Двірничка у червоному комбінезоні тягне ракету до смітника. На Харківському фронті без змін 

"На Слобожанському напрямку ворог продовжує блокувати місто Харків".

Фраза не меняется тридцать дней.

Можно читать трояко. "Намагається заблокувати". "Блокує повністю" или частично. С двух или трех сторон.

В детстве – въезжаешь в Харьков, на доме большими буквами "Харьков – город-труженик, город-ученый", что-то еще и герб.

Сегодня на въезде нет полдома. Видно, как жили люди. Фотографии на стенах. Ковер.

Терехов говорит, выехала треть. По моим друзьям – больше. Юра – в Умани. Людочка – в Дрогобыче. Вазик – в Ивано-Франковске. Соседи в Коротиче. Коллеги с кафедры – в Днепре, Кропивницком, Львове, Черновцах.

Терехов каждый день обращается и заканчивает мантрой: "Мы – вместе. Мы – харьковчане".

Сейчас Харьков – вся Украина.

Корректировщик беды. Чтобы не стать им, не рассказываешь в каком ты районе города. Из суеверия. И не спрашиваешь.

Но понимаешь: весь день в подвале – Северная Салтовка, Рогань, ХТЗ.

"Ходил в магазин" – Павлово Поле. Холодная Гора. 

"СбЕгал" – Новые Дома.

С Горизонта никто не пишет, его больше нет.

"Заповніть, будь-ласка, форму для усунення наслідків пошкодження житлового фонду після обстрілів міста Харкова.

Район міста

Оберіть вулицю та будинок

Пошкоджено вікна

Так

Ні

Пошкоджено вхідні двері

Так

Ні

Пошкоджено покрівлю

Так

Ні

Пошкоджено стіни

Так

Ні

Повне руйнування будівлі

Так

Ні

Надіслати".

Игорь позвонил. Отец пожилой, нездоровый. Тетя тоже. Ехать не хотят.

Восточная Салтовка. Чтобы не слышать грохота, надевает наушники. "Переслушал "Queen", харьковский концерт. Тебе "Jethro Tull" нравится?"

Поговорили о Вильнюсе, он месяц жил там, у него была выставка, он фотограф.

И акционист. Каждый год Блумсдей отмечает. Один раз, лет двенадцать назад, отмечали вместе. "Давай в этом году снова что-нибудь придумаем". Голос грустный. Блумсдей – 16 июня.

"<...> на стороне гуся?" Спасибо, за все, Андрей Петрович. До встречи в следующей жизни".

"На стороне гуся" – из Малапарте. Самый страшный роман о Второй мировой. Он написал по нему мановскую работу, я руководил.

"Иван, где Вы и как?" – "Я в Харькове. У меня бабушка. Поэтому никуда не еду".

"В следующей жизни" продолжаем работу. 

"Иван, как Вы?" – "Нормально. Сегодня у нас так тихо. Всю ночь тишина. Напрягает".

"Если б мы жили на 7-м! У нас 16-й. Когда совсем страшно, бабушка спускается на 14-й. А мы на 5-м возле лифтов. И ночуем на 5-м. Решили, что там безопаснее всего".

Фотографию прислал: он и кофе. "Кofein. Ходим пить кофе уже неделю. И забываешь о бухканье совершенно".

Дети повзрослели. Животные повзрослели первыми. Людочка говорит, что собака за пять минут до воздушной тревоги собирала всех вместе. Загоняла в безопасную комнату.

Собака – с мусорки. Муж подобрал щенком. Ни в какую не хотела на поводок. Ходила без него. Когда эвакуировались, сама подошла, сунула морду. Всю дорогу, два дня, сидела в нем.

Каждый берет в эвакуацию свое. Не самое нужное – свое.

"Выехали утром из Харькова. Котов под мышки и бежали 6 остановок. К нам уже нельзя подъехать".

В чате моей университетской кафедры выставка котов. Каждый постит своего. Оказалось, у каждого есть. Или собака. Тоже харьковчане.

"Я первый раз за столько дней улыбаюсь!"

Гуси Рим спасли, Харьков спасли коты и собаки. Особенно детей. Дочь Надя замкнулась, ни с кем не разговаривала. Если разговаривала – ссорилась. Ночью кричала. Отказывалась идти в подвал. 

Когда хорошее настроение – рисовала. На каждом рисунке – Лотта, кошка. Все время при ней.

Раньше мы это называли просто кошкоглаженьем.

Из разговора в очереди: "Иду и молюсь, чтобы дойти на работу".

Терехов говорит: "После войны – памятник коммунальщику".

На фотографии в Телеграм-канале – дворничиха в красном комбинезоне тащит ракету к мусорке. Тяжелую. Надеюсь, уже взорвавшуюся.

Один дворник. Ну два. А тут десять стоят возле детской площадки. Ругаются. Громко спорят. Хорошо так. Как в прошлой жизни.

"Плохо, сказали сегодня выезжать. Ночью начнется. У тебя есть телефон Полтавы? Ищу машину, чтоб взяли с кошками".

Через два часа: "Ленчик, пока по Харькову отбой, наша Верещук оговорилась... Синегубов сказал, что нет эвакуации".

Утром ходит у дома, фотографирует первые цветы. Лютики и фиалки. Шлет фотографии.

"Выезжай". В доме рядом дыра. Вместо квартиры.

Дыры в школе рядом, куда ходили дети. Дочь – в Швейцарии с мужем-швейцарцем. Другая – с семьей в Нидерландах. Давно. Жена к ней поехала за день до войны. Сын вывез из Харькова годовалую внучку в Закарпатье. Прислали посылку на Новую почту. В тот день не сходил. На следующий в отделение попала ракета. Шесть погибших. Пятнадцать раненых.

"Без кота я б мозгами двинулся". Кот-болтун. В трубку слышно, как разговаривает. Слышно, как бухает и громыхает. 

"Давай выезжай". Газа нет. По району. Перебило газопровод. Пропадает на день, на два свет. Интернет пропадает. Горячей воды нет давно во всем городе.

"Выезжай". Он на двенадцатом, на одиннадцатом – сестра жены. Ноги болят, почти не выходит. С тремя котами. Лифты с первого дня войны отключены.

Древний грек. То есть преподаватель древнегреческого. Читает во время тревог "Мага" Фаулза. В украинском переводе. На русском и в оригинале уже читал.

4 апреля: "Основні зусилля противник зосередив на підготовці до відновлення наступальних дій, аби оточити та оволодіти містом Харків".

Андрій Краснящих, письменник, викладач