"Региональный" закон о всеукраинском двуязычии
С того времени, как стало понятно, что Партия регионов, в отличие от предыдущих борцов за официальное двуязычие, не собирается отказываться от этой идеи сразу после выборов, её политические оппоненты, эксперты и самые осознанные избиратели ждали, когда идея материализуется в виде законопроекта.
Главные деятели партии уже давно признали, что на данный момент не могут добиться предоставления русскому языку статуса официального, так как у них нет двух третей депутатских голосов, необходимых для внесения изменения в Конституцию.
Позже они объявили о намерении постановить новый закон о языках, который и без официального статуса обеспечил бы право русскоязычных граждан на "свободное использование родного языка".
И вот в конце концов "регионал" Евгений Кушнарев вместе с коммунистом Леонидом Грачем и социалистом Василием Волгой зарегистрировали проект базового закона "О языках Украины".
Представленный текст не является совсем новым. Много концептуальных и текстуальных положений повзаимствовано из проекта Сергея Кияшко, зарегистрированного в парламенте еще в 1998 году и заслушанного в ноябре 2001-го вместе с пятью другими проектами, к голосованию которых тогдашние руководители парламента так и не допустили.
Главных отличий два.
Во-первых, Кушнарев, Грач и Волга предлагают постановить не простой закон, а базовый, который будет иметь высшую юридическую силу относительно других законов и подзаконных актов.
Поэтому после его принятия нужно не только внести изменения в почти три десятка действующих законов, а и с самого начала применить все нормативно-правовые акты "в части, которая не противоречит этому закону".
Во-вторых, проект вводит в правовое поле Украины понятие регионального языка, которое дает возможность все-таки предоставить русскому языку некий статус – точнее, не некий, а тот самый, который провозгласили весной добытые "регионалами" советы Востока и Юга, итак проект демонстрирует верность избранному курсу.
Кроме того, эта терминология позволяет сторонникам расширения употребления русского языка подать его как соблюдение ратифицированных Украиной международных актов, в частности Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств, на которую ссылались и весенние постановления (аргументы большинства экспертов относительно неуместности использования этой хартии ради защиты языка, который не гибнет, а властвует, борцы за "языковое равноправие", как видим, решили проигнорировать).
Впечатления демократичности законопроекта усиливает также довольно последовательная – впрочем, из несколькими важными исключениями – направленность на обеспечение права употреблять всех региональных языков, каких проект, следом, чем закон о ратификации хартии, называет аж тринадцать.
Однако реально этот документ в случае вступления в силу будет защищать главным образом русский язык. То есть речь идет все-таки о двуязычии – и вдобавок не очень демократическом, способном в многих случаях оборачиваться русским одноязычием.
Но прежде чем доказывать тезис об определенной недемократичности проекта, хочу отметить те аспекты, в которых он предлагает более демократичные подходы, чем действующее законодательство или проекты сторонников "повышения роли украинского языка как государственного".
Прежде всего надо сказать о признании права каждого гражданина "определять язык, который он считает родным, и выбирать язык общения, а также признавать себя двуязычным или многоязычным и изменять свои языковые вкусы".
Действующая Конституция и законы трактуют все употребялемые в Украине языки, кроме государственного, как языки национальных меньшинств, таким образом по сути отказываясь признавать языковые идентичности, а значит, права вне этническими.
В административной практике ярчайшей иллюстрацией "привязывания" языка к этничности была директива Минобразования с 1992 года о приведении ряда школ с разными языками обучения в соответствие к "национальному составу населения" регионов.
Так вот, законопроект Кушнарева и др. предлагает положить такому привязыванию конец, то есть, дать возможность гражданам выбирать себе язык общения – не только частного, а и публичного – "независимо от этнического происхождения, национально-культурной самоидентификации, местожительства, религиозных убеждений".
Это демократический подход – но только при соблюдении определенных условий, которые должны не допустить, чтобы свободное языковое самоопределение одних людей лишило такой свободы других.
О нарушение этих условий в ряде статей проекта я скажу дальше, а пока что вспомню еще две его демократических ориентации, текстуальная реализация которых, однако, также ставит под сомнение демократичность будущей политики.
