Игорь Коломойский: Да, я – фанат Ющенко
Часть третья, последняя.
Читайте также Игорь Коломойский: Если президентом станет Тимошенко, я себя вижу в эмиграции... и Игорь Коломойский: Янукович мне лично предлагал войти в список Партии регионов
О РИНАТЕ АХМЕТОВЕ, КОНСТАНТИНЕ ЖЕВАГО И ГРУППЕ "ЕВРАЗ"
– Почему вы не проведете структуризацию группы "Приват" в единую компанию, как, например, это сделал Ринат Ахметов, который собрал все активы под вывеской СКМ?
– Группа "Приват" никогда не будет структурированной единицей, потому что группа "Приват" – это миф, фантом! Не существует такого юридического лица, нет юридического понятия "группа Приват". Поэтому и нет никакой возможности сделать публичным то, чего на самом деле не существует.
– Но почему бы вам тогда четко не ограничить: вот это "Приват", мои интересы, Игоря Коломойского, а это – уже не "Приват"? Ведь даже если предположить, что ваши партнеры по собственной инициативе нападают на какие–то активы, то все уверены, что это делает группа "Приват" и непосредственно Коломойский. Или вам нравится ваша демонизация?
– Согласен. Это все "Приват", но это неосязаемо (смеется). Как только ты начинаешь оправдываться и говорить: "Это не я", все начинают думать: "Уверен на 100%, это его рук дело".
– То есть, вы кайфуете от того, что вами пугают детей?
– Нет, не кайфую. Я просто понимаю, что оправдываться нечего, если ты к этому не имеешь отношения. Я не имею отношения к конфликту Кипермана (партнер Коломойского) на "Дарнице", не имею отношения к нападкам Корбана (еще один партнер Коломойского) на какие–то "Добсоки" или гастрономы... Но пиариться и кричать: "это не я!" не собираюсь.
– Расскажите о крупной сделке, произошедшей в конце 2007, когда вы продали свои металлургические активы российской группе "Евраз". Вам не кажется, что вы продешевили?
– Может быть, и продешевили, но нам некуда было деваться, потому что Вадим Новинский своим объединением с Ахметовым сломал всю ситуацию на (горно-металлургическом) рынке.
Новинский нарушил существовавшее равновесие, когда ушел с рынка и с переговорного процесса.
То есть, он оставил на поляне только Ахметова и нас. Раньше был Новинский, и мы, влияя на Ингулецкий горно-обогатительный комбинат и владея частью Южного горно-обогатительного комбината, могли маневрировать, строить какую–то политику с Ахметовым. Когда же они объединились, Ахметов через ЮГОК фактически оказался внутри нас!
И мы поняли: или сегодня мы должны что-нибудь сделать, или завтра нас просто не станет. Он (Ахметов) заберет у тебя рынок, будет делать какие–то картельные отношения, заберет твоих потребителей, будет не давать тебе дышать внутри твоего же предприятия…
– Ринат Ахметов вел с вами переговоры о покупке активов, который вы продали "Евразу"?
– Вел. Но, скажем так, Ахметов был не готов заплатить деньгами всю требуемую сумму – мы продали рудные активы за 4 миллиарда долларов, а вхождение к нему в компанию нас не устраивало.
В итоге мы получили от "Евраза" кэшем миллиард, а остальное – акциями, которые сегодня уже выросли в цене в полтора раза.
– Насколько правда, что вы вели переговоры о продаже Константину Жеваго своей половины в Южном горно-обогатительном комбинате?
– Жеваго очень хотел купить, но нам не было смысла обсуждать сделку, потому что он хотел только Южный ГОК, а мы продавали все – и коксохимы, и меткомбинат Петровского.
– Вы дали согласие Вадиму Новинскому на внесение его половины Южного горно-обогатительного комбината в общую компанию с Ахметовым?
– У нас с ним есть устные договоренности друг–другу не мешать, письменные еще не подписаны.
– Какое будущее вы видите у Виталия Гайдука и Сергея Таруты, у которых нет сырьевой базы для металлургии?
– Слияние с кем–то или поглощение – то ли Усмановым, то Ахметовым, то ли Митталом, то ли "Евразом".
