Безсилля Європи
Немногие могут вынести длительную войну без душевного разложения; длительный мир не выносит никто.
Освальд Шпенглер
На конгрессе мэров Франции, состоявшемся сразу после террористических атак в Париже и Брюсселе, мэр французской столицы выступила с проникновенной речью. Госпожа Анн Идальго призвала, несмотря на весь ужас произошедшего, жить не просто "вдохновенно, страстно и мирно", но и стремиться к "демократическому диалогу".
Слова о возмездии и наказании – казалось бы, неизбежные в данной ситуации, – так и не были произнесены.
В идеальной по своей политкорректности речи в полной мере отразилась суть европейских подходов к разрешению кризисных ситуаций: когда концепция "непротивления злу" становится неким modus vivendi при необходимости реагирования на возникающие угрозы. Звучащие при этом пасторские наставления и увещевания вызывают чувство лёгкой раздвоенности от сквозящего лукавства.
Непонятно, в чем нас хотят убедить. С какой Европой мы имеем дело? С той, что месила глину собственной истории на полях и дорогах бесконечных войн? Или с родившейся путём непорочного зачатия в небесных лабораториях – "Цивилизация европейская. Стерильно"?
Грех насилия
Известные факты говорят, что без греха насилия не обошлось. Иначе, зачем было откладывать на 21-й век то, что могло случиться уже в восьмом?
Как считал великий Гиббон, не останови вполне земной вождь франков победоносное продвижение арабов под Пуатье – и в Оксфорде могли преподавать толкование Корана, а с его кафедр демонстрировать истинность и святость откровения Магомета. Бороться с джихадистами сейчас и тысячу лет назад – задача не из лёгких.
Но на смену временам доминирования природных инстинктов пришла эпоха виртуальных рефлексий, а с ними такие же бесплотные стратегии умиротворения. Эффективность их применения для Украины – это минус семь процентов территории в условиях российской агрессии. При этом рекомендации Брюсселя и Вашингтона сводились к необходимости нахождения в перманентном режиме подставления левой и правой щеки – за Крым, за Донбасс и в обратном направлении.
Поэтому не удивительно, что европейская политика последних десятилетий напоминает глянец религиозных журналов, на которых счастливые плотоядные улыбаются рядом с радостными травоядными.
Создаётся впечатление, что ушедший далеко вперёд Запад случайно забыл за спиной массы страдающего человечества – людей, живущих в средневековой реальности, для многих из которых "убей врага своего" не тезис для дискуссии, а прямое руководство к действию.
"Тёмный мир человеческих страстей"
Подобная политика "восторженного идеализма" неизбежно приводит к аккумуляции ошибок и расшатыванию и без того неустойчивой европейской конструкции. Причины сложившегося положения разбросаны на широких площадях: от экономики до психологии.
Однако куда более полезно всмотреться в контуры будущего, для чего необходимо затронуть вопросы, которые в приличном обществе как бы не принято обсуждать.
В первую очередь, речь идёт о пересмотре послевоенной либеральной доктрины – неприятия использования силы как средства международной политики и невозможности повторения глобальных конфликтов. Время и события упорно напоминают, что большая часть мира живёт по старым правилам "дедушки Аттилы".
"Под внешним лоском цивилизации сокрыт тёмный мир человеческих страстей…центральным вопросом для реалистов стоит: кто что кому может сделать?" – утверждает исследователь Роберт Каплан.
Поэтому можно бесконечно долго рассуждать по поводу плодов духовного и культурного прогресса, но остаётся непреодолимым обстоятельство ограниченности наших возможностей, пока, как говорил Достоевский, человек "не переменится физически".
А в биологическом плане человек не менялся. И заложенные в его природе инстинкты лидерства и насилия оставались неизменными.
Абстракция войны
С другой стороны, никогда ещё война не была столь абстрактным и бестелесным понятием, как сейчас. В семьях просто не осталось участников и свидетелей войны. Прервана личностная и эмоциональная преемственность готовности сражаться и погибать за свою страну. Да и понятие Родины в значительной степени размылось в условиях высокой информационной связности и мобильности.
Никогда рычаги государственного управления Западным миром не находились столь долго в руках людей, не державших оружия и не живших в условиях военной угрозы. Реакции и решения руководителей типа Баррозу, проведшего юность в библиотеках Страсбурга, будут отличны от поведения деятелей, подобных Кадырову, воспитанных в условиях, где насильственная смерть фактор обыденности.
