Неподкупный Черновил
Вероятно, будут в этом числе и президент Виктор Ющенко, и новый старый министр МВД Юрий Луценко. Называю этих почтенных господ, прежде всего, потому, что они и раньше прибегали к этому, наращивая электоральные мышцы на светлом имени Черновила.
Последний раз напомню, может, не все помнят, такая возможность выпала в прошлом году. Именно тогда, в августе, президент сделал довольно громкое заявление на публику: "Мы сейчас возвращаемся снова к тому вопросу (гибели – Автор) в виде очередного и нового поручений Генеральной прокуратуре, которые я дал как президент".
Чуть позже, в сентябре, председательствуя на совещании в Днепропетровске, Юрий Луценко заявил: "Как человек, у которого на руках достаточно материалов, я убежден, что народный депутат Чорновил стал жертвой убийства, а не дорожно-транспортного происшествия".
Он также сообщил, что сейчас "располагает по этому делу большим количеством документов, чем должен был располагать как министр, поскольку некоторые сотрудники СБУ и ГПУ боятся этого повторного расследования".
Из-за своей чрезмерной словоохотливости, Луценко нажил славу министра-пиарщика, его многочисленные заявления, большинство из которых не осуществлялось, вызвали, скорее, недоверие общественности.
Таким образом, журналисты говорили между собой: "То, что произнес Луценко – еще не факт. Где гарантия, что его слова снова не станут очередным мыльным пузырем?". И они были правы, так как в дальнейшем общество снова ничего не услышало об исполнителях, подстрекателях и организаторах этого политического преступления.
Хотя еще два месяца до этого, в начале июля, были обнародованы результаты новой экспертизы, проведенной специалистами Института судебной экспертизы в Кракове.
В частности, проверили еще раз все обстоятельства и параметры ДТП, действия каждого из участников. Результаты подтвердили, что в момент столкновенья автомобиля "Тойота" с Камазом, последний находился в статическом положении, то есть, не двигался.
Из большой тучи – мелкий дождь. Бурные политические события захватили страну, зазвучали новые громкие заявления, и стало уже не до Черновола с Генпрокуратурой, руководство которой не разделяло оптимизма Луценко и не спешило выполнять поручения президента.
А потом - подготовка к выборам, сами выборы, в конце концов, новые коалиция и состав Кабмина, пока не появился красивый повод: юбилей Вячеслава Максимовича, а, следовательно – еще одна возможность прорекламировать себя.
Собственно, власть всегда пыталась его скомпрометировать. Сам Черновил, когда как-то спросил его об этом, пренебрежительно махнул рукой: "Сколько раз такое было! Ну, и чего они этим добились? Ведь все же и так знают, насколько бессильна официальная пропаганда. Знают – и не верят!"
Тоталитарная система последовательно и настойчиво втаптывала Черновила в грязь. Еще с самой его юности – и когда составлял знаменитый сборник "Лихо з розуму", в котором представлены портреты арестованных "шестидесятников", и когда подпольно издавал во Львове "Украинский вестник", и когда арестовывали по сфабрикованному обвинению в 1972 и 1980–м, уже в ссылке.
И даже после криминального убийства, во время похорон, - чтобы ограничить круг людей, которые съехались со всей Украины, чтобы проститься с патриархом украинской демократии, власть придумала позорные "пропуска".
По ним и проходили в середину Владимирского Собора мимо милицейского рубежа почтенные "слуги народа", в то время, как сам народ оставался в стороне, по другую сторону ограды. Бывшая партноменклатура, которая быстро и ловко перекрасилась, боялась Чорновола даже мертвого.
Грязь, инсинуации, кагебистская "деза" не прилипали к этой удивительно чистой и светлой душе.
Конечно, кто-то верил "бессильной официальной пропаганде". Довелось услышать собственными ушами, как одна откормленная киевская "мадам", в дубленке и дорогой норковой шапке, останавливая такси, небрежно бросила: "Ну что, привезли уже этого нацика? Хоронили бы у себя, где родился, во Львове, там все бендеры!"
Она так и сказала: "бендеры", как сегодня говорят некоторые, не перегружая себя осознанием разницы между фельетонным героем Ильфа и Петрова и Степаном Бандерой.
