Ольга Богомолец: "Почему я не говорила правду о болезни президента"

Сегодня уже очевидно, что начало интригам вокруг расследования дела об отравлении Виктора Ющенко положили сам президент и его окружение, огласившие официальную версию случившегося, не имея на руках результатов судебно-медицинской экспертизы.

Здравый рассудок подсказывает, что сам факт возможного диоксинового отравления и должно было стать главной тайной следствия. Но вместо этого был рожден миф, объяснить который брались все, кроме тех, кто его породил - врачи.

И, к сожалению, в этом тоже вина самого Виктора Ющенко, поскольку ни один врач не имеет права разглашать врачебную тайну без согласия пациента.

Между тем, в истории лечения Ющенко в глаза бросается одна делать – все врачи, курировавшие медицинское наблюдение президента, либо занимавшиеся его лечением по своей базовой специальности являются пусть даже очень известными, но, все же, дерматологами. Роль и личности немногих токсикологов до сих пор остаются призрачными.

Три недели назад о своем видении произошедшего согласилась рассказать бывший личный врач главы государства Ольга Богомолец. Именно она готовила Ющенко перед тем, как в январе 2005 года он взошел на трибуну Верховной рады, чтобы принять присягу президента страны.

Также редакция ведет переговоры об интервью с нынешним врачом президента Ростиславом Валихновским, пообещавшим встретиться с корреспондентом "Украинской правды" как только получит разрешение своего пациента.

- Ольга Вадимовна, скажите, почему вы решили говорить о вашем пациенте именно сейчас?

- Просто, чаша терпения переполнилась до такой степени, что молчать уже не могу. А нарушать закон о врачебной тайне не имела права. Сотрудники и пациенты клиники, которые в свое время не раз видели здесь Виктора Андреевича, спрашивают меня: почему я молчу, почему не говорю правду? И это заставило меня спросить разрешения на нарушение врачебной этики у моего бывшего пациента.

Это была моя личная инициатива. Сам Виктор Андреевич никогда не обращался ко мне с просьбой комментировать состояние его здоровья. Теперь разрешение я получила, поэтому сейчас могу рассказать все, что мне известно.

- Вам на Банковой рекомендовали, что говорить или не говорить во время интервью?

- Нет.

- Вы в 2004 году поддерживали Майдан и голосовали за Ющенко на выборах?

- Да. И была на Майдане в 2004-ом – как врач. И оказывала помощь всем, кто в ней нуждался, независимо от политических убеждений. Я всегда была, да и сейчас против разделения Украины по какому-либо признаку. Мы одинаковые.

- Когда вы познакомились с Виктором Андреевичем?

- В декабре 2004 года, где-то во второй половине декабря. Мне позвонил Николай Ефремович Полищук и попросил в назначенное время быть в клинике. Позже он и привел в клинику Виктора Андреевича.

- Они приехали вдвоем или их сопровождал еще кто-то?

- Нет, больше никого кроме охраны не было.

- Виктор Андреевич сам пришел или его на коляске привезли?

- Нет, он пришел самостоятельно и поднялся пешком на третий этаж.

- Что конкретно от вас, как от врача, хотел будущий президент?

- На разных этапах лечения передо мной ставились разные задачи. Непосредственно в декабре меня попросили попытаться остановить кожный процесс, который шел у пациента, и убрать его проявления.

Позже, когда я стала личным врачом президента, я продолжала самостоятельно проводить местное лечение, а также контролировала проведение общего лечения, которое назначалось в женевской клинике. Также я получала письма от людей с предложениями методов лечения, баночки и болтушки – я их анализировала и давала заключение о целесообразности и возможности их применения.

Я получала рекомендации и вела с Женевой постоянную переписку. Сообщала о том, что мною сделано, как протекает заболевание, какие проведены процедуры, чтобы потом коллегиально принимать правильные решения.

- Сам Виктор Ющенко говорил о своей болезни, делал ли какие-то предположения?

