Як горить під бомбами російська культура

Шутки про москалей – веселые шутки. Про кацапов. Кацап – как цап. Цап – козел.

Шутки про москалей дают тебе понять, кто ты, отгородиться. Я с детства любил шутки про москалей.

А вот националистам не верил. Всех читал: и Терелю, и Маланюка. Читал, как Дэна Брауна: ну загнули, ну загнули. Кацап – он смешной, не страшный. Они писали о страшном кацапе, убивающем, ненавидящем Украину. Для них любой кацап – страшный.

Пишут: "Прилетело прям нам на балкон в Харькове. Теперь мы погорельцы. Сообщили соседи. Кто остался в подвале. Ребята, которые взломали двери и тушили, выбрасывали папины книги с балкона, теперь папина библиотека разлетелась ветром по всей Салтовке. Соседка подобрала на улице одну книгу, не обгоревшую".

Папа – замдекана филфака.

В школе учил. На память. "Хотят ли русские войны?"

"Спросите вы у тех солдат,

что под березами лежат,

и пусть вам скажут их сыны,

хотят ли русские войны…

Под шелест листьев и афиш

ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.

Пусть вам ответят ваши сны,

хотят ли русские войны.

Спросите вы у матерей,

спросите у жены моей,

и вы тогда понять должны,

хотят ли русские войны".

Запомнил настолько, что слова в голове травестировались. "Спросите вы у сатаны". "Убить вы каждого должны".

Песню на стих Евтушенко пел Бернес. Его дом в Харькове. Не знаю, уцелел ли. Он недалеко от Семинарской, где попала бомба.

Не знаю, что с домом Шульженко. Бунина. Хлебникова – его дом рядом с облуправлением полиции, которое разбомбили 2-го марта, и попало в художественный музей с Айвазовским, Репиным и Левитаном.

Дом Дунаевского – на Ярослава Мудрого, там тоже бомбили.

Главный корпус университета – с выбитыми окнами. Наша кафедра – с другой стороны на шестом.

Построили в пару к Госпрому. Конструктивизм. На фотографиях "парящая крыша". Перекрытия деревянные. Сгорело в той войне.

Последнее из восстановленных зданий Харькова. В 1963-м.

У входа – памятник основателю Каразину. К столетию университета, 1905-ый год. 

Надпись, цитата из Каразина: "Блаженъ уже стократно, ежели случай поставилъ меня въ возможность сдѣлать малѣйшее добро любезной моей Украинѣ, которой пользы столь тѣсно сопряжены съ пользами исполинской Россіи".

Харьков – рыночный. Ярмарочный. Торговый. Город купцов. На гербе – жезл Меркурия кадуцей. И рог изобилия.

Борис Слуцкий писал: "Я вырос на большом базаре в Харькове". И вместе с ним вся русская послевоенная поэзия. Бродский читал наизусть, ученик. Учеником Слуцкого был Евтушенко. Тот, который про "хотят ли русские войны?"

"Как говорили на Конном базаре". Это о харьковском языке. Русско-украинском. Ставшем языком поэзии. "Отдельно хочется выпить за харьковский Конный базар".

Сегодня нет языка поэзии. Нет русско-украинского. Нет Конного рынка. Ракета "Калибр". Два трупа, восемнадцать раненых. Квартал, где жил Слуцкий, разрушен.

"У меня появился шанс посетить в ближайшее время Конную площадь, дом 9". Письмо Слуцкого 1943-го. При освобождении Харькова. "Принимаю поручения и в иные окрестности". 

"Иные окрестности" сегодня тоже разрушены.

Нет рынка "Сказка" на Холодной Горе. Его – одним из первых. Радиорынка на Героев Труда. Его первым тоже. И знаменитого "Барабашова" нет. Сгорел после обстрела. Семь гектаров. Что не сгорело – обстреляли второй раз через несколько дней.

Еще более знаменитый исторический Благбаз – обстреляли. Обстреляли-разрушили Коммунальный рынок. И рынок Сумской.

Обстреливали днем. Рынки работали.

Улица Свободы, рядом с разбомбленной обладминистрацией. Дом, построенный отцом Мелетинского. Того самого, "Поэтика мифа". Бахтин, Мелетинский, Лотман, Лосев, Аверинцев.

Мелетинский родился в 1918-м в Харькове, через три года переехал в Москву.

Я до семнадцати жил в доме рядом. В этот приходил к однокласснице делать уроки. Отличнице. Сидели за одной партой.

Сидели на балконе. Эркере. На фотографиях после бомбежки как раз его нет.

Из дома в эвакуацию взял единственную книгу. "Свет мира" Халлдоура Лакснесса. И не могу читать. Страница, и все, бросаю. Не могу читать ничего художественного. Только сводки новостей.

Лакснесс, милый Лакснесс, и тебя русские бомбы из меня выбили, читаю только о них.

Редкое слово "буча". Раньше я его помнил из-за Маяковского.

"Я

   шар земной

чуть не весь

       обошел, –

И жизнь

   хороша,

и жить

   хорошо.

А в нашей буче,

          боевой, кипучей, –

и того лучше".

Дальше теперь еще страшнее:

"Вьется

   улица-змея.

Дома

   вдоль змеи.

Улица –

  моя.

Дома –

мои".

В рюкзаке российского солдата, убитого в Украине, нашли книгу Булгакова, золотой крестик, детские, с божьей коровкой, сережки, золотые зубы.

Мы не напечатали Надю Агафонову. Поэтессу из Николаева. Ее мужа Алексея Торхова напечатали, ее – нет. Ждали лучших стихов. Было это десять лет назад.

Ее убило в Николаевской обладминистрации.

Максим Бородин, поэт из Днепра, пишет: "Сегодня написали, что достали из-под завалов, опознали. Алексей где-то воюет… Помнишь, когда первый фест был, вы все у нас ночевали".

Помню. Все помню. И все запомню хорошо.

Андрей Краснящих, писатель, преподаватель