Хотя, насколько я знаю из прессы и из прямых источников, Гайдук вообще выходит из бизнеса. Впрочем, там такая публика, что вполне могут разводить…
– Вам не поступало предложений о покупке доли Гайдука в "Индустриальном союзе Донбасса"?
– Я думаю, что я был бы если не на первом, то на втором месте после Ахметова в списке тех, кому запрещено предлагать (смеется). Тарута перестанет спать, если у него компаньоном будет или Ахметов, или Коломойский.
Вообще в металлургической сфере мы не будем заходить ни в какие непрозрачные, непубличные вещи. Может, только уж если они будут совсем дармовыми.
– Какие в ближайшем будущем покупки планируете заграницей?
– Недавно мы участвовали в конкурсе по приобретению завода в Балтиморе, это – успешный актив. Миттал Стил превысил концентрацию и его заставили продать этот завод. Мы предложили 870 миллионов долларов, но его купила "Северсталь" за 810 миллионов. То есть мы не выиграли конкурс, хотя дали больше денег. Просто у "Северстали" была договоренность с профсоюзами. А разницу в 60 миллионов продавцы посчитали невесомой.
– Вы выведите свой ферросплавный бизнес в отдельный холдинг с тем, чтобы произвести публичное размещение акций, IPO?
– Я думаю, что в ближайшее время этого не будет.
– Но вы играете на глобальном рынке, где вряд ли вам позволят оставаться непубличной компанией!
– Публичность – это потеря денег, во всяком случае, на первом этапе. Я не знаю, идет ли Ахметов на IPO, но у меня такое чувство, что нет.
Хотя я знаю, что на IPO идет Пинчук. Надо посмотреть, какие будут условия, сколько Пинчук будет стоить.
– Тем не менее, вы купили акции Полтавского горно-обогатительного комбината, когда их публичное размещение в Лондоне проводил Константин Жеваго?
– Я знал, сколько стоит Полтавский ГОК – я его всегда оценивал в 3,5 миллиарда долларов, а его продавали за 1,7 миллиарда. Поэтому я лично купил 3%.
Вы знаете, сколько я заработал на этих акциях? При размещении они стоили 60 миллионов, а сегодня стоят порядка 140-150 миллионов.
– Многих удивило, что вы купили напрямую эти акции, на свое личное имя, а не через какой-то инвестиционный фонд. Почему вы поступили именно так? Это такая форма издевательства над Жеваго – показать свое имя в числе владельцев его предприятия?
– Конечно! Но, на самом деле, самому Жеваго уже нет смысла что–то демонстрировать, он все равно уже продал эти акции. Я хотел показать, что будет с акциями следующим участникам соревнований – Пинчука, Ахметова… (Смеется.)
Вот в свое время Ахметов и Новинский предлагали мне зайти в их компанию со всеми своими рудными активами. Я им отвечаю: "А как мы будем акционерами? Как оценить наши доли? Я не хочу быть в вашей непубличной компании миноритарным акционером. И вообще, я не понимаю, как вы все это оцениваете?".
А они мне говорят: "Ну, заходи к нам, у нас будет одна большая компания". Я спрашиваю: "Вы же собираетесь на IPO?". Они говорят: "Да!". Я говорю: "Ну так вы внутри у себя разберитесь, все причешите, а я уже буду вас ждать на IPO!" (Смеется.)
Дело в том, я уже говорил, что при выходе на IPO компании зачастую недооцениваются. Я считаю, что те, кто выводил Жеваго на IPO, лишили его половины денег! Его просто недооценили.
– Допустим, но ведь через размещение акций на IPO можно оценить всю стоимость своего актива.
– Но стоит ли идти на такие жертвы? Жеваго, чтобы оценить свой актив, заплатил 400 миллионов долларов! Не много ли?
ПРО КОНСТАНТИНА ГРИГОРИШИНА
– Вы собираетесь участвовать в приватизации "Укртелекома" и Одесского припортового завода?
– В приватизации "Укртелекома" – нет, а припортового – да.
– Сами или с кем–то?
– Будем делать консорциум. С кем – пока не знаем, потому что непонятно как будет проходить приватизация: Одесский припортовый будут продавать с трубой (амиакопроводом и перевалкой) или без. Я считаю, что государству будет проще продавать без трубы. Есть завод стоимостью миллиард долларов, вот пусть его и покупают.