- Понимая статус моего пациента и свой, испытывая просто уважение к огромному мужеству Виктора Андреевича, я не задавала никаких вопросов, не касающихся непосредственно моей работы. Во время операций старалась отвлечь пациента, рассказать что-то веселое.

Единственное, что Виктор Андреевич говорил о своей болезни – это время появления высыпания. По его словам, они появились в конце сентября – начале октября. До этого, по его же словам, никаких высыпаний не было.

- Вы помните, как вел себя президент во время лечения?

Зайдя в приемную, Виктор Андревич здоровался с персоналом и пациентами. Всегда был приветлив.

А на операционном столе люди ведут себя по-разному. Бывают люди мужественные, а бывают – нет. Только представьте себе, что у вас поражено все тело и лицо, что это все болит, и, ведь, это не просто прыщики, это кисты и раны…, и это очень больно!

Но Виктор Андреевич никогда не жаловался. Иногда просто засыпал от усталости, а иногда – наоборот: еще и подшучивал надо мной.

К тому же, кроме медицинской была еще и чисто эстетическая проблема. Я лечила много детей и взрослых с пороками развития, когда человек выглядит не так, как выглядят другие. И я знаю, насколько это сложно, смотреть в зеркало и понимать, что ты другой и ничего не можешь с этим поделать. Это то, что одних ломает навсегда, а другие продолжают бороться, жить и работать, понимая разницу между формой и сутью.

- А как же проходили процедуры, например, во время официальных визитов?!

- Точно также, только без операционного стола. В гостинице после окончания всей рабочей программы, когда уже все спят, я разворачивала мини-операционную.

В официальные поездки мы брали с собой по три-четыре рубашки в день потому что повязки не выдерживали, пропитывались кровью, и рубашку после очередной перевязки, нужно было менять, чтобы не пропитался пиджак.

- Вы говорите, что Виктор Ющенко находился на постоянном лечении, в том числе ему вводились болеутоляющие средства. Могла ли его болезнь или терапия повлиять на его работоспособность и способность адекватно принимать решения?

- Я понимаю, куда вы клоните... Виктор Андреевич принимал обезболивающие препараты без седативного эффекта, т.е. не содержащие наркотических веществ и не влияющие на мозговую деятельность. Я не видела в нем признаков неуравновешенности, заторможенности, какой-либо неадекватности в принятии решений. Он всегда был доброжелателен и адекватен, не признавал чтения выступлений "с бумажки", всю информацию анализировал сам, умудряясь это делать даже во время перевязок.

Мало того, меня удивляла его жизненная сила. Передо мной стоял человек, которому было очень больно, у которого под рубашкой по всему телу были раны. Но Виктор Андреевич с улыбкой выходил на трибуну и говорил о прекрасных перспективах нашей страны.

Как-то вечером, во время очередного визита с графиком работы с 6 утра до 12 ночи, я пожаловалась на усталость, Виктор Андреевич сказал: "Олю, що це ви скаржитесь? Ви ще не знаєте, який би був графік, якби я був здоровий"

Поэтому, когда я смотрела на президента, стоящего на трибуне Бундестага, или в Конгрессе США, я думала, если бы сидящие в зале люди знали, как выглядит его тело - все в ранах, повязках и дренажах, - они, наверное бы, слушали стоя, преклоняясь перед его мужеством жить Украиной, забывая о себе

- Скажите, в декабре вы Виктора Андреевича принимали только в клинике или еще куда-то выезжали?

- Да, только здесь… В 2005 году я еще ходила в секретариат…. А в декабре я несколько раз выезжала еще и на дачу. В эти дни Виктор Андреевич из-за своего насыщенного графика просто не мог приехать сам.

- Мне рассказывали, что это была дача Александра Третьякова.

- Возможно, но я этого не знала, и никого, кроме Виктора Андреевича, членов его семьи и обслуживающего персонала там не видела.

