Як горить під бомбами російська культура
Шутки про москалей – веселые шутки. Про кацапов. Кацап – как цап. Цап – козел.
Шутки про москалей дают тебе понять, кто ты, отгородиться. Я с детства любил шутки про москалей.
А вот националистам не верил. Всех читал: и Терелю, и Маланюка. Читал, как Дэна Брауна: ну загнули, ну загнули. Кацап – он смешной, не страшный. Они писали о страшном кацапе, убивающем, ненавидящем Украину. Для них любой кацап – страшный.
Пишут: "Прилетело прям нам на балкон в Харькове. Теперь мы погорельцы. Сообщили соседи. Кто остался в подвале. Ребята, которые взломали двери и тушили, выбрасывали папины книги с балкона, теперь папина библиотека разлетелась ветром по всей Салтовке. Соседка подобрала на улице одну книгу, не обгоревшую".
Папа – замдекана филфака.
В школе учил. На память. "Хотят ли русские войны?"
"Спросите вы у тех солдат,
что под березами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны…
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны".
Запомнил настолько, что слова в голове травестировались. "Спросите вы у сатаны". "Убить вы каждого должны".
Песню на стих Евтушенко пел Бернес. Его дом в Харькове. Не знаю, уцелел ли. Он недалеко от Семинарской, где попала бомба.
Не знаю, что с домом Шульженко. Бунина. Хлебникова – его дом рядом с облуправлением полиции, которое разбомбили 2-го марта, и попало в художественный музей с Айвазовским, Репиным и Левитаном.
Дом Дунаевского – на Ярослава Мудрого, там тоже бомбили.
Главный корпус университета – с выбитыми окнами. Наша кафедра – с другой стороны на шестом.
Построили в пару к Госпрому. Конструктивизм. На фотографиях "парящая крыша". Перекрытия деревянные. Сгорело в той войне.
Последнее из восстановленных зданий Харькова. В 1963-м.
У входа – памятник основателю Каразину. К столетию университета, 1905-ый год.
Надпись, цитата из Каразина: "Блаженъ уже стократно, ежели случай поставилъ меня въ возможность сдѣлать малѣйшее добро любезной моей Украинѣ, которой пользы столь тѣсно сопряжены съ пользами исполинской Россіи".
Харьков – рыночный. Ярмарочный. Торговый. Город купцов. На гербе – жезл Меркурия кадуцей. И рог изобилия.
Борис Слуцкий писал: "Я вырос на большом базаре в Харькове". И вместе с ним вся русская послевоенная поэзия. Бродский читал наизусть, ученик. Учеником Слуцкого был Евтушенко. Тот, который про "хотят ли русские войны?"
"Как говорили на Конном базаре". Это о харьковском языке. Русско-украинском. Ставшем языком поэзии. "Отдельно хочется выпить за харьковский Конный базар".
Сегодня нет языка поэзии. Нет русско-украинского. Нет Конного рынка. Ракета "Калибр". Два трупа, восемнадцать раненых. Квартал, где жил Слуцкий, разрушен.
"У меня появился шанс посетить в ближайшее время Конную площадь, дом 9". Письмо Слуцкого 1943-го. При освобождении Харькова. "Принимаю поручения и в иные окрестности".
"Иные окрестности" сегодня тоже разрушены.
Нет рынка "Сказка" на Холодной Горе. Его – одним из первых. Радиорынка на Героев Труда. Его первым тоже. И знаменитого "Барабашова" нет. Сгорел после обстрела. Семь гектаров. Что не сгорело – обстреляли второй раз через несколько дней.
Еще более знаменитый исторический Благбаз – обстреляли. Обстреляли-разрушили Коммунальный рынок. И рынок Сумской.
Обстреливали днем. Рынки работали.
Улица Свободы, рядом с разбомбленной обладминистрацией. Дом, построенный отцом Мелетинского. Того самого, "Поэтика мифа". Бахтин, Мелетинский, Лотман, Лосев, Аверинцев.
Мелетинский родился в 1918-м в Харькове, через три года переехал в Москву.
Я до семнадцати жил в доме рядом. В этот приходил к однокласснице делать уроки. Отличнице. Сидели за одной партой.
Сидели на балконе. Эркере. На фотографиях после бомбежки как раз его нет.
Из дома в эвакуацию взял единственную книгу. "Свет мира" Халлдоура Лакснесса. И не могу читать. Страница, и все, бросаю. Не могу читать ничего художественного. Только сводки новостей.
Лакснесс, милый Лакснесс, и тебя русские бомбы из меня выбили, читаю только о них.
Редкое слово "буча". Раньше я его помнил из-за Маяковского.
"Я
шар земной
чуть не весь
обошел, –
И жизнь
хороша,
и жить
хорошо.
А в нашей буче,
боевой, кипучей, –
и того лучше".
Дальше теперь еще страшнее:
"Вьется
улица-змея.
Дома
вдоль змеи.
Улица –
моя.
Дома –
мои".
В рюкзаке российского солдата, убитого в Украине, нашли книгу Булгакова, золотой крестик, детские, с божьей коровкой, сережки, золотые зубы.
Мы не напечатали Надю Агафонову. Поэтессу из Николаева. Ее мужа Алексея Торхова напечатали, ее – нет. Ждали лучших стихов. Было это десять лет назад.
Ее убило в Николаевской обладминистрации.
Максим Бородин, поэт из Днепра, пишет: "Сегодня написали, что достали из-под завалов, опознали. Алексей где-то воюет… Помнишь, когда первый фест был, вы все у нас ночевали".
Помню. Все помню. И все запомню хорошо.
Андрей Краснящих, писатель, преподаватель
