Все висит на волоске
Среда, 25 мая 2005, 13:25
Расшатывание и разрушение старой системы
Революция и послереволюционный период имеют иную логику действия власти, чем обычно. Одновременное изменение людей и обстоятельств, как говорят классики марксизма, может быть принято как революционная практика.
Для того, чтобы произошли изменения, необходимо изменять обстоятельства и одновременно предъявлять новые требования к новым людям в новых обстоятельствах, то есть расшатывать систему — крушить и объекта, и субъекта. Тогда новые люди на властных должностях снова смогут взаимодействовать с обстоятельствами как единое целое, но уже на другом системном уровне. Сегодня революционная власть изменяет системные параметры ситуации — разрушает систему глобальной коррупции.
Для разрушения системы нужно постоянно изменять системные параметры — инфраструктурные тарифы, таможенные сборы, цены на энергоносители, бюджет, курс валюты. Какие системные параметры изменять — не очень важно. Важно, чтобы изменяемые параметры были в самом деле системными. Наличие стратегии в этом деле мешало бы разрушать старую систему. Потому что заведомо известные действия власти позволили бы системе готовиться и приспосабливаться, в то время как задача стоит, чтобы ее разрушить неожиданно для системы.
Публичность и стратегирование появляется тогда, когда вместе с сильными долгосрочными целями, которые протягиваются дальше, чем границы страны, власть ставит цель уменьшения рисков для всех коллективных участников достижения этих целей внутри страны. Такую цель пока что власть не ставит, потому что в этот послереволюционный период перераспределяет риски от победителей к побежденным.
Прозрачность, влиятельный диалог и стратегические коммуникации
Революционной власти очень легко прощают авторитарные действия, вызванные революционной целесообразностью. В послереволюционный период власть довольно спокойно может пренебрегать развитием демократических основ в обмен на решительные действия с ее стороны по демонтажу коррупционной системы.
Наиболее эффективным режимом демонтажа любой системы является авторитаризм. И проблема авторитаризма в том, что власти очень тяжело от него отказаться, привыкнув принимать решение без процедур публичности и без стратегирования.
Революция сама по себе никогда не порождает публичность, несмотря на намерения или старания революционеров. Сама публичность имеет три уровня — публичность высказывания мнения (свобода говорить), публичность содержательного диалога (свобода говорить и быть услышанным властью), публичность стратегического диалога (свобода влияния на стратегические шаги власти).
Мы достигли только первого уровня публичности — это когда можно говорить обо всем, что хочешь, и когда власть рассказывает честно и открыто о том, что делает. Но прозрачность власти — это еще не публичность.
Второй уровень публичности — публичность содержательного диалога — связан с тем, что власть начинает вести публичный диалог с общественностью, прежде всего с компетентной (бизнесмены, эксперты, журналисты и т.п.), изменяя процедуры принятия своих властных решений таким образом, чтобы этот диалог влиял на разработку и принятие властных решений.
Власти и до сих пор кажется, что прозрачность ее действий и отсутствие давления на прессу в принципе достаточные условия для публичности. Ведь публичность — это отдельное направление действий и, если хотите, отдельная правительственная программа.
Достижение второго уровня публичности как задача пока что властью не поставлена. А третий уровень публичности может появиться в стране лишь как система стратегирования — в других процедурах принятия властных решений.
Приближаются два послереволюционных кризиса
Сейчас ни одни институциональные механизмы не мешают новой власти оставить авторитарность и отсутствие публичности второго и третьего уровня навсегда. Мало кто ощущает, что завоеванное революцией висит на волоске, а земля горит под ногами.
Можно спрогнозировать два кризиса власти — кризис авторитарности из-за отсутствия содержательного диалога с общественностью, и кризис стратегической неадекватности из-за отказа власти вывести публичный диалог на стратегический уровень.
Эти кризисы могут быть разделены во времени, могут быть наложены один на другой, что не позволит их различать. Кризис авторитарности будет проявляться в потере доверия к власти среди не многих, хотя и влиятельных групп интересов. Поскольку доверием таких немногих групп можно пренебрегать некоторое время, власть этого может и не заметить, в особенности на фоне распространения мифа о "вечном Майдане".
