Путин-2005: тоталитарный ответ на вызовы демократии
Среда, 11 мая 2005, 13:24
Путин-2005: тоталитарный ответ на вызовы демократии
У известного философа ХХ столетия, киевлянина Валентина Асмуса есть статья, где утверждается: содержание любого серьезного текста раскрывается не ранее, чем при повторном чтении. Другими словами, если вы изучаете и анализируете что-то существенное, не спешите: прочитайте, запишите свои мысли, сделайте паузу, потом прочитайте вторично, и только тогда делайте выводы.
Развитый путинизм
Если смотреть на вещи под философским углом зрения нашего земляка, то с момента провозглашения послания президента России Путина Федеральному собранию РФ прошло уже достаточно дней, чтобы не ограничиваться в комментариях лишь какими-то ехидными репликами или отдельными замечаниями, а попробовать глубже посмотреть на некоторые основательные вещи.
Ведь речь идет о существенно измененной стратегии жизнедеятельности современного Российского государства при условиях, когда начала трескаться и распадаться полоса буферных режимов между ней и окружающим миром, прежде всего – Объединенной Европой.
А почетное место в этой полосе, как легко догадаться, объективно занимает Украина. Поэтому, выходит, анализировать ситуацию следует жестко, без реверансов, называя вещи своими именами, оставив политическую корректность дипломатам.
А если вспомнишь, что 8 мая президент Ющенко был в Москве, где подписал ряд соглашений с президентом Путиным, то потребность вторично перечитать упомянутое послание станет просто-таки неотложной. Ведь новейшие украинско-российские соглашения станут для главы Российского государства одними из первых шагов по реализации его обновленных стратегических целей.
Чтобы понять, как разговаривать с соседом, следует, прежде всего, знать, что он строит у себя – или на приусадебном участке, или своем государстве. Что же строит в России Владимир Путин?
Если сделать обязательную поправку на органический для чекиста "новоязык" а-ля Орвел, когда слова о демократии, социальном прогрессе, правах человека и т.п. означают совсем не то, что в собственно европейском употреблении, и вылущить из текста зерна искренних утверждений, то первое, что бросается в глаза, – тезис о крахе Советского Союза, который, мол, "был наибольшей геополитической катастрофой столетия".
Обратите внимание: не приход большевиков или нацистов к власти, не две мировых войны, не Голокост или Голодомор, а именно распад СССР. Может, речь идет о популистском обращении к тем миллионам россиян, которые до сих пор тяжело грустят по советским временам?
Кажется, дело не только в этом. Путин ставит первый знак-репер на предлагаемом им пути в будущее: гибель десятков миллионов людей – не особо большая катастрофа, создание тоталитарных режимов – пустячок, а вот разрушение тоталитарной империи, которая во все время своего существования откровенно претендовала на мировое господство и не признавала "абстрактных" гуманистических ценностей и прав человека и нации, - это трагедия.
А что надо делать, чтобы преодолеть следствия того, что сам президент РФ и значительная часть его сограждан считает катастрофой?
Попробуем подумать. Возобновление советского гимна, уважения к Сталину и Дзержинскому и установление "управляемой демократии" этого, очевидно, мало.
Оптимальным в этом смысле выглядит восстановления СССР под другим названием, минимальным – воспроизведение нео-Союза в границах РФ, конечно, модернизировав этот союз (в свете требований времени, собственных установок Путина и геополитических реалий), одновременно распространив зону влияния на евразийское пространство. Это предположения, очевидно, не будет слишком сильным, если принять во внимание следующие знаки-символы, которые расставил президент России в своем послании.
Что касается внутренней политики, то более искренне не скажешь: "Ценой развития демократических процедур не могут быть ни правопорядок, ни так тяжело достигнутая стабильность, ни стойкое соблюдение взятого экономического курса. В этом вижу самостоятельный характер избранного нами демократического пути. И потому мы будем двигаться вперед, учитывая наши собственные, внутренние обстоятельства. Но в обязательном порядке – опираясь на закон, на конституционные гарантии".
