Моя правда о Николае Мельниченко
Четверг, 5 мая 2005, 14:48
От "УП": "Украинская правда" получила неожиданное письмо. Его автор – Валентин Лабунский, известный материалами о Николае Мельниченко в украиноязычной газете "Свобода", а также включениями для украинской службы радио "Немецкая волна".
Это воспоминания – более похожи на исповедь – разочарованного человека, который был причастен к делу Мельниченко на его американском этапе. Сказанное может показаться героям публикации слишком резким или даже обидным – но Лабунский тоже имеет право на свою позицию, которую мы обнародуем, как и заявления Мельниченко или его нынешних оппонентов из команды Березовского.
Эпопея с Николаем Мельниченко стала частью моей жизни. Через него я хотел искупить грех перед Украиной (эмиграцию и принятие американского гражданства) и войти в старость (мне 54 лет) с чистой совестью и осознанием, что за годы, проведенные на чужбине, я таки сделал хоть одно большое дело, за которое можно простить все мои жизненные ошибки.
Я познакомился с Мельниченко через Юрия Петровича Литвиненко. Он читал мои статьи в иммигрантской прессе и случайно заговорил о них с Григорием Омельченко.
С Гришею же я знаком с 1991 года. Именно тогда мне, 40-летнему обозревателю парламентской газеты "Голос Украины", мой ровесник, делегат последнего съезда КПСС, подполковник милиции Григорий Омельченко принес крамольную, как ему тогда казалось, статью "Партия и власть".
В ней милицейский подполковник призывал партию очиститься от преступного прошлого и войти в ХХІ век с мандатом народного доверия. Уже первые встречи с Григорием Омельченко убедили меня, что имею дело с человеком, которому, прежде всего, стоит сесть за парту с пятиклассниками.
Он не мог аргументировано и грамотно изложить свои мысли (ни устно, ни на бумаге), однако говорил (хотя и ужасным суржиком) искренне и о наболевшем, как тогда думалось. Тогдашний главный редактор "Голоса Украины" Сергей Правденко ту статью (даже переведенную мной на литературный украинский язык) к печати не допустил.
Однако с Григорием Омельченко у нас завязались дружеские отношения. Я уважал его и верил ему, хотя со временем мне все больше казалось, что этот простой деревенский парень, который старался выбиться в люди из забытого Богом и людьми совхоза в Полтавской области через милицейскую карьерную лестницу, оседлал депутатский мандат не для борьбы за народное счастье, а ради высокого жизненного статуса и всего того, что из него вытекало.
А чтобы получить этот мандат, обратился к эпатажу – выдавал себя за бескомпромиссного борца с мафией, готового ради правды и счастья украинского народа отдать даже свою жизнь.
Я годами искренне верил в его честность и бескомпромиссность. Писал статьи, ссылаясь на факты и цифры, которые предоставлял мне сам Гриша, призывал людей точить топор, чтобы в предназначенное им время идти на баррикады и бороться за свободу.
В Нью-Йорке с Гришей мне пришлось встретить случайно. Юрий Литвиненко дал ему мой рабочий телефон и Гриша воспользовался им, чтобы уладить свои гостиничные проблемы. Мы встретились в отеле "Пенсильвания", в Манхеттене. Гриша вспомнил "Голос Украины", мы обнялись, сели в баре и выпили пива.
Он нескладно рассказывал мне о кучмизме и ситуации в Украине. Я внимательно слушал и заставлял себя верить, что передо мною настоящий борец за счастье моего народа.
А потом зазвучали телефонные звонки Юрия Литвиненко – человека с подозрительным прошлым, который во времена "советов" терся возле торговой кормушки, а после падения Союза откусил для себя приличный кусок под названием "заводик по производству минеральных удобрений" и пахал на ненавистный Запад.
В Нью-Йорке я никогда не заподозрил бы в нем "мафиози". Открытый, искренний мужчина. Говорил правильно на украинском языке, без надрыва и "аканья". Мне было жаль, что такие люди строят штат Коннектикут, а не Украину.
Но после того как Юрий Петрович поселился в американской тюрьме и через Мельниченко и жену попросил меня написать в эмигрантской прессе серию статей о его честности и "страданиях" за "правду", я изменил свое отношение к этому мужчине.
