Данность выбора – 2
Многие, наверное, согласятся с тем, что в украинской политике границы между реальностью и мифом становятся все более призрачными.
Нет, конечно, мы понимаем, что вымысел является неотъемлемым атрибутом любой публичной политики: к его помощи прибегают каждый раз, когда пытаются создать новый политический образ, сконструировать избирательную кампанию, донести массам нужные политические посылы etc.
Но, как демонстрирует практика, мифологизация уже давно переступила чертог публичной политики и распространилась, между прочим, и на сферу политических институтов. То есть перешла в плоскость, которая не прощает ни "безобидных" вымыслов, ни искаженных интерпретаций.
Часто одним из последствий сознательного или неосознанного тиражирования этих мифов является дискредитация определенных политических институтов. В конечном итоге политики отказывают таким институтам в применении, а общественное мнение – в признании их способности решать возникшие проблемы.
В этом контексте попробуем развенчать некоторые мифы и вымыслы по поводу мажоритарной избирательной системы, устоявшиеся в отечественных политических и экспертных кругах.
Сегодняшняя дискуссия о необходимости пересмотра действующей избирательной системы спровоцировала, между прочим, и поиск моделей, которыми ее можно было бы заменить.
Предлагая разнообразные альтернативы, большинство политиков и экспертов, однако, едины в том, что о мажоритарной системе даже не стоит упоминать.
Мол, она является пройденным этапом, не оправдавшим себя в украинских условиях. Все чаще приходится сталкиваться с ситуацией, когда слово "мажоритарка" употребляется только между словами "возврат" и "невозможен" или "неоправдан".
На наш взгляд, перед тем, как рассуждать о "возврате" к мажоритарной избирательной системе, не плохо было бы сначала разобраться в вопросе, насколько украинское явление, обозначаемое этим термином, соответствовало его подлинному значению. Для этого обратимся к отечественной избирательной истории.
Принято считать, что первые независимые парламентские выборы в Украине, состоявшиеся в марте 1994 года, проводились на основании мажоритарной избирательной системы. Правда, сегодня уже мало кто обращает внимание на детали или, лучше сказать, особенности присущие тогдашней украинской "мажоритарке".
При более близком рассмотрении сразу же обращает на себя внимание достаточно оригинальный подход отечественного законодателя к самому принципу "мажоритарности", нашедший свое отображение в Законе "О выборах народных депутатов Украины" от 18 ноября 1993 года.
Так, пунктом 4 статьи 43 оного Закона утверждалось, что "избранным считался кандидат в депутаты, который получил на выборах больше половины голосов избирателей, которые приняли участие в голосовании, но не меньше, чем 25% от числа избирателей, внесенных в списки избирателей данного округа".
При этом пункт 3 той же статьи Закона предусматривал, что "выборы признаются таковыми, что не состоялись, если в них приняли участие меньше чем 50% от числа избирателей, внесенных в списки избирателей данного округа".
В случае, если ни один из кандидатов не набирал необходимого количества голосов, окружная избирательная комиссия принимала решение о проведении в округе повторного голосования "по двум кандидатам в депутаты, которые получили наибольшее количество голосов".
Исходя из этого, можно сделать преждевременный вывод, что налицо система двухтурового голосования французского образца. Но на поверку все оказалось весьма далеким от Парижа.
Дело в том, что в соответствии с вышеупомянутым Законом, "определение результатов выборов при повторном голосовании проводится в порядке, предусмотренном статьей 43".
А это означает, что во втором туре победившим мог считаться только тот кандидат, который смог получить абсолютное большинство голосов избирателей, взявших участие в голосовании.
Естественно, при условии, если избирательная явка удерживалась на уровне не ниже 50%. В отличие от Украины, во Франции для того, чтобы победить во втором туре, кандидату достаточно набрать относительное большинство голосов.
Казалось бы – мелочь, пустяк, однако результаты применения такого избирательного "ноу-хау" не заставили себя долго ждать. Во-первых, свою работу парламент второго демократического созыва начинал в составе немногим больше 300 депутатов.
Во-вторых, повторные выборы народных депутатов перешли в режим non-stop.
Причины тому были разные: либо во втором туре ни один из кандидатов так и не набирал абсолютного большинства голосов, либо же набирал, но подводила явка – не дотягивала до 50%. В-третьих, до конца своей каденции ВРУ так и не была доукомплектована в соответствии с полным конституционным составом.
