Люди підземелля. Переселенці та їхнє друге життя

Переселенцев есть три вида.

Первый снимает жилье, платит большие деньги. Часто последние.

Второй за квартиру не платит, живет у родственников, у друзей.

Третьи живут в школах и детсадах. В актовых залах по сто человек, по двести. Знают уже друг о дружке все. У кого какие привычки. Кто куда кладет мыло, а кто пользуется чужим.

Кормят третьих три раза в день. Мыться ходят к соседним местным, что пускают.

Вторые к третьим не ходят. Первые и подавно. Зачем ходить? За бесплатной кормежкой? Шутят дома: "Будете плохо готовить – пойду туда". Не пойдут.

Третьи жалуются друг другу на борщ каждый день: надоел. Хотят окрошки.

Переселенец, живущий в школе, детсаду, не на квартире, узнается по треникам. Кто в спортивном костюме – вышел в город, как во двор. Дом его велик и густонаселен, и все в спортивке. Это домашняя одежда и уличная, дневная и ночная, спят не раздеваясь. Дети в спортивном тоже. Иногда – на школьной спортплощадке – выглядит уместно.

Первые тоже выглядят неуместно. На каждом шагу девочки с лыжными палками, занимаются скандинавской ходьбой. Мальчики на гиробордах. Моноколесе. Метросексуалы с белыми волосами. Супермодели. Собачки в бантиках и ошейниках со стразами. Кто-то с неместными номерами газует, виражирует так, что местные стоят, раскрыв рот.

Вторые тоже прилично одетые. В то, что из дому прихватили. Фирменные джинсы, кроссовки, брендовые майки. Залюбуешься на деток. Еще ничего не выцвело, не застирано.

В центрах получения гуманитарной помощи много таких. Да и первые попадаются. "Потому что на карточке уже хрен да ни хрена". Они, конечно, четче выражаются, на языке военного времени.

Очереди часа по три, по четыре, пять. Знакомятся. Первые – с третьими, вторые – с первыми. Обмениваются новостями. Звучат названия городов. Тех, что под оккупацией, и тех, где бомбят и обстреливают.

Местные, читая сводки, каждый раз спотыкаются о фразу "додаткові евакуаційні рейси на сьогодні". Глаз читает как "додаткові екскурсійні рейси".

У местных 34 часа в сутках. Они волонтерят, развозят, собирают, ищут, ездят, еще и работают.

Переселенцы гуляют, знакомятся с городом, встречают весну. Ведут себя, как кошки, которых они спасли и привезли. В подвалах они распрощались с прошлой, нормальной жизнью, теперь учатся жить ею снова. Прислушиваются, что говорят о них местные. "Які ви всі безтурботні".

Местные в подвал не бегут во время тревоги. Сидят за двумя стенами или вообще игнорируют. Тревога пришла – тревога ушла.

И первые, и вторые, и третьи – тоже уже не бегут. Они в подвале жили. "На подвале" звучало страшно с 2014 года. В феврале 22-го они спустились в подвалы и не выходили кто месяц, кто два.

Рассказывают местным истории.

"Места мало для семи человек, и очень крутые ступеньки в глубокий погреб. Там может завалить и нечем будет дышать. До сих пор картинка перед глазами: мы дышим через шланг по очереди в погребе, а другой конец торчит наверху. Я об этом думала постоянно".

***

"В погреб спускались все в одежде, что похуже, но потеплее. Кроме Нади. Надя сидела на возвышении, на столе, с ровной спинкой, невозмутимым выражением лица, в городском пальто и аксессуарах. Ну, леди на велосипеде".

***

"Мы на 8 марта сидели на Северной Салтовке в подвале. Холод собачий, тьма, передвигаешься на ощупь, связи тоже нет, да и телефоны разряжены.

Нас поздравили утром на словах те мужчины, что были с нами. Но вечер перестал быть томным: сосед А*, местный нарик, ограбил цветочный киоск и приволок в подвал огромные охапки роз и тюльпанов. Мужики раздавали всем женщинам, таких красивых роз мне еще не дарили. Букеты были по всему подвалу, рассмотреть удавалось только в полумраке в свете фонариков".

***

"На третий день муж впервые спустился в подвал, "посмотреть". На следующий – затянул туда меня. Потом подвал затрясся, свет исчез, через минуту в домашней одежде и тапочках вбежали подросток с мамой и дедушка. Мальчик стоял у окна на шестом этаже, перед глазами пролетела огромная дура, упала сразу за перекрестком, убила двоих прохожих, третьего тяжело ранила. Одному просто оторвало голову. Мужчины выскочили из подвала, засняли. Мальчик до самой ночи молчал, никто его не расспрашивал. Мой муж больше не выходил из подвала – сорок дней, только курить на пороге".

Иногда к переселенцу третьего вида, которые в спортзалах, приезжает зарубежная организация и увозит. Детей с матерями и инвалидов. 

Переселенец смотрит в окно автобуса, как меняются пейзажи Украины, потом стран ЕС. Он не то чтобы туда стремился, но после спортзала, после подвала готов на любое место обитания.

Обнаруживает себя в столице Австрии, Эстонии, Ирландии. В дорогом отеле, за который заплачено наперед. Выходит в трениках в город и не узнает себя. Пора сменить треники на рубашку и брюки.

Переселенец оказывается тем, кем он был до подвала. Учителем, инженером, врачом. 

Он звонит по Вотсапу друзьям – вторым, а может, и первым, с которыми познакомился в очереди. И рассказывает, о том, что видит. Как тут красиво. Чисто. Ничего не разрушено. Какие тут милые люди. Только языка он их не понимает. 

У него уже есть мыло, зубная паста, мочалка из Красного Креста. Костюм от "Сестер милосердия".

В полвторого обед. Густой суп-пюре. 

Он уже успел соскучиться по борщу. 

Андрей Краснящих, писатель, преподаватель