Ему пахать бы землю где-то на Киевщине, а он захотел быть влиятельным американским джентльменом с более чем средним достатком, который ко всему сильно влияет на политическую жизнь покинутой Украины. Без каких-либо качеств, способностей и образования для этого. Языка не знал, специальности не имел, страны не понимал.
Но Бог с ним, с Юрием Петровичем. Таких как он, в Америке легион. Перейдем к Николаю Мельниченко.
Мое первое знакомство с ним состоялось в Бруклине. Литвиненко профинансировал приезд в США бывшего генерального прокурора Украины Виктора Шишкина и бывшего народного депутата Украины Александра Ельяшкевича с женой и дочерью (позже, после разведки, он приедет уже без семьи и подаст документы на политическое убежище).
По-журналистски мне ужасно хотелось увидеть главное действующее лицо вселенского "кассетного скандала". И когда Литвиненко пригласил меня поехать вместе с Мельниченко, Шишкиным и Ельяшкевичем в Вашингтон, чтобы принять участие в пресс-конференции в Национальном пресс-клубе, моей радости не было границ.
За прожитые в мире Божьем годы и 30 лет в журналистике я научился с первого взгляда, по глазам, определять, с кем имею дело. Первое впечатление от знакомства с Николаем было крайне отрицательным.
Глазки бегают, все время оглядывается, говорить боится, а когда говорит, то все ожидания встречи с отважным борцом за счастье народное сразу развеиваются как утренний туман.
Полное разочарование. Думалось встретиться с украинским Че Геварой, или, по крайней мере, с новейшим Отто Скорцени, а передо мною в микроавтобусе Юрия Петровича Литвиненко сидел обычный украинский жлоб.
В Киеве ранее таких называли "волами". Но, думалось, в украинском политикуме сейчас все "волы" – и Ющенко, и Порошенко, и даже непревзойденная леди Ю. Первое впечатление всегда обманчивое.
Рассказывать всю свою эпопею с Николаем Мельниченко – дело волокитное и слишком отягощающее. Уже теперь я понимаю, что он использовал меня (так же, кстати, как и Григорий Омельченко).
Использовал мои связи, мое жилье, мою специальность. Когда в Нью-Йорк приехала для знакомства с записями главный редактор "Украинской правды" Елена Притула, он попросил меня устроить ее в нашей нью-йоркской квартире, которую мы с семьей нанимали у местной украинки из послевоенной эмиграции.
А потом с оставленным представителем Соцпартии в нашем доме тайным огромным чемоданом везти ее через весь Нью-Йорк в его конспиративную квартиру в городке Грейт-Нек на Лонг-Айленде.
Когда съемочная группа Би-Би-Си прибыла в Нью-Йорк, чтобы отснять сюжет с Николаем Мельниченко в фильме об убийстве Георгия Гонгадзе, он выслал меня связным к ее продюссеру.
Бросив все свои дела и семью, я сутками слонялся по Нью-Йорку, чтобы найти им подходящее место для съемок, уговорить переводчика (нынешнего главного редактора наиболее старой диаспорной газеты "Свобода" Ирену Яросевич), договориться о съемках с владельцами бруклинского кафе "Глечик".
Когда на нью-йоркском горизонте после рекогнисцировки появился еще один "политический беженец" Александр Ельяшкевич, наше скромное жилище в нью-йоркском районе Квинс превратилось в мини-штаб свержения режима Кучмы.
В него время от времени наведывался со знаменитого града Киева Гриша Омельченко, чтобы окончательно и полностью парализовать мою и моей семьи жизнь. Мы днями и ночами печатали заявления от Мельниченко, Ельяшкевича и Мирославы Гонгадзе на имя генерального прокурора Украины, куда-то везли Григория то в Манхеттен, то назад, устраивали ему встречи с украинской общиной.
Ни Григорий Омельченко, ни Николай Мельниченко не осознавали, что превращали мою жизнь в ад. Им на это было просто наплевать. Ни Гриша, ни Николай, ни Александр не понимали, что я трачу на них свое драгоценное время, которое в Америке, в самом деле, является деньгами.
Как не понимали (или делали вид, что не понимали) и того, что мне надо зарабатывать на жизнь, кормить семью, воспитывать маленького сына, заботиться о своих журналистских обязательствах.
Они принимали мою жертвенность как данность. А мне, глупому, верилось тогда, что работаю на Украину.