– И вы готовы выложить за Одесский припортовый завод 1 миллиард долларов?
– Мы будем созывать консорциум украинских заводов для похода на этот завод. Пригласим "Ровноазот", Ярославского с черкасского "Азота", откроем двери для Янковского ("Стирол"). Может быть, и для Ровта (северодонецкий "Азот").
– Вы будете участвовать в приватизации облэнерго и тепловой генерации?
– По облэнерго нам надо сначала закончить наши старые дела с Григоришиным.
– Кстати, с начала года у вас должен был стартовать судебный процесс на Кипре с Григоришиным по разделу вашей общей компании, которая владеет акциями облэнерго?
– Он уже закончился. Все стало на места по обоюдному согласию.
– Вы заключили мировое соглашение?!
– Мы остановили этот процесс, решили опять попытаться сотрудничать. Все, судебного процесса нет! По договоренности с Григоришиным мы отозвали свою петицию. Решение было принято в начале марта, но это не мировое соглашение.
Они (сторона Григоришина) высказывали свою позицию, что не согласны с нашим иском, что они против ликвидации компании и раздела имущества. Уже прошло три года, пропала острота, стороны встречались между собой и видят возможности дальнейшего диалога. Поэтому мы сказали, что согласны отозвать свою петицию, при условии, что все расходы делятся пополам.
– До первого кидка?
– (смеется) Нет. Теперь мы с ним в переговорном процессе. Мы сейчас находимся в переписке. Правда, что–то я давно не видел Григоришина! Не могу его найти, хотя мы готовы делать общий бизнес.
– Железным условием Григоришина было совместно выкупить в облэнерго долю Суркиса. А он считает, что вы это сделали тайно, за его спиной.
– Это была линия защиты Григоришина. Вообще конфликт возник из–за чего? Когда мы с ним делали сделку перед выборами президента 2004 года, то собирались купить у Суркисов акции, обсудили цену, я с ними договорился.
Но потом случилась Оранжевая революция, Костя сел в Москве, развалился и, так вот, попивая кофе, говорит: "Наверное, давай теперь не будем покупать акции у Суркисов, а заберем их так". Я говорю: "Костя, ты в своем уме?! Что значит "заберем так"?".
"Ну вот так, - отвечает Григоришин, - зайдем на предприятие, вывернем менеджмент, они дадут показания, Суркисам оно сто лет не надо – и заберем акции". Я говорю: "Этого не будет". И пошло–поехало!
– Как вы могли выйти из судебного процесса с Григоришиным, на который было затрачено столько сил, так ни о чем принципиально не договорившись?
– Этот судебный процесс никому не был нужен. Ну, разделили бы наше имущество, оказалось, что у него 20% облэнерго и у меня 20%. Кто от этого выигрывает? Я выигрываю с той точки зрения, что завтра пойду к Суркисам и объединюсь с их акциями. А Григоришин останется с 20%, ему будет совсем плохо.
А мне будет плохо, потому что Григоришин потом принесет свои 20% акций облэнерго, например, Ахметову. И Ахметов придет к нам на предприятия и начнет качать права. Причем справедливо!
– То есть вы боялись, что Григоришин уйдет к Ахметову?!
– Не, ну если не к Ахметову, Григоришин может обратиться в РАО ЕЭС, у него там прекрасные связи. Или продаст свою долю VS Energy.
О ПОПЫТКАХ АРЕСТА КОЛОМОЙСКОГО
– В свое время прокуратурой было возбуждено уголовное дело по факту покушения на адвоката Сергея Карпенко. Одно время вы проходил по этому делу подозреваемым. Вы остерегались ареста в 2005 году?
– Конечно.
– Вы угрожали адвокату Карпенко?
– Нет, я вообще никому не угрожаю, это бесполезно, а потому и бессмысленно. Перефразирую одну фразу Григоришина, которого спросили, обижается ли он на высказывания в свой адрес в интервью Геннадий Корбана. Григоришин ответил: "Зачем обижаться на молоток, которым ты ударил себя по пальцу, если он инструмент в руках хозяина".
То же самое касается и Карпенко. Зачем бы я стал угрожать молотку, если у него есть хозяин?
Ситуация с Карпенко была подстроена или Пинчуком, или Григоришиным. Меня все время пошугивали делом Карпенко в 2003–2004 годах. Хотя дела против меня как такового не было, оно было "по факту".