Немецкий след
Эти предложения дают нам ключ к тому, какие именно образцы государственного строительства берут за образец Путин и его команда. При всем пиетете к Сталину – совсем не сталинские. Вспомните, что продолжительное время Путин работал в Восточной Германии, что он свободно владеет немецким языком и чувствует очевидное уважение к "немецкому духу" (собственно, президент РФ мог бы без грима и "школы Станиславского" сыграть сугубо арийского персонажа в любом телесериале).
Но "немецкий дух", как известно из истории, бывает очень разным. Так вот можно согласиться с мнением, уже высказанным в российской прессе, что для Путина образцом является Восточная, просоветская, а не Западная, демократическая Германия 1960-1980-х лет.
Довольно высокий уровень жизни, общественный порядок, кажущаяся многопартийность ("управляемая демократия"), социалистическая рыночная экономика, эффективные в пропагандистском смысле СМИ, государственная поддержка лояльной интеллигенции, спортсменов, молодежных организаций, - все это активно перекликается с программными положениями всех посланий в парламент и публичных выступлений президента РФ.
Еще один важный момент, который Владимир Путин не подчеркивает, но что не может не быть для него близким и родным, – чрезвычайно высокая роль секретной службы ("Штази") в жизни Восточной Германии, наверное, даже большая, чем роль КҐБ в СССР.
Другими словами, речь идет о зажиточном неототалитаризме, в котором даже разрешается существование немногочисленных диссидентов – пока они не представляют угрозу системе. Вот такая "модернизация по-путински" для современной России.
Тем не менее, разговор о "немецком векторе" в программе действий президента Путина будет неполным, если мы не обратим внимание на то, откуда позаимствовали лидеры Восточной Германии свою, так сказать, прагматику, независимую от идеологической риторики, откуда они взяли практические стандарты весьма эффективной (для определенных геополитических обстоятельств) организации общественной жизни.
И тогда нам придется от 1960-х перейти к 1930-х годам. Именно тогда немецкий рабочий перестал бояться угрозы безработицы и получил высочайший в тогдашней Европе уровень жизни.
Именно тогда начала проводиться эффективная социальная политика, а виртуозная пропаганда помогла каждому гордиться своей страной. Именно тогда массовый человек искренне обожествлял вождей, а "трудовая арийская демократия" имела в глазах массы репутацию значительно выше, чем "прогнившая буржуазная". Кстати, каждое стратегическое решение тогдашняя власть страны выносила на всенародные референдумы, называемые тогда плебисцитами.
Чем в исторической перспективе пришлось за все это платить – хорошо известно, но, похоже, коммунистические руководители Восточной Германии искренне считали, что наследование "лучших образцов" прошлого не будет иметь никаких отрицательных последствий для их режима. Заметьте, что этот тезис имеется и в послании Владимира Путина.
Ясно, что вряд ли подполковник КҐБ сознательно подражает ефрейтору войска Второго рейха, но важные черты тогдашней государственной конструкции через фактическое посредничество Пиков-Гротеволов-Хонекеров он прямо берет для себя: порядок на улицах, стабильность экономического курса и политической жизни, опора на "почву", на внутреннюю жизнь, без особой оглядки на европейскую общественную мысль, - но при этом все в рамках "законности".
Кстати, критика Гитлером беспорядков времен Ваймарской республики в Германии практически дословно совпадает с критикой Путиным поры Ельцина: там и диктат кланов, там и политическая безалаберщина, там и отказ от исторических традиций, там и служение СМИ не интересам нации, а тогдашним олигархам.
О специфической демократии, о мире, о социальных гарантиях, о "настоящей свободе" СМИ, о высокой роли интеллектуалов в 1930-х в Германии также говорилось немало. Не единственное ли существенное отличие касается "подрывной роли мирового еврейства". Но теперь хватает разговоров о "мировом терроризме" и о "торжестве настоящей демократии" в Чечне, не так ли?