Мы говорили с Мельниченко часами. У меня дома, на улицах Нью-Йорка, в квартире корреспондентки "Нью-Йорк Таймс" Элисон Смейл. Николаю была очень нужна статья в этой престижной газете и я, переступив через все каноны воспитания и этики, без предупреждения повел его рано утром в квартиру Элисон в Верхнем Манхеттене, умоляя ее хоть что-то напечатать о "кассетном скандале" в "Нью-Йорк Таймс".
Николай не понимал этих моих мучений. Он вообще многое не понимал. Например, того, что непристойно использовать мои связи, чтобы сначала заявиться к человеку со мной, а на следующий день, уже зная адрес, без меня.
Так он совершил с Аскольдом Лозинским. Сначала "изнасиловал" меня, чтобы я свел его с Аскольдом, а потом несколько раз уже без меня заявлялся к нему, разведывая возможности президента Мирового конгресса украинцев.
Так он совершил и с Ильей Левковым, президентом нью-йоркского издательства "Либерти". Сначала уговорил меня познакомить его с ним, а потом, уже без меня, пришел к нему, чтобы выяснить возможности издания книжки "На диване с президентом".
Именно это знакомство стало для Николая роковым. Левков свел его с Фельштинским, который репрезентовал себя ученым-историком, а тот познакомил нашего "разведчика" с самым Березовским.
Именно на деньги Березовского Фельштинский издал вышеупомянутую книжку на русском языке. На русском, так как другой советский иммигрант Фельштинский, который приехал в США "беженцем" по поправке сенатора Лаутенберга как представитель якобы очень преследуемой и гонимой в СССР еврейской нации, не знал.
Николай всячески скрывал от меня факт подготовки выхода книги, поскольку клялся перед тем, что первым составителем его первой книжки обязательно буду я.
А когда книга появилась, на некоторое время прекратил какое-либо общение со мной. Такие "кидки" вообще присущи ему в отношениях с людьми. Использует – и бай-бай. А тогда, когда снова что-то надо, звонит по телефону и делает вид, что ничего не случилось.
Позже Фельштинский и "примкнувший" к нему Гольдфарб по приказу Березовского попробуют использовать пленки Мельниченко в своих целях. Хотя говорить "Мельниченко" не совсем корректно, как любит говорить сам Николай.
Теперь уже нет смысла скрывать, что вся эта грандиозная операция была организована Евгением Марчуком. Николай не раз и не два говорил мне об этом. Как и о том, что задействованный в этой операции он был не один.
К ней был причастен убитый охранник Ивана Плюща, а также еще несколько офицеров Управления государственной охраны, которые разбежались после обнародования фрагментов разговоров в кучмовском кабинете Александром Морозом по разным странам Европы в ожидании смены власти в Украине.
Власть изменилась, а ребята Марчука все еще боятся возвращаться в Украину. Почему? Их очень напугало самоубийство (а может и убийство) Юрия Кравченко. Новая власть пока что не набрала силы. А Кучма со своими миллиардами может заказать кого угодно.
Кому как не его бывшим охранникам это знать. Вот и боятся. Так как знают также, что Евгений Кириллович уже теперь безвластен и защищать никого не будет. Ему бы свою шкуру спасти.
Убежден, что Николай Мельниченко в Украину не вернется. И не только потому, что его репутация, мягко говоря, сейчас слишком подмоченная. За годы, проведенные в Америке, он успел обрасти "мхом". Жена Лиля вот-вот закончит необходимое в США переобучение и станет врачом-гинекологом. В Америке эта специальность обещает большие заработки, зажиточную и беззаботную жизнь. Дочь Леся давно адаптировалась к американской жизни и уже совсем немного говорит на украинском.
Николай же работать, вопреки своему сельскому происхождению, в жизни не привык. Его специальность – кого-то якобы охранять, притворяться, что кому-то вроде бы предано служит, и параллельно всех подряд "писать". "Писание" – это уже рефлекс. Как у собаки академика Павлова.
С кем бы он ни разговаривал, обязательно "пишет". Люди Березовского этого не учли и проиграли. Но выиграл ли сейчас Мельниченко – это большой вопрос. Поскольку в борьбе, которую он ведет, по-моему, вообще не бывает победителей. В ней лишь одни временно кладут на лопатки других. Пройдет немного времени, и ситуация изменится на противоположную.