Потеря энергии, напора, европейской маскулинности во многом предопределена исчезновением из актуальной повестки дня фактора угрозы.
Природное состояние сильной половины человечества, как защитников и агрессоров, навыки и привычки к применению силы – стали неким атавизмом. И это привело к потере важнейшего стимула мобилизации и развития.
Европа-полис
Путин, развязавший континентальную войну, оказал огромную услугу Западу, напомнив, что "можем повторить" то, что, казалось, пройдено навсегда.
Апеллирование к базовым инстинктам даёт шанс оценить реальное положение дел и попытаться внести спасительные коррективы.
При этом позитивный сценарий скорее видится не в плоскости предрекаемой глобализации. И не в децентрализации и национальном обособлении спасение Европы – а в ещё более тесной национально-государственной интеграции на основании европейской и христианской идентичности. Своеобразная "Европа-полис" – сеющая "разумное, доброе, вечное", но чтящая заповедь баронессы Тэтчер, что "лучшей основой добрососедства является крепкая изгородь".
История Китая и евреев – хороший пример адаптации и выживания. Прямые потомки тех, кто делил время с египтянами эпохи Рамсеса и монголами Чингисхана, сейчас, пятьдесят веков спустя, не кажутся народами, потерявшими энергию развития.
Так что, по сравнению с последователями Конфуция и Моисея, европейская цивилизация – юная дева, не по возрасту обленившаяся и растолстевшая.
Но будет несправедливым, разводя апологетику войне и насилию, не сказать о том, что мир меняется, наращивая микроны цивилизованности над глыбами бессознательного. Массивы накопленных научных знаний, уровень осмысления и глубина их теоретической проработки даёт шанс учесть ошибки прошлого.
И, вторя Тойнби, "при помощи собственных усилий – придать истории новый, не имеющий прецедента поворот".
А если она была не последней?
Убедительной мотивацией к необходимости ещё более тесной интеграции может служить весьма мотивирующее предположение – а если Вторая мировая была не последней? Кто и на каком основании принял бездоказательную пацифистскую аксиому, если весь ход человеческой истории свидетельствует об обратном?
Ядерное оружие, как сдерживающий фактор? Ну, в конце концов, Нагасаки и Хиросима сегодня процветающие современные города с миллионами жителей.
И как бы это цинично не звучало, проблему перенаселённости и органичности ресурсов никто не снимал с повестки дня. Война всегда выступала отличным демографическим регулятором.
Можно конечно бесконечно повторять мантру о невозможности ничего подобного, потому что "мир стал другим"... Но рассуждения подобного рода – это всего лишь картинка в перископе, а не весь океан.
Много ли эпохальных событий удалось предсказать?
Госсекретарь США Киссинджер в 70-е годы считал, что проблему Советского Союза следует рассматривать в столетних перспективах, а в Китае, претендующем на первую экономику мира, пятьдесят лет назад умирали от голода. Северная Корея, где средняя семья живёт на 4 доллара в месяц, создала ядерное оружие и реализовала ракетную программу.
Может ли кто-то с уверенностью сказать, куда и в какой степени радикальности, качнутся тяжёлые воды арабского мира? Какими процессами могут быть охвачены полтора миллиарда мусульман, из которых 3% проживают в "экономически благополучных странах"?
Сколько ещё подобных "черных лебедей" ожидает впереди?..
А говорить о важности единства и необходимости консолидации ресурса, в том числе военного, просто банально. Хотя, возможно, законы истории непреложны, а человеческая глупость беспредельна – и в таком случае предрекаемый "закат Европы", "конец истории" идёт по чёткому графику с соблюдением всех предусмотренных фаз подъёма и упадка.
В конце концов, европейская цивилизация – не первая и не последняя из ушедших. Но, наверное, первая, которая может все спрогнозировать, проанализировать, задокументировать и… И ничего не сделать.
Однако не следует забывать, что глубина и качество изменений вышли на столь принципиально иной уровень, что перестают работать какие либо известные аналогии и примеры. Накопленный опыт может быть просто неприменим для мира, где за минуту создаётся больше информации, чем за столетия.
Но при любом развитии ситуации, время сонной Европы стремительно истекает.
А там, где начинается действие, всегда появляются новые возможности.
Андрей Демартино, специально для УП