- Я знаю, что у вас был какой-то конфликт, когда у Виктора Ющенко после инаугурации на лице появились черные и синие пятна...

- Удивительно… А я ничего не знаю о моем конфликте с Виктором Андреевичем! Было определенное изменение цвета, но оно было связано с особенностями течения заболевания пациента и происходящими в коже процессами. Кроме этого, образование кист приводило к застою крови в коже – они занимали все пространство и сдавливали кровеносные сосуды, что усиливало цианоз, т.е. потемнение.

- Вы смогли на тот момент определить, какие именно процессы проходили в организме пациента?

- Я знала совершенно четко, что у моего пациента не заболевание кожи, а реакция кожного покрова на интоксикацию, причина которой мне была не известна. Поэтому, это не просто заболевание, которое вдруг появилось и его можно лечить, а патологический процесс, т.е. болезнь, которая находилась на определенной стадии развития.

Сделать какую-либо медицинскую процедуру, кардинально улучшающую внешность, к сожалению, было невозможно, поскольку каждый день появлялись новые элементы. Разговоры о том, почему президент не занимается своей внешностью, я лично воспринимала очень болезненно, поскольку каждый день мы отвоевывали у болезни буквально миллиметры кожи лица и тела.

Например, лазерную шлифовку делать было нельзя, потому что постоянно появлялись новые кисты, и никакое внешнее воздействие не могло остановить этот процесс.

Моя задача была в создании фундамента, чтобы в дальнейшем Виктор Андреевич выглядел лучше. И в правильности такого похода вы можете сегодня убедиться.

В декабре я видела эрозии, ранки и корочки. Как мне объяснили, они возникли на месте проведенной перед этим пробной лазерной процедуры.

Позже доктор Сора говорил мне, что в Женеве они сделали Виктору Андреевичу пробную лазерную процедуру на нескольких участках кожи лица. Через две недели на этом месте еще оставались раны. И мне нужно было их вылечить, чтобы можно было хотя бы нанести грим, поскольку, когда есть открытые раны, грим наносить нельзя во избежание инфицирования.

- Сейчас, когда президент купается в проруби, на его теле не видны следы болезни. Тогда они были или поражено было только лицо?

- На момент нашей первой встречи в декабре высыпания были в подмышечных областях, на шее, на лице и на ушных раковинах. Позже они появились на волосистой части головы, на груди, на спине и ногах. С каждым месяцем занимали все больше и больше площади. Пик высыпаний пришелся на март-июнь 2005 года, когда на теле практически не было живого места.

- Сыпь на лице и на теле была идентична?

- Сыпь идентична была по всему телу, но с особенностями протекания, которые зависели от месторасположения. Таких глубоких кист, которые были на спине, на бедрах, не могло быть, например, на волосистой части головы и на лице. Из-за того, что кожа там примыкает очень близко к кости, в этих местах физически не может развиться киста размером с орех.

- Это не могло быть проявлением разных болезней?

- Нет. Клинически начальная фаза везде была одинакова.

- Почему в итоге следы болезни остались только на лице?

- На самом деле эти мелкие рубцовые изменения есть по всему телу. Другое дело, как реагирует кожа, и как идет регенерация, то есть восстановительный процесс. Рубцы постепенно регрессируют. На теле это происходит быстрее.

На лице кожа имеет максимальное количество сальных желез, и там было больше всего кист, ведь процесс, который шел в организме, был связан именно с сальными железами. За все время болезни от высыпаний были свободны только ладони и подошвы. Это те места, где сальных желез нет.

- Вас, как врача знакомили с какой-то историей болезни? Какие документы вы видели?

- В декабре предыдущей истории болезни мне не показывали. Но у меня и не было никогда необходимости в получении этой истории. У меня была своя история болезни.

- Но перед тем, как вы начнете лечение, вы же должны знать, от чего вы лечите пациента?

- Да.