Читайте также:
Мельниченко: Березовский взял миллиард с Пинчука, занимается рэкетом и хочет контролировать Ющенко
О чем молчит Мельниченко
Люди Березовского привезли в Киев записи Мельниченко
Это воспоминания – более похожи на исповедь – разочарованного человека, который был причастен к делу Мельниченко на его американском этапе. Сказанное может показаться героям публикации слишком резким или даже обидным – но Лабунский тоже имеет право на свою позицию, которую мы обнародуем, как и заявления Мельниченко или его нынешних оппонентов из команды Березовского.
Эпопея с Николаем Мельниченко стала частью моей жизни. Через него я хотел искупить грех перед Украиной (эмиграцию и принятие американского гражданства) и войти в старость (мне 54 лет) с чистой совестью и осознанием, что за годы, проведенные на чужбине, я таки сделал хоть одно большое дело, за которое можно простить все мои жизненные ошибки.
Я познакомился с Мельниченко через Юрия Петровича Литвиненко. Он читал мои статьи в иммигрантской прессе и случайно заговорил о них с Григорием Омельченко.
С Гришею же я знаком с 1991 года. Именно тогда мне, 40-летнему обозревателю парламентской газеты "Голос Украины", мой ровесник, делегат последнего съезда КПСС, подполковник милиции Григорий Омельченко принес крамольную, как ему тогда казалось, статью "Партия и власть".
В ней милицейский подполковник призывал партию очиститься от преступного прошлого и войти в ХХІ век с мандатом народного доверия. Уже первые встречи с Григорием Омельченко убедили меня, что имею дело с человеком, которому, прежде всего, стоит сесть за парту с пятиклассниками.
Он не мог аргументировано и грамотно изложить свои мысли (ни устно, ни на бумаге), однако говорил (хотя и ужасным суржиком) искренне и о наболевшем, как тогда думалось. Тогдашний главный редактор "Голоса Украины" Сергей Правденко ту статью (даже переведенную мной на литературный украинский язык) к печати не допустил.
Однако с Григорием Омельченко у нас завязались дружеские отношения. Я уважал его и верил ему, хотя со временем мне все больше казалось, что этот простой деревенский парень, который старался выбиться в люди из забытого Богом и людьми совхоза в Полтавской области через милицейскую карьерную лестницу, оседлал депутатский мандат не для борьбы за народное счастье, а ради высокого жизненного статуса и всего того, что из него вытекало.
А чтобы получить этот мандат, обратился к эпатажу – выдавал себя за бескомпромиссного борца с мафией, готового ради правды и счастья украинского народа отдать даже свою жизнь.
Я годами искренне верил в его честность и бескомпромиссность. Писал статьи, ссылаясь на факты и цифры, которые предоставлял мне сам Гриша, призывал людей точить топор, чтобы в предназначенное им время идти на баррикады и бороться за свободу.
В Нью-Йорке с Гришей мне пришлось встретить случайно. Юрий Литвиненко дал ему мой рабочий телефон и Гриша воспользовался им, чтобы уладить свои гостиничные проблемы. Мы встретились в отеле "Пенсильвания", в Манхеттене. Гриша вспомнил "Голос Украины", мы обнялись, сели в баре и выпили пива.
Он нескладно рассказывал мне о кучмизме и ситуации в Украине. Я внимательно слушал и заставлял себя верить, что передо мною настоящий борец за счастье моего народа.
А потом зазвучали телефонные звонки Юрия Литвиненко – человека с подозрительным прошлым, который во времена "советов" терся возле торговой кормушки, а после падения Союза откусил для себя приличный кусок под названием "заводик по производству минеральных удобрений" и пахал на ненавистный Запад.
В Нью-Йорке я никогда не заподозрил бы в нем "мафиози". Открытый, искренний мужчина. Говорил правильно на украинском языке, без надрыва и "аканья". Мне было жаль, что такие люди строят штат Коннектикут, а не Украину.
Но после того как Юрий Петрович поселился в американской тюрьме и через Мельниченко и жену попросил меня написать в эмигрантской прессе серию статей о его честности и "страданиях" за "правду", я изменил свое отношение к этому мужчине.
Ему пахать бы землю где-то на Киевщине, а он захотел быть влиятельным американским джентльменом с более чем средним достатком, который ко всему сильно влияет на политическую жизнь покинутой Украины. Без каких-либо качеств, способностей и образования для этого. Языка не знал, специальности не имел, страны не понимал.