На протекание кризиса авторитарности также может существенно повлиять наличие или отсутствие парламентского большинства. Парадокс, который не является парадоксом, — чем большей поддержка правительства будет в парламенте, тем больше вероятности кризиса авторитарности.
Кризис стратегической неадекватности будет проявляться в интеллектуальной деградации власти, переходе к текущим решениям, к реагированию на ситуацию. Это будет еще менее заметно для власти, поскольку всегда можно сказать, что мы не генерируем новые идеи потому, что хотим сосредоточиться на реализации старых.
Внутренним признаком этого кризиса будет постепенный переход страны к авральному возникновению и паллиативному решению системных проблем. Системные проблемы будут появляться "неожиданно", а их виновниками будут якобы всяческие недоброжелатели Украины. Авралы — это то, что мы уже видим, и это то, что нас ждет, если мы не перейдем к другому способу управления.
Стратегирование — не политический способ управления, основанный на компетентном общем формулировании и достижении сильных долгосрочных целей. Стратегирование — это способ элитарного управления страной, когда задействуются не только административные или экономические, а внеинституциональные механизмы управления. Стратегирование — это то, чего у нас нет, и то, чего власть пока что не хочет иметь.
Причина "бензинового кризиса" — не в тех или других решениях правительства, а в отсутствия системы стратегирования в принципе. Мы можем знать, почему и по чьей причине состоялся предыдущий инфраструктурный кризис и не можем знать, каким будет следующий инфраструктурный кризис.
Поэтому можно даже тотализатор создать, делая ставки на "следующий кризис", угадывая его, и наживаясь на этом как на лотерее. Наша экономическая политика это и есть лотерея. Кризисный менеджер изменился, а кризисный менеджмент остался.
Эти два кризиса — авторитарности и стратегической неадекватности — время от времени приводят к постепенному переходу власти к стойкому состоянию неадекватности, когда она не может ни реально оценивать ситуацию в стране, ни планировать решительные и стратегические действия.
Если преодолеть авторитарность власти в нынешней ситуации уже можно путем увеличения общественного давления на власть, то стратегическую неадекватность преодолеть сложнее — это дело не большинства граждан, а очень узкой, почти отсутствующей в Украине, прослойки стратегической элиты.
Деконструкция мифа о "вечном Майдане"
Миф о "вечном Майдане" звучит чаще так: если вы не поддержите нас, власть, то мы обратимся к Майдану.
Миф о "вечном Майдане" уже успел утвердиться как главный мотив решительных действий и вдохновение новой власти, как мостик между революцией и настоящим, как последний аргумент при принятии любого радикального решения. "Майдан" в представлении новой власти — это, как мартеновская печь, постоянно действует, только подсыпь топливо.
Главные элементы — мы там были вместе с народом (общие интересы с народом); мы все вместе стояли насмерть (командность); мы там победили, поэтому имеем право говорить и действовать как победители (право победителя); мы Майдан в любой момент снова сможем возродить ("Майдан" всегда за нами). Каждый из этих элементов является мифологическим, существующим по общественной инерции мысли и таким, который не выдерживает никакой критики.
Майдан — порождение той пропасти, которая возникла между властью и обществом. Чем больше пропасть, тем больше людей может собрать Майдан. И чем больше власть выражает интересы общества, тем менее возможен Майдан.
Ирония власти — у власти может быть свой Майдан, который "за" нее, и Майдан, который "против" нее. Новый Майдан может собраться только против нынешней власти, но уже никак не за нее. Майдан не собирается под заказ. Майдан всегда возникает неожиданно. Майдана никто не ждет.
После революции непременно наступает контрреволюция. Досаднее всего то, что контрреволюционерами могут стать именно вчерашние революционеры, которые готовы были бороться, готовы были умереть, но не были готовы остаться живыми, победить и сделать революцию в управлении.
Никто из бывшей оппозиции не планировал в роли новой власти делать революцию в управлении страной. Новая власть и до сих пор не понимает, что если механизмы содержательного диалога, которые существовали во время действия Майдана, не будут переведены на институционный уровень, в реальные процедуры принятия решений, то Майдан останется только воспоминанием из истории, и не станет реальной властной системой публичности.
"Мы обратимся к Майдану" — чиновничьи иллюзии, которые питают миф о "вечном Майдане". "Мы не за это стояли на Майдане" — общественная составная этого мифа, потому что каждый стоял за свое, и только за очень узкий перечень требований стояли все. В этом понимании Майдан принадлежит нации в целом, и никому в отдельности.