Ну, а слова: "Наше место в современном мире, хочу это особенно подчеркнуть, будет определяться лишь тем, насколько сильными и успешными мы будем" вполне могли прозвучать не в сегодняшней Москве, а в тогдашнем Берлине. И первыми эту силу и успеваемость тогда ощутили на себе соседи: Австрия, Чехия, Литва, Польша... Как будет сейчас Украине?
Во всем этом контексте слова Путина, скажем, относительно свободы СМИ могут ввести в заблуждение только очень наивного человека. Тем более что они объединены с предложением относительно создания структур общественного контроля за масс-медиа, чтобы последние обязательно отображали "наиболее актуальные потребности российского гражданского общества".
Вспомните: в России уже некоторое время действуют суды присяжных – якобы очень демократический институт. Так вот, во всех делах, связанных с проявлениями насилия относительно "черных" и "лиц кавказской национальности" присяжные, эти обыкновенные члены общества, оказывались на стороне расистов, насильников и убийц.
И наоборот: если судили кого-то за обвинение в шпионаже в пользу Запада, российские присяжные были на стороне власти. Как и должно быть в любой стране "управляемой демократии".
Соотечественники и фольксдойчи: дежа вю
Своеобразным дежа вю является и тезис послания, что после распада СССР "десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории". Обратите внимание: не "этнических русских", что было бы правдой, а "сограждан" и "соотечественников", к которым можно в случае необходимости зачислить кого угодно, кто имеет неосторожность пользоваться в быте русским языком (об этом шла речь в предыдущих посланиях Путина); говорится, по сути, о понятии, тождественном понятию "фольксдойча", которое становилось в свое время аргументом в геополитических игрищах, разве что последнее понятие было более точно определено.
Здесь так же – при неопределенности в двусторонних соглашениях статуса этой категории людей, Путин говорит о "защита прав соотечественников за границей". Так вот Крым, Абхазия, Приднестровье, Донбасс, Южная Осетия, Северный Казахстан... Где еще много этих "соотечественников"?
Проблема "соотечественников" имеет, кроме политического, еще и политико-экономическое измерение. Вспомните слова Владимира Путина о необходимости проведения в России налоговой амнистии, когда достаточно будет "задекларировать в упрощенном порядке капиталы, накопленные в минувшие годы, в минувший период", заплатить 13% налога и внести "соответствующие суммы на счета в российские банки".
Давайте соединим их с другим тезисом: "Каждый легальный мигрант должен иметь возможность стать гражданином России" , – и получим абсолютно четкий сигнал, что определенным капиталам и определенным людям можно отправляться из Украины в Россию – вместе со своими капиталами, не имеет значения, как эти капиталы добыты и как будет стараться украинская прокуратура пообщаться с этими персонами (вспомните хотя бы свеженькую ситуацию вокруг экс-главы Дуси Игоря Бакая).
Есть здесь и другая грань, ведь капитал – это не только деньги, а и умения: "Мы заинтересованы в притоке квалифицированных, легальных трудовых ресурсов". Другими словами, нескольким миллионам наших сограждан-заробитчан, которые, по Путину, являются "соотечественниками" россиян, будет предложено русское гражданство в обмен на их работу на территории РФ; а далее они будут возвращаться к семьям в Украину уже как русские граждане.
Какие политические последствия здесь возможны – спрогнозировать тяжело, но понятно, что для нас не будет ничего хорошего.
Вместе с тем те украинские "крутые" политбизнесмены, которые надеются ухватить лакомый кусок во время нынешнего перераспределения большой собственности в России, должны оставить свои надежды.
Неужели же не ясно: "Нам пора четко определить те сферы экономики, где интересы укрепления независимости и безопасности России требуют необходимости преобладающего контроля со стороны национального, в том числе государственного капитала. Имею в виду некоторые объекты инфраструктуры, предприятия, которые выполняют оборонительные заказы, месторождения полезных ископаемых, которые имеют стратегическое значение для будущего страны,… а также инфраструктурные монополии. Следует разработать и закрепить на законодательном уровне систему критериев, которые определяют ограничения для иностранного капитала по участию в таких сферах экономики".