Таким образом, эта, с позволения сказать, избирательная модель даже не исполнила свою базовую функцию – обеспечить формирование представительской ассамблеи в ее полном составе. К слову, этот пример уже является хрестоматийным на Западе в том смысле, как не надо конструировать избирательную систему.
Здесь в самый раз задаться двумя вопросами. Во-первых, насколько оправданно сопоставлять европейскую практику мажоритарного принципа выборов с украинской образца 1994 года?
Во-вторых, можно ли на основании отечественного опыта 1994 года утверждать, что для Украины мажоритарная избирательная система – пройденный, не оправдавший себя этап?
На наш взгляд, эти вопросы являются риторическими. Конечно, вряд ли кто-то станет ратовать за возврат к такой "мажоритарке". Ведь очевидно, что она равноудалена как от французской или британской модели в частности, так и от здравого смысла в общем и целом.
Но, как известно, "игра забывается, а счет остается". Этот футбольный принцип сыграл, да и успешно продолжает играть в Украине злую шутку с мажоритарной избирательной системой, выдавая за подлинник сомнительного качества суррогат.
Несколько иначе дело обстоит с парламентскими выборами 1998 и 2002 годов. Не стоит лишь на том основании, что половина конституционного состава ВРУ формировалась при помощи одномандатных округов на основе принципа относительного большинства, утверждать, что, мол, тогда у нас была "мажоритарка".
Во-первых, это была всего лишь мажоритарная составляющая в смешанной избирательной системе.
Во-вторых, при проведении выборов в один и тот же представительский институт посредством двух разных принципов одновременно – мажоритарного и пропорционального – не следует рассчитывать на механический эффект. То есть, это как раз тот случай, когда 1 плюс 1 не равняется 2.
Поведение субъектов избирательного процесса (кандидатов, политических партий, избирателей) в каждом из этих двух случаев не будет отображать их возможного поведения в условиях либо полностью мажоритарной, либо полностью пропорциональной системы выборов.
Не смотря на то, что в процессе определения результатов выборов "мажоритарная" и "пропорциональная" составляющие не пересекались, то есть не влияли на показатели друг друга, как, например, в Германии, избирательная система все же остается смешанной – как по форме, так и по сути.
Косвенно это обнаруживалось уже хотя бы в том, что ориентировочное количество избирателей на одномандатный избирательный округ было определено ЦИК в количестве 171 059 и 170 075 человек в 1998 и 2002 годах соответственно.
В условиях же полностью мажоритарной, а не смешанной избирательной системы эти цифры нужно было бы поделить на два, поскольку тогда в одномандатных округах избирались бы не 225, а 450 народных депутатов.
Таким образом "демографические" рамки округов сузились бы вдвое и составляли, в среднем, 85 000 избирателей на один округ. Подобное сужение рамок предполагает, между прочим, значительное уменьшение издержек и расходов на избирательную кампанию, что, в свою очередь, создает предпосылки для увеличения количества потенциальных соискателей представительского мандата.
А это уже не могло бы не отобразиться не только на моделях поведения субъектов избирательного процесса, но и на самих результатах выборов.
Конечно, история не имеет сослагательного наклонения, но, тем не менее, нельзя не понимать столь очевидные факты.
Кроме того, на протяжении последних десяти лет было проведено, да и проводится, множество научных исследований в "полевых условиях", результаты которых свидетельствуют, что смешанные избирательные системы не являются механической суммой их составляющих.
Так что приравнивать к мажоритарной избирательной системе мажоритарную составляющую смешанной избирательной системы также не является оправданным.
В этом анализе мы пытались удержаться от оценочных суждений, сконцентрировав внимание исключительно на проблеме соответствия между определениями и теми явлениями, которые они обозначают.
На наш взгляд, говорить о том, что в Украине или в 1994, или в 1998 и 2002 годах применялась мажоритарная избирательная система, по крайней мере, легкомысленно и безосновательно. Естественно, это провоцирует целый ряд других, более сложных и менее однозначных вопросов.
Например, почему те, кто в силу политического возраста и опыта должны очень хорошо понимать вышеизложенные вещи, занимают столь непримиримую позицию по отношению к мажоритарной избирательной системе как таковой?
Чем определяется и мотивируется такая их позиция, часто граничащая почти что с целенаправленной дискредитацией мажоритарки?
От того, насколько быстро будут найдены ответы на эти вопросы, будет зависеть скорость развенчания и остальных мифов, которые сложились в Украине по отношении к мажоритарной избирательной системе.
Назар Бойко, для УП