– Однако в 2005 году был выдан ордер на ваш арест. Поэтому вы уехали из Украины под предлогом аллергии на амброзию?
– Когда начала цвести амброзия в августе–сентябре 2005 года, острота уже спала, она пришлась на июнь–июль 2005 года. Тогда заместитель генпрокурора Шокин подписывал какие–то бумаги по этому делу. Было постановление о санкции на мой арест, и оно должно было попасть в суд.
– Говорят, что Святослав Пискун был материально простимулирован, чтобы дело в отношении вас было закрыто.
– Я в это время находился в Израиле.
– Но был посредник – Михаил Бродский.
– А что Бродский? Вы себе представляете, чтобы было, если б на меня нашли что–то серьезное?
К тому времени уже состоялся суд над теми, кто напал на Карпенко, один клиент вообще получил большой срок. Осужденные никаких показаний на меня не дали. Оказалось, что во время следствия, под давлением в своих показаниях они даже перепутали мою фамилию. Было написано не "Коломойский", а "Коломоец" или "Коломиец".
Другое дело, что в деле фигурировал человек, который работал в охранной структуре "Безопасность. Охрана. Гарантия."…
– "Б.О.Г." – это ваша компания?
– Да, это наша компания, она охраняет наши заводы, фабрики, фирмы. Но ведь в этой охранной структуре работает тысяча людей! Ее организовывал бывший начальник Днепропетровского областного УВД генерал Козин.
– Фирмой "Б.О.Г." в Днепропетровске пугают даже детей, говорят, там много людей с уголовным прошлым, бритоголовых…
– Ну, сейчас такие времена, что внешне они одинаковые, и не разберешь, где милиция, а где эти ребята (Смеется).. Но если без шуток, то в "Б.О.Г." кого попало не берут.
– Вы используете "Б.О.Г." во всех акциях устрашения, привлекаете их при проведении собраний акционеров.
– Ну, фирма участвует во всех собраниях. Это просто охранная структура, например, наш офис тоже охраняют сотрудники этой фирмы.
КОЛОМОЙСКИЙ О КОЛОМОЙСКОМ
– Во сколько вы сегодня оцениваете свое состояние?
– Его оценить невозможно, потому что какой смысл оценивать виртуальные вещи? Например, наши металлургические активы оценивали по–разному. В итоге, оценили в 3 миллиарда долларов, а получилось, что они стоят 4.
– Какая ваша доля из этих четырех миллиардов, за которые вы продали металлургические активы "Евразу"?
– Процентов 25. У меня там много партнеров, есть внутренние – Мартынов, Боголюбов, а есть внешние – Шульман, например... Других я пока не могу назвать.
– А Юлия Тимошенко, как бывший владелец Южного горно-обогатительного комбината?
– Она пока не входит в число партнеров.
– А что, может войти?
– Мы не знаем.
– Хорошо, если миллиард стоят ваши металлургические активы, то во сколько оцениваются ферросплавные – вместе с недавно купленным австралийским активом?
– Если бы мы могли продлить экономические условия сегодняшнего дня на ближайшую пятилетку, я бы оценил ферросплавный бизнес не меньше чем в 20–30 миллиардов долларов. И моя доля в этом составляет, может, 30%.
– Это еще где–то 6,5-10 миллиардов к тому миллиарду, который у вас есть от проданной металлургии. Во сколько вы оценивается сам Приватбанк и какая там ваша доля?
– Думаю, сегодня он стоит 6–7 миллиардов долларов. Будем считать, что моя доля составляет 44%.
– То есть, еще плюс 3 миллиарда. Сколько составляет ваша доля в "Укрнефти"?
– От 8 до 13%. Сама компания оценивается где-то в 5 миллиардов долларов.
– Ваших еще где–то еще 400 – 650 миллионов. Суммарно выходит ваше состояние 11-15 миллиардов долларов. Что еще из крупных активов можете вспомнить?
– Есть много разных проектов, но сегодня остановимся на перечисленном.
А вообще, вы знаете, наши подсчеты напоминают мне один анекдот. Сын приходит к папе и говорит: "Пап, что такое виртуальность?". Папа подумал и отвечает: "Ну я сейчас тебе попытаюсь объяснить".