Как такие ограничения соотносимы с повторенной в который раз уже президентом Путиным идеей относительно мероприятий, которые "могут дать нам единое экономическое, гуманитарное, правовое пространство" на постсоветских территориях? Очень просто: "Безусловно, и то, что цивилизаторская миссия русской нации на евразийском континенте может быть продолжена".
Другими словами, лояльный ко власти российский капитал, дирижированные Кремлем российские СМИ, российская культура (точнее, и ее часть, для которой крах СССР – "катастрофа") должны осуществлять "цивилизаторскую" экспансию на постсоветских пространствах, а "соотечественники", пока не станут гражданами России, то есть не вольются в ряды "национального капитала", будут очень ограничены в экономических правах на российской территории.
Есть в обращении и своеобразный ответ на шаги к Европе новой украинской власти: "Россия была, есть и, конечно, будет наибольшей европейской нацией". Мол, если у вас находится географический центр Европы, то будут считаться все одно с наибольшими.
Хотя это тоже откровенное дежа вю 1930-х: тогдашние немецкие лидеры говорили о своей нации то же самое, и негодовали, что Версальский мир, который привел к распаду Второго рейха и к тому, что миллионы соотечественников оказались за пределами Германии, является наибольшей геополитической катастрофой.
И даже тезис "мы – свободное государство" вместе с установкой, что никто не заставит Россию придерживаться накинутых извне, то есть – общецивилизационных норм общественно-политической жизни, вызывает в памяти слова совсем другого политика: "Мы – свободная нация, никто не заставит немцев делать что-нибудь такое, чего они сами не хотят".
Лекарство от чекизма
... "Мир – это война. Свобода – это рабство. Незнание – это сила". Это Орвел, образцы "расшифровки" кодов тоталитарного "новоязыка". "Свобода – это осознанная необходимость". Это уже Энгельс. "Социалистическая демократия – это, прежде всего, дисциплина". Это чтимый Путиним его предшественник Андропов. Принципы такой тоталитарной речи приходится еще раз вспоминать, когда Путин в своем послании переходит к победе над нацизмом, которую он, конечно ж, стремится поставить в ряд легитимизаций собственного режима:
"Общая победа позволила отстоять принципы свободы, независимости, равенства всех людей и народов" (в особенности, очевидно, тех, кого во имя победы родное ведомство российского президента депортировало в Сибирь?).
"Для нас, очевидно, что Победа была достигнута не только силой оружия, но и силой духа всех народов, объединенных в то время в союзном государстве. Их сплоченностью против нечеловеческого, геноцида и претензий одной нации издеваться над другими" (будто то, что делалось от лица "великого русского народа" с крымскими татарами или чеченцами не было геноцидом...).
"Солдат Великой Отечественной по праву называют солдатами Свободы. Они принесли миру освобождение от человеконенавистнической идеологии и тирании". (Всему миру! И США освободили, и Большую Британию, и Австралию? И неужели идеология большевизма была воплощением свободы и гуманизма?). Другими словами, традиционная для всех тоталитарных и неототалитарных лидеров спекуляция на солдатском героизме и человеческой крови.
Так вот, если сделать общий вывод, то имеем тоталитарный ответ президента РФ Владимира Путина на вызовы современной демократии, в том числе и украинской. И этот ответ (сознательно или нет) имеет в своей основе опыт далеко не наилучших режимов ХХ столетия, в том числе и опыт, который не является свойственно российским, который заимствованный в "импортного" тоталитаризма.
При этом в обмен на реальные политические свободы и гражданские права люди получают так же реальные социальные гарантии и стабильность общественной жизни. Такими шагами подобный режим обеспечивает свою жизнеспособность и, пока не начинаются внешние авантюры, он пользуется поддержкой большинства население своей страны.
Но внешнеполитические авантюры, в особенности относительно стран, где живет немалое количество "соотечественников" – непременная черта такого режима. И ограничить его аппетиты способна лишь эффективная коллективная система военно-политической безопасности, и, главное, - эффективная внутренняя политика в странах, которые могут попасть в зону "цивилизаторских" мечтаний кремлевского чекиста. Все другое – личное дело самой России.