"Мадам" выглядела немного потрясенной, когда коллега сообщила ей, что покойник сам родом из Звенигородского района Черкасской области, здесь совсем недалеко. Ей же всю жизнь говорили, что Черновил – это Западная Украина и принудительная украинизация, его цель - отобрать у людей пенсии, как только победит на выборах!
Последняя "деза", запущенная во время первой президентской кампании, сделала свое подлое дело, забрав у Черновола не одну тысячу голосов.
Собственно, как другая "технология" - выдвижение от демократического крыла как можно большего количества кандидатов, чтобы топтались на узенькой электоральной площадке.
В то время, как кандидат от коммуно-социалистического большинства, перехватив лозунги и риторику Народного Руха, с которым он так неудачно полемизировал недавно на телевидении, практически беспрепятственно, при полной поддержке власти, достиг цели.
Украине не суждено было получить своего Гавела или Валенсу, она, как всегда, пошла своим, особым, неповторимым и непроторенным путем, все последствия которого переживаем до сих пор.
Дорога к Чорноволу у каждого своя. У кого-то – это толпа на площади, "Геть – Ганьба! І слава Україні!". У других – постепенное прозрение, осторожные, как через болото, шаги к прозрению и свободомыслию, сквозь терны стереотипов.
Когда-то давно, в начале 90-х, возвращались с Шевченковских дней из Черкасской области. Не доезжая до Борисполя – самодеятельный рынок.
Вячеслава Максимовича сразу же узнали, как это бывало везде и всегда, тетки побросали мясо-сало, обступили: "Что же вы, Вячеслав Максимович, коммунистам в парламенте уступаете?" - "Временное явление! Вы же сам видите: у них за душой ничего нет, нам главное сейчас – все силы собрать в кулак, чтобы вместе действовать!"
Разговаривали, пока совсем темно не стало. Заметив небольшую толпу, останавливались другие авто, присоединялись новые собеседники. Тогда Украина еще жила политикой, верила...
Уехали, когда совсем стемнело. Вячеслав Максимович все не мог успокоиться, вспоминая каждый фрагмент, каждую реплику, сам себе отвечал, опровергал, выдвигал новые аргументы.
Потом спросил, как он это умел – тактично, деликатно: "Не жалеете, что очень поздно уже? Зато, как пообщались! Ничего-ничего! Где бы вы еще такое услышали, это же люди искренние, не подготовленные специально. Надо знать, чем они живут, какие у них заботы. Ведь в Черкассах – сегодня перестарались, столько официоза, казенщины – в Тарасов день – ничего душевного, чтобы от сердца шло. Любое святое дело можно потерять, если формально отнестись, не вкладывая душу...".
И рассказал, как сразу после университета пошли с товарищем в путешествие. Ночевали на сеновале, питались молоком и хлебом, которые выносили добрые люди, записывали стихи, песни, пословицы, учили народный язык. "Мечтаю когда-то повторить те странствия, как они обогащают, будто родниковой водой умываешься!"
В вопросах, сказали бы современные его оппоненты, личного обогащения он был наивным и бессильным. Все деньги, заработанные чтением публичных лекций за границей, или гонорарами за выступления в прессе, отдавал сразу до копейки на потребности руховской газеты.
Жил скромно, хотя как нардеп мог себе позволить. Ни домика в Давосе или где-то в Канаде – так и не приобрел, очень удивлялся, когда ему предлагали что-то подобное. А предлагали же, ведь хотели купить, сунуть в лапу, пусть презентовать хоть что-то, какой-то пустячок, мелочь, чтобы потом можно было использовать в политике, повернуть против него – все напрасно.
Ни на какие лакомые куски он даже смотреть не хотел, пряча улыбку в казацкие свои усы. Так и называли его в народе: неподкупный Черновил!
Десять лет тому назад – подумать только, всего десять, а кажется - полстолетия прошло, отмечали его 60-летие в театре Франко.
Когда уже отшумело-отыграло, и он, уставший, присел на какой-то стул на закрытой сцене, в окружении цветов, кто-то из ближайшего окружения спросил: "А зачем вы предоставили слово представителям редакции той газеты (компартийное издание, известное своими антируховскими публикациями)? Они же столько грязи в свое время вылили?" - "Пришли люди поздравить, разве можно на улицу выставить? Неудобно, может, и в самом деле – прозрели, что-то поняли, изменились...".