- От чего вы лечили Виктора Ющенко?

- В декабре я лечила Виктора Андреевича от тех проявлений на коже, которые наблюдала. С помощью соответствующих медицинских процедур, которые могли ускорить разрешение того патологического процесса, который наблюдался у пациента. Это было дренирование кист и заживление ран.

- Какой предварительный диагноз вы поставили Виктору Ющенко?

- Реактивное (то есть связанное с воздействием какого-либо экзогенного, внешнего токсина) изменение кожи в виде диффузной акнеподобной сыпи, единичных и сливных кист.

На момент прихода ко мне ни клинических проявлений герпеса, ни других кожных заболеваний у Виктора Андреевича не было. У меня есть фотодокументация, которую, при необходимости, я могу предъявить и доказать, что клинически на момент декабря перечисленных выше дерматологических заболеваний у Виктора Андреевича не было.

- Давайте с другой стороны - вы лично делали пациенту какие-то анализы в вашей клинике?

- В декабре – нет.

- Я не совсем понимаю… Виктор Ющенко не был простым пациентом, и вы не могли не осознавать ответственность, которая на вас лежит. Как можно было приступать к лечению, не делая никаких предварительных анализов?!

- Для начала лечения проводить какие-то клинические анализы не было необходимости. Я объясню вам проще. Вот вы помяли рубашку. Мне непринципиально, где вы ее помяли и чем. Я беру утюг, и ее глажу. Если вы поранились и теряете кровь, что бы вы предпочли: чтобы врач остановил кровотечение или начал выяснять, где, когда и как это произошло?

- Но ведь вы назначали ему какое-то лечение, наверное, пациенту вводились какие-то препараты, он что-то принимал…

- В декабре – нет.

- В чем тогда состояло лечение?

- В декабре - в проведении исключительно малоинвазивных, на уровне кожи и подкожной жировой клетчатки, оперативных процедур. Когда у человека есть новообразование – в данном случае киста, она приносит боль и ее нужно дренировать. Это значит, что кисту вскрывают, закладывают дренаж, накладывают повязку, проходит время, пока полость очистится, и потом ранка заживает.

- Но вы ведь вводили ему какие-то обезболивающие препараты?

- Мы пользовались только локальными анестетиками. Если же говорить о системном лечении, то на момент декабря Виктор Андреевич уже принимал то системное лечение, которое ему было назначено в Женеве. Обезболивающие препараты были составляющей этого курса лечения, поскольку боли были колоссальными. Никто не может жить, постоянно ощущая страшную боль.

- Но даже если вы пользовались локальными средствами, вы должны были знать реакцию его организма на эти препараты. Берясь за лечение, вы должны были понимать все риски? Неужели даже для этого не проводились анализы?

- Для этого не нужно брать дополнительные анализы. Мы делали пробу на чувствительность, чтобы узнать, нет ли у пациента аллергии. Для этого вводится инсулиновой иголочкой крошечная пуговка на предплечье. И все.

- Давайте еще раз. Я правильно понимаю, что в вашей клинике у Виктора Андреевича не брались абсолютно никакие анализы?

- В декабре – нет. Но позже здесь, в клинике, я проводила заборы крови, кожи, содержимого кист и даже волос. Но никакие исследования, кроме банальных анализов мочи и крови, я не проводила. Все пробы в запечатанных контейнерах, которые тут же подписывались и запаковывались мной лично, я отдавала ответственному лицу.

- Кто это был?

- Начальник охраны президента Павел Алешин.

- Вам объясняли, для чего вы делаете заборы?

- Нет. Мне была поставлена задача доктором Сора сделать забор крови Виктора Андреевича в специальные контейнеры. Сложно представить использование этих проб для чего-то иного, кроме дополнительных исследований. Кровь охлаждали в специальных термосах, и ее отвозили в аэропорт, поскольку уровень лабораторий в Украине не позволяет говорить о необходимых пациенту дополнительных исследованиях.