Зовет жену и говорит: "Жена, вот расскажи, ты же там пишешь диссертацию какую–то, не все у тебя получается, научный руководитель достает, на кафедре проблемы, ну сколько ты уже времени потратила. А вот если бы профессор тебе сказал, что завтра ты станешь кандидатом наук, ты бы дала ему?". Ну, жена подумала про себя, что диссертация дает прибавки к зарплате, к пенсии, деньги, поэтому она отвечает: "Ну, наверное, дала бы".
Вызывает отец к себе дочь–студентку, и говорит: "Ну, дочка, я знаю, у тебя есть проблемы в институте. Если бы доцент предложил сделку, что ты ему дашь, а он тебе поставит экзамены, у тебя будет повышенная стипендия, то, се…Ты бы дала доценту?".
Дочь говорит: "Ну, в принципе, да, а чего нет!".
Ну здесь отец зовет своего папу, старого партизана, который живет на чердаке. "Скажи, - говорит, - батя, вот если бы тебя старого партизана немцы взяли и попросили выдать весь отряд, а взамен дали тебе денег, притом не рейхсмарками, а золотом, коронками – чем хочешь, ты бы выдал своих? Дед подумал и говорит: "Ну, в принципе, я посмотрел, как это все закончилось – выдал бы".
Отец поворачивается к сыну и говорит: "Понял сынок?". "Нет", - говорит сын. "Ну как же, - объясняет папа, - виртуально мы с тобой богаты, а реально мы с тобой живем с двумя проститутками и старым педерастом". (Коломойский долго и протяжно смеется.)
– То есть, вы предлагаете не оценивать ваше состояние?
– Ну а какой смысл? Сколько бы все это стоило в 1999 году, и сколько стоило во время Оранжевой революции? Я к оценке состояния отношусь виртуально. Сколько бы там не было написано, я две котлеты не съем, съем одну, две бутылки вина не выпью, выпью одну. С возрастом человек меньше потребляет, становится более скромным.
– Очевидно, что после Майдана активы заметно выросли в цене?
– Правильно. Кстати, чья это заслуга? Я считаю, Виктора Ющенко.
– Вы – фанат Ющенко?
– Да, я – фанат Ющенко. Потому что он очень бережно и нежно относится к экономике, не касается ее руками. Он относится к ней как к саморегулирующемуся организму.
– А чего же вы не поддерживали его в 2004 году?
– Поддерживал, но морально, иначе я не мог. К тому же, ко мне никто не обращался, кроме там одного авантюриста по фамилии Трофименко, который строил торговый центр "Троицкий" у стадиона "Олимпийский". У нас были какие–то разговоры о поддержке Ющенко, но они так ничем и не закончились.
– Вас, кстати, не задевает, что Ахметов по оценкам богаче вас?
– Вообще нет. Мне все равно.
– Кто из нынешних топ–бизнесменов самый перспективный?
– Ну, Ахметов перспективен. Наверное, Жеваго. Может быть, Пинчук, если откроется второе дыхание. А кто у нас еще? Я особо никого не помню из топ–10, и они уже надоели. А кто там на 20-ом, 30-ом месте? Вы помните? Вот там надо искать перспективу развития.
– Какой минимальный предел для вашего бизнеса. Где черта, которая определяет: вот этот бизнес для меня слишком мелкий, а сюда я уже готов входить?
– Все определяется эмоциями, ощущениями, мне должен быть интересен проект. Но я не войду в бизнес стоимостью в 100 тысяч долларов.
– Какая минимальная годовая прибыль может вас заинтересовать?
– В зависимости от вложений, может, от 50, 100 миллионов долларов в год.
– Неужели, например, 1+1 – это бизнес, который приносит 50 миллионов долларов?
– Мы не можем оценить доходы этого бизнеса. В этом случае прибыль не является чем-то, отраженным в бухгалтерии. Телеканал – это еще и инструмент влияния.
– У вас есть амбиции управлять телеканалом как бизнесом?
– А я и не собирался управлять этим активом, этим должны заниматься специалисты и журналисты. Любое вмешательство акционеров в редакционную политику ведет к потере стоимости.
– Тогда объясните, почему, например, сайт УНИАН часто выполняет роль информационного рупора интересов группы "Приват". Получается, что вы декларируете одно, а ваши ресурсы поступают иначе?