Но Бог с ним, с Юрием Петровичем. Таких как он, в Америке легион. Перейдем к Николаю Мельниченко.
Мое первое знакомство с ним состоялось в Бруклине. Литвиненко профинансировал приезд в США бывшего генерального прокурора Украины Виктора Шишкина и бывшего народного депутата Украины Александра Ельяшкевича с женой и дочерью (позже, после разведки, он приедет уже без семьи и подаст документы на политическое убежище).
По-журналистски мне ужасно хотелось увидеть главное действующее лицо вселенского "кассетного скандала". И когда Литвиненко пригласил меня поехать вместе с Мельниченко, Шишкиным и Ельяшкевичем в Вашингтон, чтобы принять участие в пресс-конференции в Национальном пресс-клубе, моей радости не было границ.
За прожитые в мире Божьем годы и 30 лет в журналистике я научился с первого взгляда, по глазам, определять, с кем имею дело. Первое впечатление от знакомства с Николаем было крайне отрицательным.
Глазки бегают, все время оглядывается, говорить боится, а когда говорит, то все ожидания встречи с отважным борцом за счастье народное сразу развеиваются как утренний туман.
Полное разочарование. Думалось встретиться с украинским Че Геварой, или, по крайней мере, с новейшим Отто Скорцени, а передо мною в микроавтобусе Юрия Петровича Литвиненко сидел обычный украинский жлоб.
В Киеве ранее таких называли "волами". Но, думалось, в украинском политикуме сейчас все "волы" – и Ющенко, и Порошенко, и даже непревзойденная леди Ю. Первое впечатление всегда обманчивое.
Рассказывать всю свою эпопею с Николаем Мельниченко – дело волокитное и слишком отягощающее. Уже теперь я понимаю, что он использовал меня (так же, кстати, как и Григорий Омельченко).
Использовал мои связи, мое жилье, мою специальность. Когда в Нью-Йорк приехала для знакомства с записями главный редактор "Украинской правды" Елена Притула, он попросил меня устроить ее в нашей нью-йоркской квартире, которую мы с семьей нанимали у местной украинки из послевоенной эмиграции.
А потом с оставленным представителем Соцпартии в нашем доме тайным огромным чемоданом везти ее через весь Нью-Йорк в его конспиративную квартиру в городке Грейт-Нек на Лонг-Айленде.
Когда съемочная группа Би-Би-Си прибыла в Нью-Йорк, чтобы отснять сюжет с Николаем Мельниченко в фильме об убийстве Георгия Гонгадзе, он выслал меня связным к ее продюссеру.
Бросив все свои дела и семью, я сутками слонялся по Нью-Йорку, чтобы найти им подходящее место для съемок, уговорить переводчика (нынешнего главного редактора наиболее старой диаспорной газеты "Свобода" Ирену Яросевич), договориться о съемках с владельцами бруклинского кафе "Глечик".
Когда на нью-йоркском горизонте после рекогнисцировки появился еще один "политический беженец" Александр Ельяшкевич, наше скромное жилище в нью-йоркском районе Квинс превратилось в мини-штаб свержения режима Кучмы.
В него время от времени наведывался со знаменитого града Киева Гриша Омельченко, чтобы окончательно и полностью парализовать мою и моей семьи жизнь. Мы днями и ночами печатали заявления от Мельниченко, Ельяшкевича и Мирославы Гонгадзе на имя генерального прокурора Украины, куда-то везли Григория то в Манхеттен, то назад, устраивали ему встречи с украинской общиной.
Ни Григорий Омельченко, ни Николай Мельниченко не осознавали, что превращали мою жизнь в ад. Им на это было просто наплевать. Ни Гриша, ни Николай, ни Александр не понимали, что я трачу на них свое драгоценное время, которое в Америке, в самом деле, является деньгами.
Как не понимали (или делали вид, что не понимали) и того, что мне надо зарабатывать на жизнь, кормить семью, воспитывать маленького сына, заботиться о своих журналистских обязательствах.
Они принимали мою жертвенность как данность. А мне, глупому, верилось тогда, что работаю на Украину.