Сергей Грабовский, заместитель главного редактора журнала "Сучасність"
У известного философа ХХ столетия, киевлянина Валентина Асмуса есть статья, где утверждается: содержание любого серьезного текста раскрывается не ранее, чем при повторном чтении. Другими словами, если вы изучаете и анализируете что-то существенное, не спешите: прочитайте, запишите свои мысли, сделайте паузу, потом прочитайте вторично, и только тогда делайте выводы.
Развитый путинизм
Если смотреть на вещи под философским углом зрения нашего земляка, то с момента провозглашения послания президента России Путина Федеральному собранию РФ прошло уже достаточно дней, чтобы не ограничиваться в комментариях лишь какими-то ехидными репликами или отдельными замечаниями, а попробовать глубже посмотреть на некоторые основательные вещи.
Ведь речь идет о существенно измененной стратегии жизнедеятельности современного Российского государства при условиях, когда начала трескаться и распадаться полоса буферных режимов между ней и окружающим миром, прежде всего – Объединенной Европой.
А почетное место в этой полосе, как легко догадаться, объективно занимает Украина. Поэтому, выходит, анализировать ситуацию следует жестко, без реверансов, называя вещи своими именами, оставив политическую корректность дипломатам.
А если вспомнишь, что 8 мая президент Ющенко был в Москве, где подписал ряд соглашений с президентом Путиным, то потребность вторично перечитать упомянутое послание станет просто-таки неотложной. Ведь новейшие украинско-российские соглашения станут для главы Российского государства одними из первых шагов по реализации его обновленных стратегических целей.
Чтобы понять, как разговаривать с соседом, следует, прежде всего, знать, что он строит у себя – или на приусадебном участке, или своем государстве. Что же строит в России Владимир Путин?
Если сделать обязательную поправку на органический для чекиста "новоязык" а-ля Орвел, когда слова о демократии, социальном прогрессе, правах человека и т.п. означают совсем не то, что в собственно европейском употреблении, и вылущить из текста зерна искренних утверждений, то первое, что бросается в глаза, – тезис о крахе Советского Союза, который, мол, "был наибольшей геополитической катастрофой столетия".
Обратите внимание: не приход большевиков или нацистов к власти, не две мировых войны, не Голокост или Голодомор, а именно распад СССР. Может, речь идет о популистском обращении к тем миллионам россиян, которые до сих пор тяжело грустят по советским временам?
Кажется, дело не только в этом. Путин ставит первый знак-репер на предлагаемом им пути в будущее: гибель десятков миллионов людей – не особо большая катастрофа, создание тоталитарных режимов – пустячок, а вот разрушение тоталитарной империи, которая во все время своего существования откровенно претендовала на мировое господство и не признавала "абстрактных" гуманистических ценностей и прав человека и нации, - это трагедия.
А что надо делать, чтобы преодолеть следствия того, что сам президент РФ и значительная часть его сограждан считает катастрофой?
Попробуем подумать. Возобновление советского гимна, уважения к Сталину и Дзержинскому и установление "управляемой демократии" этого, очевидно, мало.
Оптимальным в этом смысле выглядит восстановления СССР под другим названием, минимальным – воспроизведение нео-Союза в границах РФ, конечно, модернизировав этот союз (в свете требований времени, собственных установок Путина и геополитических реалий), одновременно распространив зону влияния на евразийское пространство. Это предположения, очевидно, не будет слишком сильным, если принять во внимание следующие знаки-символы, которые расставил президент России в своем послании.
Что касается внутренней политики, то более искренне не скажешь: "Ценой развития демократических процедур не могут быть ни правопорядок, ни так тяжело достигнутая стабильность, ни стойкое соблюдение взятого экономического курса. В этом вижу самостоятельный характер избранного нами демократического пути. И потому мы будем двигаться вперед, учитывая наши собственные, внутренние обстоятельства. Но в обязательном порядке – опираясь на закон, на конституционные гарантии".
