Козаки-розбійники

У каждого в детстве был выбор – играть "за казаков" или "за разбойников". И только от нас зависит то, чью сторону в играх станут выбирать наши дети.

Три года назад Украина смотрела фильм "Брат 2", не подозревая, что его главный герой станет прототипом всех тех, кто в 2014 году поедет на Донбасс убивать украинцев. А если бы не война, мы бы так и продолжали цитировать Данилу Багрова с его хрестоматийным "сила в правде".

Разговоры об абстрактной справедливости опасны. Если мерять жизнь справедливостью, то страна начинает дробиться на миллионы носителей истины. Внутренние окопы делают ситуацию лишь взрывоопаснее. Идеологические срезы, социальные границы, отношение к прошлому и будущему – какой бы гомогенной не казалась страна, в ней всегда найдется причина для баррикад. А война вдобавок служит мультипликатором, увеличивающим остроту противостояний на порядок.

Закон  –  это универсальный знаменатель, который обесточивает разницу числителей. В определенные моменты истории он вполне может быть несправедливым – примеры можно найти в истории любого общества. Но логика нормального государства состоит в том, чтобы максимально сближать "право" и "справедливость". Потому что в противном случае народ выходит на улицы, чтобы исправлять кривду по собственному разумению.

Майдан был как раз тем самым восстанием против несправедливости правил.

Янукович мог быть сколько угодно легален на своем посту – но к февралю 2014-го он перестал быть легитимен в глазах общества. И нет смысла мерить Майдан сухой арифметической логикой учебника права. Потому что закон теряет свою силу в тот момент, когда его перестают считать фундаментом общественного благополучия.

Те, кто пришел после Януковича, должны были выучить этот урок. Должны, но не выучили.

История с патрульными, которым грозит тюрьма за то, что они задержали судью, отказавшуюся перепарковывать автомобиль – тому яркое подтверждение. Коллеги задержанной говорят о том, что полиция нарушила судейскую неприкосновенность и грозят карами. С учетом кастовости судейской системы эта кара выглядит вполне неотвратимо. Но обладатели мантий не понимают одного – их позиция может быть сколько угодно легальной, но сами они давно перестали быть легитимны. Им не доверяют 80% населения страны. 

На этом фоне патрульная полиция со своим пятым местом в перечне пользующихся наибольшим доверием институтов, выглядит куда убедительнее. А дополнительную рельефность происходящему придает то, что вся эта история – не о персоналиях. Она о Майдане.

Потому что сам по себе Майдан был мечтой о переменах. О новом социальном договоре. О справедливости, которая в дефиците с первого дня независимости.

 Проблема лишь в том, что очень многие после бегства Януковича ждали одномоментных перемен. Как в кино с хэппи-эндом – чтобы последний кадр четко давал понять: у главных героев отныне будет все хорошо.

А оказалось, что это не фильм, а сериал. В котором повествование отнюдь не так уж линейно. И что даже бегство Януковича не означает, что вместе с ним сбежали все те правила, по которым существовала страна.

Проникновение Майдана в ткань повседневной жизни оказалось не тотальным, а точечным.

Реформы во многом зависели от личностного фактора: упорства и упрямства тех, кто решил тратить личное время на обустройство страны. Причем, в основной своей массе эти перемены обывателю не даны в ощущениях: как он может пощупать систему электронных госзакупок или уменьшение коррупционных окошек? Оно отражается лишь в строчках бюджета, в сэкономленных государству суммах и прочих "виртуальных" – с точки зрения обычного человека – категориях.

И на этом фоне патрульная полиция стала рельефным, отчетливо видимым и ясным достижением.

Другие люди, другие машины, другая форма, другой стиль поведения. Страна, истосковавшаяся по тем, кого можно и нужно любить, на это отреагировала социологически. Вдобавок, в Украине главные маркеры звучат как "свой" и "чужой": на фоне судей, прокуроров и прочего бестиария единственными "нашими" государевыми людьми для большинства обывателей стали как раз армия и полиция.

И когда судья грозит отправить патрульного за решетку – для общества это выглядит как история про то, что "чужой" садит "нашего". А если вспомнить, что чуть ранее эта самая "чужая" часть госсистемы отпускает из-под стражи самых одиозных персонажей, то ситуация обостряется до предела.

И нет никакого смысла сейчас апеллировать к дистиллированному языку закона и к тому, были полицейские тотально правы или нет. Потому что "право" не бывает ситуативным, когда одни на него могут рассчитывать, а другие  – нет. Оно работает в роли общественного успокоительного лишь тогда, когда тотально и повсеместно. А когда избирательно и ситуативно – народ начинает жаждать "справедливости".

И проблема ситуации именно в том, что границы справедливости нигде толком не прописаны. Уличная справедливость и вовсе может пахнуть порохом, кровью и добавлять стальной привкус во рту. Единственный предохранитель от таких сценариев – это доминанта права. Которое отстраненно-равнодушна ко всем, а не только к тем, кто в данный момент объявлен главным нарушителем спокойствия.

Но если власть провалила реформу прокуратуры и спускает на тормозах реформу судейского корпуса – ей бессмысленно взывать к правовой сознательности граждан. Потому что никакого доверия ни к одной, ни к другой системе они не ощущают. Зато наблюдают в прямом эфире, как ведомства, оставшиеся для них "чужими", начинают играть в правосудие с теми, кто уже успел для общества стать "своим".

Три года назад мы все это уже проходили. И меньше всего хочется, чтобы следующее поколение украинцев с детства привыкало сочувствовать главному герою фильма "Леон".

Павел Казарин, для УП