- Где еще Виктор Ющенко проходил лечение в Украине?

- Нигде. Только у меня в клинике лазерной медицины на бульваре Шевченко, 17. На нашей же базе проводил необходимое лечение доктор Сора, когда приезжал в Украину. На тот момент Виктор Андреевич не обслуживался даже в 4-м управлении. Не ходил туда и позже, когда уже был президентом.

- Почему?

- Это было его решение. Виктор Андреевич не ходил туда до тех пор, пока там не произошли определенные кадровые ротации.

- Он не доверял именно тем врачам, которые были там на тот момент?

- Мне сложно оценивать мысли президента. Как-то, была достаточно серьезная ситуация: нарушение ритма сердца. Когда я его диагностировала, то сказала, что нужно лечь в стационар. Виктор Андреевич категорически отказывался. Я все-таки настояла, и мы поехали в 4 управление.

Пришлось привезти туда необходимых консультантов из вне, а также контролировать результаты анализов и кардиограммы по телефону с женевской клиникой. Из Женевы подтвердили, что аритмия является одним из возможных токсических проявлений влияния диоксина на сердце. Приступ удалось быстро купировать, а на следующий день мы уже улетели в зарубежную командировку.

- Операции, которые проводили вы, относятся к числу тех 24-ти, о которых уже говорилось?

- Нет. В Женеве проводились операции под общим наркозом, в некоторых я принимала участие. Те вмешательства, которые я делала сама в Киеве, проходили под местной анестезией, и их было значительно больше: два-три раза в неделю по несколько часов. Это намного больше 24-ти.

- Чем операции в Женеве отличались от того, что делали вы?

- Принципиально – ничем. Отличались объемом вмешательств и видом обезболивания. Дело в том, что кисты на теле пациента были очень глубокие, и под местным обезболиванием их просто невозможно было дренировать. Кроме этого, в Женеве производилось изъятие жировой ткани, поскольку после проведения исследований различных тканей было доказано, что именно в жировой ткани наиболее высокая концентрация диоксина.

- Кто проводил эти операции?

- Группа врачей из Женевы под руководством доктора Сора. На операции одновременно работало 5-6 хирургов, включая и меня, чтобы за минимальное время дренировать максимальное количество кист. Больше из Украины специалистов не было.

- А кто в больнице находился рядом с Виктором Ющенко во время этих поездок?

- Только я. Все время, пока я работала, я круглосуточно находилась в больнице вместе с Виктором Андреевичем для того, чтобы контролировать проводимое лечение и, при необходимости, пояснять Виктору Андреевичу для чего необходимы те или иные процедуры.

- Кто-то проверял, что вы с собой возите в поездках, что ему вводите?

- Да. Мой чемодан был всегда под наблюдением и контролем. Находился или у меня в руках, или у охраны. А перечень медикаментов был доступен для проверки.

- Вы говорите, что в Украине невозможно проводить подобные дополнительные анализы. Что вы имеет в виду: в стране нет подобной техники или лаборатории просто не сертифицированы?

- Насколько мне известно, для проведения токсикологических исследований наивысшей степени сложности лаборатории недостаточно оснащены.

- Скажите, а какое у вас образование?

- В 1989 году я закончила лечебный факультет Киевского медицинского института, в 91 – клиническую ординатуру по дерматологии. В 93 – защитила кандидатскую диссертацию по проблемам аллергодерматозов, в 94 – курс дерматопатологии в институте Бернарда Аккермана в США, в 97 – курс экологической дерматологии в Пенсильванском университете тоже США. В 2003 году я защитила докторскую диссертацию по теме пороков развития кожи. Кроме медицинского, у меня есть еще высшее образование по психологии.

- Со стороны создается впечатление, что Виктора Ющенко за все время его болезни постоянно лечили только дерматологи, люди, которые фактически приводят в порядок его внешний вид. И у вас, и у Ростислава Валихновского, и у Сора первичное образование - дерматология. А кто лечит президента от того, что с ним произошло?