Немецкий след
Эти предложения дают нам ключ к тому, какие именно образцы государственного строительства берут за образец Путин и его команда. При всем пиетете к Сталину – совсем не сталинские. Вспомните, что продолжительное время Путин работал в Восточной Германии, что он свободно владеет немецким языком и чувствует очевидное уважение к "немецкому духу" (собственно, президент РФ мог бы без грима и "школы Станиславского" сыграть сугубо арийского персонажа в любом телесериале).
Но "немецкий дух", как известно из истории, бывает очень разным. Так вот можно согласиться с мнением, уже высказанным в российской прессе, что для Путина образцом является Восточная, просоветская, а не Западная, демократическая Германия 1960-1980-х лет.
Довольно высокий уровень жизни, общественный порядок, кажущаяся многопартийность ("управляемая демократия"), социалистическая рыночная экономика, эффективные в пропагандистском смысле СМИ, государственная поддержка лояльной интеллигенции, спортсменов, молодежных организаций, - все это активно перекликается с программными положениями всех посланий в парламент и публичных выступлений президента РФ.
Еще один важный момент, который Владимир Путин не подчеркивает, но что не может не быть для него близким и родным, – чрезвычайно высокая роль секретной службы ("Штази") в жизни Восточной Германии, наверное, даже большая, чем роль КҐБ в СССР.
Другими словами, речь идет о зажиточном неототалитаризме, в котором даже разрешается существование немногочисленных диссидентов – пока они не представляют угрозу системе. Вот такая "модернизация по-путински" для современной России.
Тем не менее, разговор о "немецком векторе" в программе действий президента Путина будет неполным, если мы не обратим внимание на то, откуда позаимствовали лидеры Восточной Германии свою, так сказать, прагматику, независимую от идеологической риторики, откуда они взяли практические стандарты весьма эффективной (для определенных геополитических обстоятельств) организации общественной жизни.
И тогда нам придется от 1960-х перейти к 1930-х годам. Именно тогда немецкий рабочий перестал бояться угрозы безработицы и получил высочайший в тогдашней Европе уровень жизни.
Именно тогда начала проводиться эффективная социальная политика, а виртуозная пропаганда помогла каждому гордиться своей страной. Именно тогда массовый человек искренне обожествлял вождей, а "трудовая арийская демократия" имела в глазах массы репутацию значительно выше, чем "прогнившая буржуазная". Кстати, каждое стратегическое решение тогдашняя власть страны выносила на всенародные референдумы, называемые тогда плебисцитами.
Чем в исторической перспективе пришлось за все это платить – хорошо известно, но, похоже, коммунистические руководители Восточной Германии искренне считали, что наследование "лучших образцов" прошлого не будет иметь никаких отрицательных последствий для их режима. Заметьте, что этот тезис имеется и в послании Владимира Путина.
Ясно, что вряд ли подполковник КҐБ сознательно подражает ефрейтору войска Второго рейха, но важные черты тогдашней государственной конструкции через фактическое посредничество Пиков-Гротеволов-Хонекеров он прямо берет для себя: порядок на улицах, стабильность экономического курса и политической жизни, опора на "почву", на внутреннюю жизнь, без особой оглядки на европейскую общественную мысль, - но при этом все в рамках "законности".
Кстати, критика Гитлером беспорядков времен Ваймарской республики в Германии практически дословно совпадает с критикой Путиным поры Ельцина: там и диктат кланов, там и политическая безалаберщина, там и отказ от исторических традиций, там и служение СМИ не интересам нации, а тогдашним олигархам.
О специфической демократии, о мире, о социальных гарантиях, о "настоящей свободе" СМИ, о высокой роли интеллектуалов в 1930-х в Германии также говорилось немало. Не единственное ли существенное отличие касается "подрывной роли мирового еврейства". Но теперь хватает разговоров о "мировом терроризме" и о "торжестве настоящей демократии" в Чечне, не так ли?
Ну, а слова: "Наше место в современном мире, хочу это особенно подчеркнуть, будет определяться лишь тем, насколько сильными и успешными мы будем" вполне могли прозвучать не в сегодняшней Москве, а в тогдашнем Берлине. И первыми эту силу и успеваемость тогда ощутили на себе соседи: Австрия, Чехия, Литва, Польша... Как будет сейчас Украине?
