Польский акцепт для Бандеры

Вторую мировую войну устроила Польша. Эта замечательная мысль родилась в России, изначально – как совершенный экспромт.

Во всяком случае, неполных два года назад автор этих строк слышал, как большой знаток истории, российский тележурналист Михаил Леонтьев, доказывал, что ту войну устроили Америка и Чехословакия. Дело было в Киеве (Леонтьеву аккурат разрешили въезд после долгого запрета), и свидетели есть – но как только не меняется история полувековой давности за пару лет, верно?

Еще Польша хотела уничтожить Советский союз. Пока 1 сентября Владимир Путин говорил в Польше об "общей победе над нацизмом", российские телеканалы крутили пресс-конференцию какого-то своего генерала, который так и говорил: мы рассекретили документы, по которым выходит, что Польша хотела уничтожить Советский союз.

Видимо, без секретных документов никто и подумать не мог, что Польша, часть которой Россия оккупировала в конце восемнадцатого века, Польша, которая дважды восставала против России в веке девятнадцатом, Польша, наконец отстоявшая свою независимость от не очень-то и слабой армии Буденного в веке двадцатом – что-то имела против СССР.

Ну, действительно, с чего бы Польше, которую СССР официально стремился уничтожить с первых дней своего существования, что-то иметь против этого самого СССР?

(Как, кстати, и остальным капиталистическим странам, которые при создании СССР тоже вполне официально было обещано рано или поздно уничтожить).

Итак, Польша. Что интересно с Польшей? С Польшей интересно то, что это – единственная страна мира, имеющая одинаково сложную историю отношений как с Россией, так и с Украиной. В этом смысле Украина находится в интересном положении.

Мы не говорим сейчас о бреде, который ретранслируют веб-бригады, финансируемые из российского госбюджета через "Наших", фонды правительства Москвы и прочие неонацистские организации - что, мол, отрицание пакта Молотова-Риббентропа равнозначно возвращению Галичины полякам, а Львов должен называться Лембергом (и быть возвращен, надо понимать, Австро-Венгрии).

Люди, это утверждающие, даже не знают, кто основал Львов – и уж тем более не понимают, что пакта Молотова-Риббентропа в природе не существует с 22 июня 1941 года.

Но есть наши, действительно украинские, нюансы. Состоят они в том, что Польша в середине тридцатых годов объективно была главным врагом украинской государственности.

Не потому, что, скажем, СССР был этой государственности "другом". Большевики все же сделали правильные выводы из поражений Деникина и Ко, пообещав, в частности, украинцам республику с правом на выход из СССР (что не соблюдалось), и своим национальным языком (что таки частично соблюдалось).

Сейчас некоторые русские нацисты называют это необдуманным подарком – но на самом деле без таких "подарков" никакого СССР не было бы вообще: слишком уж силен был порыв народов к национальному самоопределению.

Польша же ничего подобного не предлагала. По старой доброй памяти, она осуществляла только самую жесткую полонизацию и этнический гнет на всех уровнях. Такова историческая правда, не менее правдивая, чем то, что в начале Второй мировой союзником Гитлера был Сталин, а не, скажем, Даладье.

И даже украинский шовинизм, весьма скромный по сравнению с немецким, польским или сталинским, вырос из вполне естественного инстинкта самосохранения украинцев под прессом польской националистической державности.

Да тот же Степан Бандера стал известен в узких, но высоких, кругах, именно после одного из терактов против польской власти.

Так что трагедия польско-украинских отношений середины ХХ века не началась на Волыни в 1943-м году; не там она и закончилась.

Более-менее адекватные временные рамки лежат примерно между "пацификацией" и операцией "Висла". Волынская резня была здесь пусть и самым кровавым, но только эпизодом, который к тому же на окончательные расклады практически не повлияла.

Это не означает, что не было самой резни. Это означает, что в данном случае обе стороны действительно оказались "достойны" друг друга. И, кстати, никто не считал и не посчитает, сколько этнических поляков зарезали своих братьев в рядах УПА, и сколько этнических украинцев уничтожили от имени Армии Крайовой своих соплеменников.

И, между прочим, плевать им было на наличие присутствия тоталитарных империй. ОУН в борьбе с поляками сотрудничала с немецким генштабом, поляки же – после войны – излили свою украинофобию в рамках операций, позволенных советским правительством.

Но именно то, что стороны оказались "достойны" друг друга, и открывает немыслимые ранее возможности. То есть сегодня поляки и украинцы имеют все шансы покаяться друг перед другом – и, стало быть, друг друга простить.

Эту мысль надо повторить. Ведь на высшем политическом уровне считается, что прощение уже произошло. Но на уровне бытовом хорошо известно, что это – дело еще не одного поколения.

И все же украинцы и поляки имеют этот шанс, потому что, как ни цинично это звучит, оказались достойными соперниками друг друга. Никто сегодня не может объективно сказать, чья нация пострадала больше от взаимной вражды и взаимных массовых убийств. А простить друг друга могут только равные.

Ни Украина, ни Польша не могут принять, а значит – простить, Гитлера или Сталина. Ведь, чтобы принять, надо понять. А чтобы понять, надо поставить себя на место оппонента. Применительно к концу тридцатых ни Польшу, ни Украину никак нельзя поставить на место СССР или Германии. А вот на место друг друга – вполне.

Конечно, и на украинско-польской карте той Войны достаточно минных полей. Гонор шляхтичей и вековечная обида угнетенных – не лучшие стартовые точки для примирения.

Но все же – пусть это только мечта – я представляю себе строки в польском учебнике истории, где говорится о том, что ОУН проводила в Польше тридцатых годов теракты с целью борьбы за независимость Украины, и эти методы были осуждены Украинским государством после того, как эта независимость была наконец-то завоевана.

А в учебниках украинских, соответственно, сказано, что Польша проводила курс на насильственную ассимиляцию украинцев, но этот курс был осужден Республикой Польской в двадцать первом веке.

А вот после этого пусть бы приехал Путин. И попытался бы рассказать, что превращение обеих стран в сплошной концлагерь было интересах этих народов.

Тот-то бы его оценили…

Мне кажется, хоть Степан Бандера, хоть Юзеф Пилсудский в нынешней геополитической (бр-р-р-р) ситуации давно стали бы продвигать такую политику. Но это уже иная проблема. И состоит она в том, что некоторые люди выбирают действие, а некоторые – "амбітний акцепт".

 

Александр Михельсон