Никто не имеет права говорить от имени Майдана не иначе, чем на самом Майдане, когда он есть. Никто не имеет права распоряжаться волей Майдана не иначе, чем представляя эту волю через конкретные институты наглядной публичности. И абсолютно точно, что от имени Майдана не имеет права говорить ни один чиновник.
Контрреволюционер — это революционер, который стал чиновником
Контрреволюция появляется тогда, когда революционер становится чиновником. Чиновник мыслит, но не понимает. Он не обязательно должен понимать - он должен выполнять задачи. Для понимания есть эксперты.
Решение задач — это то, что понимает чиновник, что понимает любая власть. Проблема — это то, чего чиновник в принципе не понимает и даже не должен понимать. Это - то, чего он боится. Вместе с тем, развитие коренится в решении проблем, а не задач. Чтобы увидеть будущий шаг развития, нужно что-то увидеть не как задачу, а как проблему, для решения которой необходимо интеллектуальное усилие, открытие, новый подход.
Старые представления новой власти, которые она старается использовать, например, о создание страны комфорта, о рутинном нестратегическом управление, об административном перераспределении территории и т.д. — вот главная непреодолимая проблема.
Вопрос о стратегии — вот чего боится новая власть
Новая власть до сих пор не желает не то что отвечать, но даже и слышать вопрос относительно стратегии управления. Экспертное общество в ситуации отсутствия любого диалога с властью не так давно обратилось к смелому шагу — задали десять вопросов к правительству через газету. В ответ — полное игнорирование со стороны правительства.
Приведем только некоторые с вопросов. По каким критериям правительство будет оценивать развитие страны? То есть как мы узнаем, что Украина развивается? Будет ли предлагать правительство какие-то более новые критерии развития, чем это предлагает Мировой Банк (ВВП на душу населения, продолжительность образования, продолжительность жизни)? Или может правительство считает, что экономический рост или даже рост ВВП это и есть развитие?
Более сложные вопросы. Скорее всего, Украина в ЕС вступит не скоро. В этом смысле, какую страну мы строим: самодостаточную или принимающую участие в европейском распределении труда независимо от членства в ЕС? То есть наш бизнес и государственные предприятия работают исключительно на внутренний и российский рынок, или на европейский рынок также? Если так, то за какие ниши на европейском рынке будет воевать правительство уже сегодня?
Еще более сложные вопросы. Развитием чего правительство собирается управлять на центральном уровне через госбюджет, а развитие чего будет отнесено на городской уровень через местные бюджеты? Или может правительство считает, что только оно управляет развитием в этой стране, а самоуправляющиеся территориальные общины в лице местных властей никакому развитию не содействуют?
А если развитие происходит каким-то образом на местном уровне, то как правительство собирается соотносить до сих пор нестратегическое развитие из центрального уровня с до сих пор нестратегическим развитием местного уровня? Ведь в таком случае страну ждет настоящая катастрофа — экономический бум. Именно так — экономический бум как катастрофа для страны.
Или вот наиболее сложные вопросы. А что правительство хочет от отечественного бизнеса? За что на внешних рынках должен воевать бизнес? Какую мировую миссию украинскому бизнесу предлагает правительство? Как мы узнаем о развитии отечественного бизнеса, какие критерии для этого у правительства: полные циклы, экспортные ниши на внешних рынках?
Сколько полных циклов производств (как вот самолетостроение, судостроение) Украина имеет сегодня, и сколько она будет иметь до 2010 года? Сколько экспортных сфер будет в Украине до 2010 года? Будет ли их больше, чем сегодня?
Какой инфраструктурный кризис будет следующим? Готово ли правительство к нему? Знает ли правительство в принципе, что такое инфраструктурное управление? Знает ли правительство, что такое многофокусное управление? Понимает ли правительство, что действует в ситуации внешнего управления, где оно фактически ничем не управляет?
Знает ли правительство, как нужно действовать в ситуации внешнего управления, чтобы хоть чем-нибудь управлять? Знает ли правительство, что такое работа с территорией страны с разных фокусов управления — административного, корпоративного, инфраструктурного?