Во всем этом контексте слова Путина, скажем, относительно свободы СМИ могут ввести в заблуждение только очень наивного человека. Тем более что они объединены с предложением относительно создания структур общественного контроля за масс-медиа, чтобы последние обязательно отображали "наиболее актуальные потребности российского гражданского общества".
Вспомните: в России уже некоторое время действуют суды присяжных – якобы очень демократический институт. Так вот, во всех делах, связанных с проявлениями насилия относительно "черных" и "лиц кавказской национальности" присяжные, эти обыкновенные члены общества, оказывались на стороне расистов, насильников и убийц.
И наоборот: если судили кого-то за обвинение в шпионаже в пользу Запада, российские присяжные были на стороне власти. Как и должно быть в любой стране "управляемой демократии".
Соотечественники и фольксдойчи: дежа вю
Своеобразным дежа вю является и тезис послания, что после распада СССР "десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории". Обратите внимание: не "этнических русских", что было бы правдой, а "сограждан" и "соотечественников", к которым можно в случае необходимости зачислить кого угодно, кто имеет неосторожность пользоваться в быте русским языком (об этом шла речь в предыдущих посланиях Путина); говорится, по сути, о понятии, тождественном понятию "фольксдойча", которое становилось в свое время аргументом в геополитических игрищах, разве что последнее понятие было более точно определено.
Здесь так же – при неопределенности в двусторонних соглашениях статуса этой категории людей, Путин говорит о "защита прав соотечественников за границей". Так вот Крым, Абхазия, Приднестровье, Донбасс, Южная Осетия, Северный Казахстан... Где еще много этих "соотечественников"?
Проблема "соотечественников" имеет, кроме политического, еще и политико-экономическое измерение. Вспомните слова Владимира Путина о необходимости проведения в России налоговой амнистии, когда достаточно будет "задекларировать в упрощенном порядке капиталы, накопленные в минувшие годы, в минувший период", заплатить 13% налога и внести "соответствующие суммы на счета в российские банки".
Давайте соединим их с другим тезисом: "Каждый легальный мигрант должен иметь возможность стать гражданином России" , – и получим абсолютно четкий сигнал, что определенным капиталам и определенным людям можно отправляться из Украины в Россию – вместе со своими капиталами, не имеет значения, как эти капиталы добыты и как будет стараться украинская прокуратура пообщаться с этими персонами (вспомните хотя бы свеженькую ситуацию вокруг экс-главы Дуси Игоря Бакая).
Есть здесь и другая грань, ведь капитал – это не только деньги, а и умения: "Мы заинтересованы в притоке квалифицированных, легальных трудовых ресурсов". Другими словами, нескольким миллионам наших сограждан-заробитчан, которые, по Путину, являются "соотечественниками" россиян, будет предложено русское гражданство в обмен на их работу на территории РФ; а далее они будут возвращаться к семьям в Украину уже как русские граждане.
Какие политические последствия здесь возможны – спрогнозировать тяжело, но понятно, что для нас не будет ничего хорошего.
Вместе с тем те украинские "крутые" политбизнесмены, которые надеются ухватить лакомый кусок во время нынешнего перераспределения большой собственности в России, должны оставить свои надежды.
Неужели же не ясно: "Нам пора четко определить те сферы экономики, где интересы укрепления независимости и безопасности России требуют необходимости преобладающего контроля со стороны национального, в том числе государственного капитала. Имею в виду некоторые объекты инфраструктуры, предприятия, которые выполняют оборонительные заказы, месторождения полезных ископаемых, которые имеют стратегическое значение для будущего страны,… а также инфраструктурные монополии. Следует разработать и закрепить на законодательном уровне систему критериев, которые определяют ограничения для иностранного капитала по участию в таких сферах экономики".
Как такие ограничения соотносимы с повторенной в который раз уже президентом Путиным идеей относительно мероприятий, которые "могут дать нам единое экономическое, гуманитарное, правовое пространство" на постсоветских территориях? Очень просто: "Безусловно, и то, что цивилизаторская миссия русской нации на евразийском континенте может быть продолжена".