Мы говорили с Мельниченко часами. У меня дома, на улицах Нью-Йорка, в квартире корреспондентки "Нью-Йорк Таймс" Элисон Смейл. Николаю была очень нужна статья в этой престижной газете и я, переступив через все каноны воспитания и этики, без предупреждения повел его рано утром в квартиру Элисон в Верхнем Манхеттене, умоляя ее хоть что-то напечатать о "кассетном скандале" в "Нью-Йорк Таймс".
Николай не понимал этих моих мучений. Он вообще многое не понимал. Например, того, что непристойно использовать мои связи, чтобы сначала заявиться к человеку со мной, а на следующий день, уже зная адрес, без меня.
Так он совершил с Аскольдом Лозинским. Сначала "изнасиловал" меня, чтобы я свел его с Аскольдом, а потом несколько раз уже без меня заявлялся к нему, разведывая возможности президента Мирового конгресса украинцев.
Так он совершил и с Ильей Левковым, президентом нью-йоркского издательства "Либерти". Сначала уговорил меня познакомить его с ним, а потом, уже без меня, пришел к нему, чтобы выяснить возможности издания книжки "На диване с президентом".
Именно это знакомство стало для Николая роковым. Левков свел его с Фельштинским, который репрезентовал себя ученым-историком, а тот познакомил нашего "разведчика" с самым Березовским.
Именно на деньги Березовского Фельштинский издал вышеупомянутую книжку на русском языке. На русском, так как другой советский иммигрант Фельштинский, который приехал в США "беженцем" по поправке сенатора Лаутенберга как представитель якобы очень преследуемой и гонимой в СССР еврейской нации, не знал.
Николай всячески скрывал от меня факт подготовки выхода книги, поскольку клялся перед тем, что первым составителем его первой книжки обязательно буду я.
А когда книга появилась, на некоторое время прекратил какое-либо общение со мной. Такие "кидки" вообще присущи ему в отношениях с людьми. Использует – и бай-бай. А тогда, когда снова что-то надо, звонит по телефону и делает вид, что ничего не случилось.
Позже Фельштинский и "примкнувший" к нему Гольдфарб по приказу Березовского попробуют использовать пленки Мельниченко в своих целях. Хотя говорить "Мельниченко" не совсем корректно, как любит говорить сам Николай.
Теперь уже нет смысла скрывать, что вся эта грандиозная операция была организована Евгением Марчуком. Николай не раз и не два говорил мне об этом. Как и о том, что задействованный в этой операции он был не один.
К ней был причастен убитый охранник Ивана Плюща, а также еще несколько офицеров Управления государственной охраны, которые разбежались после обнародования фрагментов разговоров в кучмовском кабинете Александром Морозом по разным странам Европы в ожидании смены власти в Украине.
Власть изменилась, а ребята Марчука все еще боятся возвращаться в Украину. Почему? Их очень напугало самоубийство (а может и убийство) Юрия Кравченко. Новая власть пока что не набрала силы. А Кучма со своими миллиардами может заказать кого угодно.
Кому как не его бывшим охранникам это знать. Вот и боятся. Так как знают также, что Евгений Кириллович уже теперь безвластен и защищать никого не будет. Ему бы свою шкуру спасти.
Убежден, что Николай Мельниченко в Украину не вернется. И не только потому, что его репутация, мягко говоря, сейчас слишком подмоченная. За годы, проведенные в Америке, он успел обрасти "мхом". Жена Лиля вот-вот закончит необходимое в США переобучение и станет врачом-гинекологом. В Америке эта специальность обещает большие заработки, зажиточную и беззаботную жизнь. Дочь Леся давно адаптировалась к американской жизни и уже совсем немного говорит на украинском.
Николай же работать, вопреки своему сельскому происхождению, в жизни не привык. Его специальность – кого-то якобы охранять, притворяться, что кому-то вроде бы предано служит, и параллельно всех подряд "писать". "Писание" – это уже рефлекс. Как у собаки академика Павлова.
С кем бы он ни разговаривал, обязательно "пишет". Люди Березовского этого не учли и проиграли. Но выиграл ли сейчас Мельниченко – это большой вопрос. Поскольку в борьбе, которую он ведет, по-моему, вообще не бывает победителей. В ней лишь одни временно кладут на лопатки других. Пройдет немного времени, и ситуация изменится на противоположную.
Читайте также:
Мельниченко: Березовский взял миллиард с Пинчука, занимается рэкетом и хочет контролировать Ющенко
О чем молчит Мельниченко
Люди Березовского привезли в Киев записи Мельниченко