Понимает ли правительство, что так называемая "административно-территориальная реформа" — это территориальное деление страны всего на одной карте с единственным способом управления — администрированием из центра? Где еще две карты территориального деления страны и еще два других способа управления? Известны ли правительству вообще новые подходы к управлению, существующие в мире и даже в нашей стране?
Разговор по большому счету ни власть, ни элита в целом начать не насмеливаются
Преимущество в мире и в истории получают культуры, которые создают одновременно уникальные для их времени и универсальные для будущего времени цивилизационные смыслы. Преимущество и историческую память приобретает такая власть, которая ставит по возможности более сильные, более долгосрочные и более глобальные цели.
Украина была в состоянии начать отказ от частного дерибана государственной собственности и коррупции. Но какой смысл пришел на смену? Об этом мало кто думает, потому что мировоззренческие вещи существуют натянуто и часто незаметны для анализа без рефлексии.
Украина строит страну как большой супермаркет современного европейского типа. Это очень соблазнительно — все больше и больше времени говорить о ценах на мясо, бензин, транспорт, тарифы, акцизы и т.д.
Мы не замечаем, как страна превращается в большой супермаркет, а власть — в директора супермаркета. Мы не видим проблемы в этом, и не ищем другой смысл. Кому мы нужны в Европе как еще одна "страна-супермаркет"? Там их уже куча...
"Ити в Европу", вести торговые войны с Россией, уничтожать крупный отечественный бизнес за незаконность приватизации — это слабые цели. Очевидно, что все это необходимо, но следует думать и говорить о другом.
Какая стратегическая игра Украины относительно России, Европы и остального мира — в инфраструктуре, в культуре, в структуре макроэкономики, в политической системе? Мы ни разу не были в состоянии ставить сильные цели относительно системных преобразований. Мы ни разу не насмелились брать не одно целевое измерение, а хотя бы два или три, например, к той же политической реформе.
Политика, как и раньше в этой стране, идет самотеком. И ни одна власть не хочет приложить интеллектуальные усилия, чтобы получить новые представления о мире, об управлении, о будущем. Все охвачены интригами внутри новой власти и противостоянием между новой властью и старой властью и созданным ею бизнесом. Между тем стратегическая неадекватность нарастает...
Революция и послереволюционный период имеют иную логику действия власти, чем обычно. Одновременное изменение людей и обстоятельств, как говорят классики марксизма, может быть принято как революционная практика.
Для того, чтобы произошли изменения, необходимо изменять обстоятельства и одновременно предъявлять новые требования к новым людям в новых обстоятельствах, то есть расшатывать систему — крушить и объекта, и субъекта. Тогда новые люди на властных должностях снова смогут взаимодействовать с обстоятельствами как единое целое, но уже на другом системном уровне. Сегодня революционная власть изменяет системные параметры ситуации — разрушает систему глобальной коррупции.
Для разрушения системы нужно постоянно изменять системные параметры — инфраструктурные тарифы, таможенные сборы, цены на энергоносители, бюджет, курс валюты. Какие системные параметры изменять — не очень важно. Важно, чтобы изменяемые параметры были в самом деле системными. Наличие стратегии в этом деле мешало бы разрушать старую систему. Потому что заведомо известные действия власти позволили бы системе готовиться и приспосабливаться, в то время как задача стоит, чтобы ее разрушить неожиданно для системы.
Публичность и стратегирование появляется тогда, когда вместе с сильными долгосрочными целями, которые протягиваются дальше, чем границы страны, власть ставит цель уменьшения рисков для всех коллективных участников достижения этих целей внутри страны. Такую цель пока что власть не ставит, потому что в этот послереволюционный период перераспределяет риски от победителей к побежденным.
Прозрачность, влиятельный диалог и стратегические коммуникации
Революционной власти очень легко прощают авторитарные действия, вызванные революционной целесообразностью. В послереволюционный период власть довольно спокойно может пренебрегать развитием демократических основ в обмен на решительные действия с ее стороны по демонтажу коррупционной системы.
Наиболее эффективным режимом демонтажа любой системы является авторитаризм. И проблема авторитаризма в том, что власти очень тяжело от него отказаться, привыкнув принимать решение без процедур публичности и без стратегирования.