Другими словами, лояльный ко власти российский капитал, дирижированные Кремлем российские СМИ, российская культура (точнее, и ее часть, для которой крах СССР – "катастрофа") должны осуществлять "цивилизаторскую" экспансию на постсоветских пространствах, а "соотечественники", пока не станут гражданами России, то есть не вольются в ряды "национального капитала", будут очень ограничены в экономических правах на российской территории.
Есть в обращении и своеобразный ответ на шаги к Европе новой украинской власти: "Россия была, есть и, конечно, будет наибольшей европейской нацией". Мол, если у вас находится географический центр Европы, то будут считаться все одно с наибольшими.
Хотя это тоже откровенное дежа вю 1930-х: тогдашние немецкие лидеры говорили о своей нации то же самое, и негодовали, что Версальский мир, который привел к распаду Второго рейха и к тому, что миллионы соотечественников оказались за пределами Германии, является наибольшей геополитической катастрофой.
И даже тезис "мы – свободное государство" вместе с установкой, что никто не заставит Россию придерживаться накинутых извне, то есть – общецивилизационных норм общественно-политической жизни, вызывает в памяти слова совсем другого политика: "Мы – свободная нация, никто не заставит немцев делать что-нибудь такое, чего они сами не хотят".
Лекарство от чекизма
... "Мир – это война. Свобода – это рабство. Незнание – это сила". Это Орвел, образцы "расшифровки" кодов тоталитарного "новоязыка". "Свобода – это осознанная необходимость". Это уже Энгельс. "Социалистическая демократия – это, прежде всего, дисциплина". Это чтимый Путиним его предшественник Андропов. Принципы такой тоталитарной речи приходится еще раз вспоминать, когда Путин в своем послании переходит к победе над нацизмом, которую он, конечно ж, стремится поставить в ряд легитимизаций собственного режима:
"Общая победа позволила отстоять принципы свободы, независимости, равенства всех людей и народов" (в особенности, очевидно, тех, кого во имя победы родное ведомство российского президента депортировало в Сибирь?).
"Для нас, очевидно, что Победа была достигнута не только силой оружия, но и силой духа всех народов, объединенных в то время в союзном государстве. Их сплоченностью против нечеловеческого, геноцида и претензий одной нации издеваться над другими" (будто то, что делалось от лица "великого русского народа" с крымскими татарами или чеченцами не было геноцидом...).
"Солдат Великой Отечественной по праву называют солдатами Свободы. Они принесли миру освобождение от человеконенавистнической идеологии и тирании". (Всему миру! И США освободили, и Большую Британию, и Австралию? И неужели идеология большевизма была воплощением свободы и гуманизма?). Другими словами, традиционная для всех тоталитарных и неототалитарных лидеров спекуляция на солдатском героизме и человеческой крови.
Так вот, если сделать общий вывод, то имеем тоталитарный ответ президента РФ Владимира Путина на вызовы современной демократии, в том числе и украинской. И этот ответ (сознательно или нет) имеет в своей основе опыт далеко не наилучших режимов ХХ столетия, в том числе и опыт, который не является свойственно российским, который заимствованный в "импортного" тоталитаризма.
При этом в обмен на реальные политические свободы и гражданские права люди получают так же реальные социальные гарантии и стабильность общественной жизни. Такими шагами подобный режим обеспечивает свою жизнеспособность и, пока не начинаются внешние авантюры, он пользуется поддержкой большинства население своей страны.
Но внешнеполитические авантюры, в особенности относительно стран, где живет немалое количество "соотечественников" – непременная черта такого режима. И ограничить его аппетиты способна лишь эффективная коллективная система военно-политической безопасности, и, главное, - эффективная внутренняя политика в странах, которые могут попасть в зону "цивилизаторских" мечтаний кремлевского чекиста. Все другое – личное дело самой России.
Сергей Грабовский, заместитель главного редактора журнала "Сучасність"