Во-первых, проект устанавливает довольно четкий критерий, какой язык на какой территории может быть объявлен региональным: "если количество лиц соответствующей языковой группы, которые живут на этой территории, составляет 10 процентов и больше численности ее населения".
Отсутствие такого критерия в законе о ратификации хартии лишает его не только эффективности, а и толка, так как нет ни возможности, ни потребности осуществлять одни и те же защитные мероприятия касательно языков, которыми разговаривают, скажем, 30 процентов населения и 0,3 процента. Вместе с тем очевидно, что установленный в действующем законе о языках 50-процентный "порог" численности группы (даже если бы он касался языковой группы, а не этнической) демократическим не является, так как позволяет использовать свой язык только большинству, но не меньшинству.
Предлагаемый 10-процентный минимум можно было бы считать вполне демократическим, если бы его внедрение не нивелировало другие нормы проекта.
Некоторые языки могут быть признаны региональными даже при меньшей численности носителей, если так захочет местный совет.
Да и для языков, каким численность разрешает получить этот статус автоматически, решение о принятии мер относительно их использования и защиты также принимает совет – то есть, может и не принять, лишив таким образом статус практического содержания.
Можно себе представить, например, что у большинства депутатов Верховной Рады АРК не будет большого желания оказывать содействие употреблению и развитию крымско-татарского языка в автономии, ну и что число его носителей составляет, если судя по ответам о родном языке на переписи 2001 года, 11,4 процента крымского населения.
Кстати, авторы законопроекта не указали механизма установления языковой идентичности граждан – ни переписного, ни какого-либо другого.
Свободный выбор – это хорошо, но ведь граждане должны иметь возможность о нем сообщить.
Да и вообще, потребность специальных решений советов относительно обеспечения прав регионального языка делает вероятной ситуацию, когда такие права будут иметь только языки местного большинства, что демократическим, повторю, назвать тяжело.
Во-вторых, проект указывает на обязанность "должностных и служебных лиц, работающих в органах государственной власти и в органах местного самоуправления", не только владеть государственным и, в тех местах, где он введен, региональным языком, а и на обязанность тех из них, которые работают с посетителями, употреблять в устном и письменном общении с ними тот язык, на котором к ним обращаются.
Право посетителя выбирать язык общения с властью и обязанность чиновника уважать этот выбор явялется базовым элементом демократической языковой политики в многоязычной стране.
К сожалению, его функциональность в данном законопроекте подрывает перенесенная из действующего закона норма о том, что незнание таких языков претендентами на должности "не является основанием для отказа в принятии на работу", а после принятия лицо "в определенный срок должно овладеть соответствующими языками работы".
Эта норма не только абсурдна (так как почему бы тогда не обязать принимать на работу переводчиков, которые еще только должны будут овладеть языком, из которого надо переводить?), а и недемократическая, поскольку направлена на защиту прав одних граждан за счет других.
Ведь пока принятый на работу человек будет изучать язык, как обеспечить право посетителей получать ответ на этом языке?
Авторы могли бы уточнить, что руководство органа должно обеспечить наличие на каждом месте по крайней мере одного человека, владеющего каждым из обязательных там языков.
Тем не менее, они этого не сделали – и не факт, что через недосмотр.
Нетрудно понять, что указанные несовершенства законопроекта в случае его принятия будут работать в пользу прежде всего русского языка – ради чего, может, они в тексте и заложены.
Уже сам статус региональных и постановление о мероприятиях в их защиту среди других языков наверное получат только венгерский и румынский в тех районах Закарпатья и Буковины, где носители этих языков составляют большинство.
Вместе с тем русский может получить право на официальное использование в доброй половине областей страны и еще в ряде больших городов.
Можно только поздравить старания авторов проекта сделать возможной защиту прав русскоязычных граждан – но демократическими эти усилия были бы только в том случае, если бы не лишали аналогичных возможностей других.
Так как если им не удастся добиться для своих языков статуса региональных, то эти языки не будут иметь ни единого статуса, а сами граждане – языковых прав.