Революция сама по себе никогда не порождает публичность, несмотря на намерения или старания революционеров. Сама публичность имеет три уровня — публичность высказывания мнения (свобода говорить), публичность содержательного диалога (свобода говорить и быть услышанным властью), публичность стратегического диалога (свобода влияния на стратегические шаги власти).
Мы достигли только первого уровня публичности — это когда можно говорить обо всем, что хочешь, и когда власть рассказывает честно и открыто о том, что делает. Но прозрачность власти — это еще не публичность.
Второй уровень публичности — публичность содержательного диалога — связан с тем, что власть начинает вести публичный диалог с общественностью, прежде всего с компетентной (бизнесмены, эксперты, журналисты и т.п.), изменяя процедуры принятия своих властных решений таким образом, чтобы этот диалог влиял на разработку и принятие властных решений.
Власти и до сих пор кажется, что прозрачность ее действий и отсутствие давления на прессу в принципе достаточные условия для публичности. Ведь публичность — это отдельное направление действий и, если хотите, отдельная правительственная программа.
Достижение второго уровня публичности как задача пока что властью не поставлена. А третий уровень публичности может появиться в стране лишь как система стратегирования — в других процедурах принятия властных решений.
Приближаются два послереволюционных кризиса
Сейчас ни одни институциональные механизмы не мешают новой власти оставить авторитарность и отсутствие публичности второго и третьего уровня навсегда. Мало кто ощущает, что завоеванное революцией висит на волоске, а земля горит под ногами.
Можно спрогнозировать два кризиса власти — кризис авторитарности из-за отсутствия содержательного диалога с общественностью, и кризис стратегической неадекватности из-за отказа власти вывести публичный диалог на стратегический уровень.
Эти кризисы могут быть разделены во времени, могут быть наложены один на другой, что не позволит их различать. Кризис авторитарности будет проявляться в потере доверия к власти среди не многих, хотя и влиятельных групп интересов. Поскольку доверием таких немногих групп можно пренебрегать некоторое время, власть этого может и не заметить, в особенности на фоне распространения мифа о "вечном Майдане".
На протекание кризиса авторитарности также может существенно повлиять наличие или отсутствие парламентского большинства. Парадокс, который не является парадоксом, — чем большей поддержка правительства будет в парламенте, тем больше вероятности кризиса авторитарности.
Кризис стратегической неадекватности будет проявляться в интеллектуальной деградации власти, переходе к текущим решениям, к реагированию на ситуацию. Это будет еще менее заметно для власти, поскольку всегда можно сказать, что мы не генерируем новые идеи потому, что хотим сосредоточиться на реализации старых.
Внутренним признаком этого кризиса будет постепенный переход страны к авральному возникновению и паллиативному решению системных проблем. Системные проблемы будут появляться "неожиданно", а их виновниками будут якобы всяческие недоброжелатели Украины. Авралы — это то, что мы уже видим, и это то, что нас ждет, если мы не перейдем к другому способу управления.
Стратегирование — не политический способ управления, основанный на компетентном общем формулировании и достижении сильных долгосрочных целей. Стратегирование — это способ элитарного управления страной, когда задействуются не только административные или экономические, а внеинституциональные механизмы управления. Стратегирование — это то, чего у нас нет, и то, чего власть пока что не хочет иметь.
Причина "бензинового кризиса" — не в тех или других решениях правительства, а в отсутствия системы стратегирования в принципе. Мы можем знать, почему и по чьей причине состоялся предыдущий инфраструктурный кризис и не можем знать, каким будет следующий инфраструктурный кризис.
Поэтому можно даже тотализатор создать, делая ставки на "следующий кризис", угадывая его, и наживаясь на этом как на лотерее. Наша экономическая политика это и есть лотерея. Кризисный менеджер изменился, а кризисный менеджмент остался.
Эти два кризиса — авторитарности и стратегической неадекватности — время от времени приводят к постепенному переходу власти к стойкому состоянию неадекватности, когда она не может ни реально оценивать ситуацию в стране, ни планировать решительные и стратегические действия.
Если преодолеть авторитарность власти в нынешней ситуации уже можно путем увеличения общественного давления на власть, то стратегическую неадекватность преодолеть сложнее — это дело не большинства граждан, а очень узкой, почти отсутствующей в Украине, прослойки стратегической элиты.