– Сайт УНИАН выполняет интересы не группы "Приват", а тех, кто приходит на сайт УНИАН и, допустим, получает там информационную поддержку. Они о чем–то договариваются с теми, кто управляет. Я говорю о том, что нельзя покупать или входить в какой–то медиабизнес, с целью сделать из него инструмент влияния.
– Но создавать с такой целью свой ресурс можно?
– Если ты создал и можешь этим пользоваться, то пользуйся, если есть такая возможность.
– Почему же тогда, как говорят, вы неоднократно высказывали опасения, чтобы "Украинскую правду" не купил Ринат Ахметов?
– (молчит) Ну, скажем так, мне это было бы неприятно. Просто неприятно.
У меня в Женеве дома первая страница – "Украинская правда". Если ваше издание купит Ахметов, мне придется менять стартовую страницу. А иначе получится следующее: просыпаюсь я утром, беру чашечку кофе, подхожу к компьютеру, а там Ринат Леонидович мне желает: "Доброе утро!".
– И вы поменяете стартовую страницу на "Обозреватель"?...
– Нет, "Обозреватель" я не читаю. Там одно и то же: "плохая Тимошенко" и вообще, "все подонки".
– Михаил Бродский вам не предлагал купить "Обозреватель"?
– Предлагал. Оценивал его то в 50 миллионов, то в 100 миллионов. Я сказал Бродскому: "Пожалуйста, сделай IPO, а я посмотрю, сколько это все стоит".
– Если бы вам пришлось прожить жизнь еще раз, занялись бы бизнесом?
– Если бы я родился в том же 1963–м году, то да. Тогда невозможно было идти другим путем.
В самом бизнесе я вообще ни о чем не жалею. Можно даже говорить о жизни в целом. Но мне было бы, наверное, интересно прожить другую жизнь. Ведь чем мы занимаемся? Тиражированием денежных знаков.
– Если бы вы сейчас начинали свой бизнес, вы бы смогли так подняться?
– Дал бы на это 20 процентов вероятности. Я не знаю, чем бы я сегодня занялся как молодой специалист после института.
– Что бы вы сделали в бизнесе иначе, если бы могли начать сначала? Связывались бы с Пинчуком, Тимошенко, Суркисом, Григоришиным?
– Может быть, я бы по–другому выстраивал с кем–то отношения. Например, ты имеешь хорошие отношения с Суркисом, а он поругался с Григоришиным. Григоришин, с которым ты тоже в хороших отношениях, ждет от тебя чего–то, что ты не можешь ему дать. Его ожидания завышены. У Суркиса тоже завышены, но он менее болезненно это воспринимает.
В итоге Григоришин, будучи человеком мстительным, начинает мне строить какие–то козни… Вот так все и крутится.
Но, по большому счету, у меня нет личных конфликтов. Если это бизнес, то личных конфликтов вообще не может быть! А многие вещи просто проходят.
Я не могу сказать, что мне кто–то нанес какие–то непоправимые оскорбления или обиды. Хотя я могу не поздороваться с человеком, с которым у меня нет личного конфликта. Есть люди, которые занимаются тем, что мне просто не нравится.
– Почему вы переехали жить в Швейцарию?
– Я не живу в Швейцарии. У меня в Женеве живет сестра с семьей, там же учится моя дочь. Поэтому я очень часто там бываю.
– Хорошо, почему же ваши родственники не живут в Украине, не учатся в этой прекрасной стране, которую вы так защищаете от монополизации?
– Сестра вышла замуж за израильтянина, поэтому она живет в Женеве с мужем. А дочери надоело жить в Украине с охраной.
Она у меня учится на экономиста, уже поменяла второй вуз. Первый раз, когда она поступила, это была психология, социология. Хотя я ей сразу говорил: "Не надо туда идти, тебе не понравится". В итоге ей там действительно не понравилось, она его бросила и перешла в другой вуз. Сейчас моя дочь работает у моей сестры в галерее и учится.
– Сколько вы даете денег на карманные расходы дочке?
– Пять тысяч франков в месяц на все расходы, кроме аренды жилья.
– Вы будете привлекать своих детей к бизнесу?