Ведь представленный законопроект очерчивает только права и обязанности употребления государственного и региональных языков, а все другие, которые когда-то имели статус языков национальных меньшинств, просто не вспоминает, то есть, неявно лишает каких-либо прав.
А превосходство этого базового закона над всеми другими будет означать, что пердоставленные в них языковые права будут недействующими.
Впрочем, авторы проекта не ограничиваются неявным использованием численного преимущества русскоязычных граждан и предлагают явным образом предоставить им преимущества даже в тех местностях, где численность не дает им возможности претендовать на большее право, чем у других меньшинств.
В ряде статей речь идет не о региональных языках в общем, а конкретно о русском языке, которому там предоставлены такие же права, как и государственному.
Важнейшая из них - статья об обязательности изучения обеих языков во всех школах страны.
То есть изучение русского языка может быть обязательным не только в Харькове и Киеве, где большинство жителей так ли иначе употребляет этот язык дома и/или на работе, но и, например, в Закарпатье и Буковине, где русский на последней переписи назвали родным в несколько раз меньше граждан, чем в первой из этих областей венгерский, а во второй – румынский/молдавский.
Так зачем заставлять тамошних украинцев, венгров, румын и молдаван учить именно русский, ведь кроме государственного языка, многие из них должны будут знать и использовать региональный?
Можно предположить, что авторы проекта заботятся об удобствах не так самых носителей венгерского или украинского языков, как тех русскоязычных лиц, от которых те носители в ином случае могли бы, ссылаясь на незнание русского, требовать употребления своих языков.
А так им всегда смогут сказать: какие проблемы, вы же понимаете русский?
Наконец, некоторые статьи проекта четко демонстрируют старания авторов поставить русский язык в привилегированное положение не только относительно других региональных языков или языков меньшинства, а и относительно украинского.
Например, в судопроизводстве будет разрешено "при ходатайстве стороны процесса" проводить его на региональном языке.
Понятно, что без предостережения о праве другой стороны настаивать на государственном языке подавляющее большинство процессов судьи тех областей, где русский будет иметь региональный статус, будут проводить именно на нем.
Относительно телевидения минимальную частицу речи украинской предусмотрено установить только для общегосударственных каналов, но не для местных.
Вместе с предоставленной свободой прямого принятия и ретрансляции телепрограмм из "соседних стран", это создаст условия для того, чтобы в информационном пространстве Украины, а в особенности юго-восточных областях, преобладал русский язык, и чтобы носители речи и ретрансляторы определяли языковой режим учитывая стоимость продуктов, а не на языковые преференции граждан.
А в кинематографе проект позволяет изготовлять копии иностранных фильмов "с дублированием, озвучением или субтитрированием на государственном языке или на региональных языках по заказу дистрибьютеров и прокатчиков". Много лет все мы видели, что те дистрибьютеры заказывали и какую свободу выбора предоставляли.
Если проект будет одобрен, они смогут делать так и в дальнейшем, не боясь никаких постановлений об обязательных копиях для тех, кто предпочитает смотреть кино на украинском языке, но русский тоже понимают...
Неоднократные заявления Виктора Ющенко в поддержку украинского языка и возражение любых проблем с русским дают основания предполагать, что законопроект Кушнарева и др. в случае его принятия парламентским большинством этот президент не подпишет.
Шансов на преодоление его вето будет не больше, чем ныне было в бюджете.
Сторонам все равно придется искать компромисс, которому, по моему уже не раз высказанному мнению, оказывал бы содействие отказ защитников русского языка от ориентации на общеукраинское двуязычие и готовность защитников украинского языка узаконить двуязычие в тех регионах, где шансов на украиноязычную монополию все равно нет. Впрочем, важнее компромисса может оказаться демонстрация твердости позиций.
В таком случае мы не будем иметь нового закона о языках по крайней мере до президентских выборов – а после них, в случае победы кого-то из нынешних коалициантов, можем получить более радикальный и недемократический, чем рассмотренный законопроект.
Автор: Владимир Кулик – политолог, сотрудник Института политических и этнонациональных исследований НАНУ