Деконструкция мифа о "вечном Майдане"
Миф о "вечном Майдане" звучит чаще так: если вы не поддержите нас, власть, то мы обратимся к Майдану.
Миф о "вечном Майдане" уже успел утвердиться как главный мотив решительных действий и вдохновение новой власти, как мостик между революцией и настоящим, как последний аргумент при принятии любого радикального решения. "Майдан" в представлении новой власти — это, как мартеновская печь, постоянно действует, только подсыпь топливо.
Главные элементы — мы там были вместе с народом (общие интересы с народом); мы все вместе стояли насмерть (командность); мы там победили, поэтому имеем право говорить и действовать как победители (право победителя); мы Майдан в любой момент снова сможем возродить ("Майдан" всегда за нами). Каждый из этих элементов является мифологическим, существующим по общественной инерции мысли и таким, который не выдерживает никакой критики.
Майдан — порождение той пропасти, которая возникла между властью и обществом. Чем больше пропасть, тем больше людей может собрать Майдан. И чем больше власть выражает интересы общества, тем менее возможен Майдан.
Ирония власти — у власти может быть свой Майдан, который "за" нее, и Майдан, который "против" нее. Новый Майдан может собраться только против нынешней власти, но уже никак не за нее. Майдан не собирается под заказ. Майдан всегда возникает неожиданно. Майдана никто не ждет.
После революции непременно наступает контрреволюция. Досаднее всего то, что контрреволюционерами могут стать именно вчерашние революционеры, которые готовы были бороться, готовы были умереть, но не были готовы остаться живыми, победить и сделать революцию в управлении.
Никто из бывшей оппозиции не планировал в роли новой власти делать революцию в управлении страной. Новая власть и до сих пор не понимает, что если механизмы содержательного диалога, которые существовали во время действия Майдана, не будут переведены на институционный уровень, в реальные процедуры принятия решений, то Майдан останется только воспоминанием из истории, и не станет реальной властной системой публичности.
"Мы обратимся к Майдану" — чиновничьи иллюзии, которые питают миф о "вечном Майдане". "Мы не за это стояли на Майдане" — общественная составная этого мифа, потому что каждый стоял за свое, и только за очень узкий перечень требований стояли все. В этом понимании Майдан принадлежит нации в целом, и никому в отдельности.
Никто не имеет права говорить от имени Майдана не иначе, чем на самом Майдане, когда он есть. Никто не имеет права распоряжаться волей Майдана не иначе, чем представляя эту волю через конкретные институты наглядной публичности. И абсолютно точно, что от имени Майдана не имеет права говорить ни один чиновник.
Контрреволюционер — это революционер, который стал чиновником
Контрреволюция появляется тогда, когда революционер становится чиновником. Чиновник мыслит, но не понимает. Он не обязательно должен понимать - он должен выполнять задачи. Для понимания есть эксперты.
Решение задач — это то, что понимает чиновник, что понимает любая власть. Проблема — это то, чего чиновник в принципе не понимает и даже не должен понимать. Это - то, чего он боится. Вместе с тем, развитие коренится в решении проблем, а не задач. Чтобы увидеть будущий шаг развития, нужно что-то увидеть не как задачу, а как проблему, для решения которой необходимо интеллектуальное усилие, открытие, новый подход.
Старые представления новой власти, которые она старается использовать, например, о создание страны комфорта, о рутинном нестратегическом управление, об административном перераспределении территории и т.д. — вот главная непреодолимая проблема.
Вопрос о стратегии — вот чего боится новая власть
Новая власть до сих пор не желает не то что отвечать, но даже и слышать вопрос относительно стратегии управления. Экспертное общество в ситуации отсутствия любого диалога с властью не так давно обратилось к смелому шагу — задали десять вопросов к правительству через газету. В ответ — полное игнорирование со стороны правительства.
Приведем только некоторые с вопросов. По каким критериям правительство будет оценивать развитие страны? То есть как мы узнаем, что Украина развивается? Будет ли предлагать правительство какие-то более новые критерии развития, чем это предлагает Мировой Банк (ВВП на душу населения, продолжительность образования, продолжительность жизни)? Или может правительство считает, что экономический рост или даже рост ВВП это и есть развитие?