- Вам знакомо понятие "медицинский консилиум"? Есть один ответственный, и этот ответственный собирает всех тех, кто ему нужен для принятия правильного решения. И на этих консилиумах в Женеве был и кардиолог, и токсиколог, и травматолог, и анестезиолог, и все необходимые специалисты.

- Но почему всех их возглавлял дерматолог Сора, а не, скажем, травматолог или токсиколог?

- Тут вопрос не в том, кто врач по специализации. Вопрос в том, насколько специалист может системно мыслить. Доктор Сора – это дерматолог с мировым именем, который собрал лучших международных специалистов.

Если вы журналист-политогог, разве это значит, что вы не сможете профессионально написать на другую тему? Ведь базовая грамотность у вас есть. И главное, чтобы были талант, умение и желание разобраться в ситуации.

- Но опять-таки, вы знали его в качестве дерматолога. Вы же не знали его как токсиколога?

- А токсикологи были другие. Повторяю еще раз – основные проявления болезни Виктора Андреевича были дерматологическими. Основное, что беспокоило пациента – это изменения на коже, и не дерматолог справиться с ними не мог. А, соответственно, то, что пациента беспокоит, тот доктор должен быть ведущим.

Допустим у человека трофическая язва на ноге, но ее причина – сахарный диабет. Один дерматолог будет лечить эту язву, пока не начнется гангрена, а другой скажет: "Голубчик, нужно вылечить сахарный диабет".

Потому что, видя эту трофическую язву, он будет четко понимать, что если пациент не снизит сахар в крови, то язва никогда не заживет. А вот эндокринолог возиться с трофической язвой вообще не будет, так же как и токсиколог со множественными кистами на коже.

- Хорошо, допустим. Но кто был специалистом, лечащим Ющенко конкретно от диоксинового отравления?

- Консилиум. Ведь, опыта лечения такого отравления просто нет. Не было врача, который бы мог прийти и сказать: "Вот у меня были 10 точно таких же пациентов. Я им сделал вот это, и они выздоровели". К тому же, в природе нет противоядия или лекарства от диоксина. Поэтому, лечение искали коллегиально.

- Во время пребывания в Женеве с вами говорили о причинах болезни, или рабочей была единственная официальная версия о диоксине?

- Других версий не было. На консилиумах обсуждались графики изменения концентрации диоксина в крови. После того, как делалась операция и изымалось жировое депо, делали повторный анализ.

Поскольку на основании обследования разных тканей было доказано, что в коже диоксина нет. Изменения в коже есть, а самого вещества там нет, поскольку оно действует опосредованно, реакция происходит по цепи. Самая большая концентрация диоксина была в жировой ткани. И эта жировая ткань просто механически изымалась для снижения содержания диоксина в организме.

Затем врачи собирались и обсуждали динамику анализов. Пять-восемь специалистов. Это были и анестезиолог, и кардиолог, и травматолог, и патолог, потому что вследствие интоксикации были временные изменения в различных органах.

Например, был бурсит – накапливание жидкости в суставных сумках. У Виктора Андреевича были поражены оба локтевых сустава. Доктора настаивали на том, чтобы сделать пункцию, я настаивала на том, чтобы ее не делать. В итоге я отстояла три недели терапевтического лечения, и мне удалось за две недели местными процедурами в Киеве рассосать жидкость.

- А в Женеве вам показывали полную историю болезни Виктора Ющенко?

- Полную историю болезни? Нет. Я ее никогда не видела и она мне была не нужна – у меня была своя история болезни.

- Во время коллегиума врачей версия отравления диоксином была принята окончательно или были сомневающиеся?

- Нет, никто диагноз под сомнение не ставил.

Во второй части читайте мнение Ольги Богомолец о различных версиях отравления Ющенко и увидит ли страна лицо президента таким как оно было до отравления.