– Нет. Я не считаю, что детей или родственников надо привлекать к семейному бизнесу. Я бы не хотел, чтобы они занимались бизнесом.
– А куда денется все ваше состояние? Вы планируете передать что–то по наследству детям?
– Может быть, к тому моменту, когда я пойду на пенсию, это будет в какой–то цивилизованной форме, и этим можно будет каким–то образом управлять. Не заниматься бизнесом, а управлять. Сегодня же бизнес требует личного руководства.
– Зачем вам двойное гражданство – Украины и Израиля? Ведь законодательство Украины это запрещает.
– Нельзя получить украинское гражданство, имея другое. А, имея украинское, можно получить гражданство другой страны.
Я давно получил гражданство Израиля, еще в 1995 году. Тогда все вообще по–другому виделось. С одной стороны, я собирался эмигрировать из СССР в Израиль. Но Америка была уже закрыта, потом я колебался, в итоге не ехал.
А уже когда первый раз я попал в Израиль в 1992 году, то появились какие–то эмоции, проснулись спавшие хромосомы, в общем, голоса предков, особенно в Иерусалиме... Но эта тема отдельного разговора.
– Существует благотворительный фонд Рината Ахметова, фонд Виктора Пинчука. Будет ли создан фонд Игоря Коломойского?
– Искренне вам ответить? Не собираюсь ничего такого делать только потому, что есть все эти перечисленные вами фонды. Я занимаюсь благотворительностью, но считаю, что публично это делать не надо.
– Сколько примерно составляет ваш фонд благотворительности – в месяц или в год?
– Я никогда не считал и по–другому к этому отношусь. Я не могу понять философию Пинчука или Ахметова. Что это?! Пиар? Если ты хочешь потратить 10, 20 или 100 миллионов долларов, так потрать, не надо шуметь и пиариться. Чего орать об этом?
А реакция на эти поступки только одна. Если сделка с "Днепроэнерго" приносит миллиард, ну тогда можно и 100 миллионов потратить на благотворительность (смеется).
Или возьмем Пинчука – сначала стащить НЗФ с "Криворожсталью", а потом фонды или музей открывать?!
А какие ощущения у обычных людей? Думаю, такие же, даже еще более радикальные.
– Личный фонд – это элемент публичности.
– Это не элемент публичности, а инструмент пиара. Мне лично пиар не нужен, поэтому я не считаю нужным заниматься благотворительностью в таком виде.
Я занимаюсь благотворительностью хаотично, нецеленаправленно. Как придется, так и делаю, поддаваясь только сиюминутным эмоциям.
– Вы все можете себе позволить в этой жизни?
– В принципе, да, но мне ничего необычного не нужно.
– Полет в космос можете себе позволить?
– Наверно, могу. Но не полечу. Это просто бессмыслица, соревнование потребления. Вот я бы не хотел, чтобы мои дети занимались бизнесом. Это не интересное занятие. Занятие бизнесом – это, в принципе, вынужденное решение, для того чтобы прокормить себя и свою семью.
– Если вы просто хотели прокормить семью, вы бы могли остановиться лет 5–10 назад. Положили в банк деньги, и все.
– А в бизнесе невозможно остановиться, невозможно выйти. Поверьте, есть вход, но нет выхода. У тебя постоянно какие–то незавершенные проекты. Например, мы занялись ферросплавным бизнесом в 1994 или 1995 году, а он еще до сих пор не завершен. Остановиться сложно, у тебя есть партнеры, компаньоны, кто–то согласен делать так, кто–то – иначе.
– То есть, вы стали жить жизнью других людей?
– Сто процентов! Когда–то я сказал себе, что в 40 лет выйду на пенсию. А мне уже 45, и я еще не вышел.
Хотя я в 40 лет кардинально поменял ведение бизнеса. Я перестал заниматься текущими делами.
Сегодня я не занимаюсь текучкой, а только глобальным планированием. Иногда я концентрируюсь над какими–то важными моментами, в чем–то участвую. Но того, как я занимался этим до 40 лет, уже нет. Сидеть в офисе с утра до вечера, что–то считать, обсуждать, советы директоров, совещания… Надоело.
***
P.S. Руководствуясь принципом объективности, "Украинская правда" гарантирует право высказаться на сайте всем, кого Коломойский упомянул в своем интервью.