Более сложные вопросы. Скорее всего, Украина в ЕС вступит не скоро. В этом смысле, какую страну мы строим: самодостаточную или принимающую участие в европейском распределении труда независимо от членства в ЕС? То есть наш бизнес и государственные предприятия работают исключительно на внутренний и российский рынок, или на европейский рынок также? Если так, то за какие ниши на европейском рынке будет воевать правительство уже сегодня?
Еще более сложные вопросы. Развитием чего правительство собирается управлять на центральном уровне через госбюджет, а развитие чего будет отнесено на городской уровень через местные бюджеты? Или может правительство считает, что только оно управляет развитием в этой стране, а самоуправляющиеся территориальные общины в лице местных властей никакому развитию не содействуют?
А если развитие происходит каким-то образом на местном уровне, то как правительство собирается соотносить до сих пор нестратегическое развитие из центрального уровня с до сих пор нестратегическим развитием местного уровня? Ведь в таком случае страну ждет настоящая катастрофа — экономический бум. Именно так — экономический бум как катастрофа для страны.
Или вот наиболее сложные вопросы. А что правительство хочет от отечественного бизнеса? За что на внешних рынках должен воевать бизнес? Какую мировую миссию украинскому бизнесу предлагает правительство? Как мы узнаем о развитии отечественного бизнеса, какие критерии для этого у правительства: полные циклы, экспортные ниши на внешних рынках?
Сколько полных циклов производств (как вот самолетостроение, судостроение) Украина имеет сегодня, и сколько она будет иметь до 2010 года? Сколько экспортных сфер будет в Украине до 2010 года? Будет ли их больше, чем сегодня?
Какой инфраструктурный кризис будет следующим? Готово ли правительство к нему? Знает ли правительство в принципе, что такое инфраструктурное управление? Знает ли правительство, что такое многофокусное управление? Понимает ли правительство, что действует в ситуации внешнего управления, где оно фактически ничем не управляет?
Знает ли правительство, как нужно действовать в ситуации внешнего управления, чтобы хоть чем-нибудь управлять? Знает ли правительство, что такое работа с территорией страны с разных фокусов управления — административного, корпоративного, инфраструктурного?
Понимает ли правительство, что так называемая "административно-территориальная реформа" — это территориальное деление страны всего на одной карте с единственным способом управления — администрированием из центра? Где еще две карты территориального деления страны и еще два других способа управления? Известны ли правительству вообще новые подходы к управлению, существующие в мире и даже в нашей стране?
Разговор по большому счету ни власть, ни элита в целом начать не насмеливаются
Преимущество в мире и в истории получают культуры, которые создают одновременно уникальные для их времени и универсальные для будущего времени цивилизационные смыслы. Преимущество и историческую память приобретает такая власть, которая ставит по возможности более сильные, более долгосрочные и более глобальные цели.
Украина была в состоянии начать отказ от частного дерибана государственной собственности и коррупции. Но какой смысл пришел на смену? Об этом мало кто думает, потому что мировоззренческие вещи существуют натянуто и часто незаметны для анализа без рефлексии.
Украина строит страну как большой супермаркет современного европейского типа. Это очень соблазнительно — все больше и больше времени говорить о ценах на мясо, бензин, транспорт, тарифы, акцизы и т.д.
Мы не замечаем, как страна превращается в большой супермаркет, а власть — в директора супермаркета. Мы не видим проблемы в этом, и не ищем другой смысл. Кому мы нужны в Европе как еще одна "страна-супермаркет"? Там их уже куча...
"Ити в Европу", вести торговые войны с Россией, уничтожать крупный отечественный бизнес за незаконность приватизации — это слабые цели. Очевидно, что все это необходимо, но следует думать и говорить о другом.
Какая стратегическая игра Украины относительно России, Европы и остального мира — в инфраструктуре, в культуре, в структуре макроэкономики, в политической системе? Мы ни разу не были в состоянии ставить сильные цели относительно системных преобразований. Мы ни разу не насмелились брать не одно целевое измерение, а хотя бы два или три, например, к той же политической реформе.
Политика, как и раньше в этой стране, идет самотеком. И ни одна власть не хочет приложить интеллектуальные усилия, чтобы получить новые представления о мире, об управлении, о будущем. Все охвачены интригами внутри новой власти и противостоянием между новой властью и старой властью и созданным ею бизнесом. Между тем стратегическая неадекватность нарастает...
