и без будущего. Здесь выгоднее съесть зерно, чем посеять: ешь ты сам, а достанется ли тебе выращенный урожай, неизвестно. Примерно так и функционирует отечественная экономика.
Впрочем, стоит ли переживать и заниматься самобичеванием? Разве украинцы одиноки в своем отношении к чужой собственности?
Недавний скандал на Кипре выявил обнадеживающую тенденцию. Если нынешняя Украина вряд ли станет цивилизованнее, то нынешний Запад вполне может приблизиться к нашим готтентотским стандартам.
