Крим: між Сінгапуром і Судетамі
Вся украинская дискуссия о Крыме – это спор о том, что первично – земля или люди, ее населяющие? Первые любят приводить в пример прецедент послевоенной Чехословакии. В пользу вторых играет прецедент Сингапура и Малайзии.
Крымская тема ушла сегодня в глубокое подполье. По сути, ее продолжают курировать лишь общественные организации, основанные крымчанами, покинувшими полуостров после аннексии.
Для большинства же украинцев эта тема вынесена на периферию – Донбасс полностью вытеснил "крымскую весну" из оперативной памяти страны.
Когда Порошенко на своей итоговой пресс-конференции грозит наказанием тем крымчанам, что взяли российский паспорт – это означает, что в его окружении никто крымскую тему не курирует.
Иначе бы президент знал, что у всех жителей полуострова сегодня на руках два паспорта – потому что раздача российских документов не сопровождалась отказом от украинских.
Впрочем, Порошенко не одинок – в сознании немалого числа граждан Крым воспринимается как отрезанный ломоть.
Спор между теми, кто верит в возвращение Крыма и теми, кто в это не верит – это спор о том, что первично: территория или люди.
Скептики считают, что нельзя строить будущее с теми, у кого совсем иная картинка этого самого будущего. Мол, без Крыма страна стала монолитнее, сплоченнее и нет смысла сшивать разорванное и склеивать разбитое.
Оптимисты уверены, что Крым должен быть украинским не только де-юре, но и де-факто. Что в Крыму остается немало проукраински настроенных граждан (что правда) и отказывать им в праве на надежду – означает предать их.
Факт в том, что в истории двадцатого века можно найти примеры в пользу как одной, так и в пользу другой позиции. На одном полюсе – Сингапур. На другом – Чехословацкие Судеты.
Судетскую область Германия аннексировала еще до начала Второй мировой. Формальная причина – притеснение судетских немцев (коих в области было большинство) чехами. Специально устроенные провокации дали Берлину предлог для ввода войск и последующего отторжения региона.
После войны Судеты вновь вернулись в состав Чехословакии. В августе 45-го президент республики Эдвард Бенеш подписал декрет, по которому все граждане Чехословакии, получившие немецкое или венгерское гражданство, утратили право на гражданство Чехословакии.
Имущество трех миллионов человек было конфисковано, а сами они оказались изгнаны. Процесс этот нередко сопровождался убийствами и издевательствами над мирным населением. До сих пор эта тема остается одной из наиболее конфликтных в чешско-немецких и чешско-австрийских отношениях.
На этот исторический прецедент любят ссылаться те, кто верит в обязательное возвращение полуострова. Они отмечают, что сегодня те же Судеты полностью интегрированы в состав Чехии и никакой дискуссии о принадлежности региона не стоит.
Их оппоненты твердят о том, что подобный сценарий реинтеграции Судет стал возможен лишь из-за масштабов Второй мировой.
Именно этот масштаб – равно как и общее число жертв войны – смогло заслонить кровавые последствия декретов Бенеша. Они уверены, что в современной европейской реальности представить себе повторение аналогичного сценария невозможно.
В их пользу, кстати, играет другой пример из ХХ века. Тот, что касается истории Сингапура. В 62-м году 72% жителей страны проголосовали за вступление в Малайзию на референдуме. А уже спустя три года парламент Малайзии исключил новоприобретенную территорию из состава государства, подарив Сингапуру независимость.
Причина была в том, что Сингапур размывал метрополию. Он, населенный китайцами, создавал электоральную диспропорцию в Малайзии. До присоединения Сингапура в стране было 50% малайцев и 25% китайцев.С Сингапуром доля последних доходила до трети населения, снижая "титульную нацию" до менее чем половины населения.
В итоге, Малайзия предпочла с Сингапуром "развестись" – и спустя пятьдесят лет оба государства себя чувствуют довольно комфортно.
Этот сценарий был возможен как результат внутреннего консенсуса. Сингапур никто не отторгал силой из состава Малайзии. Его новый статус не был итогом внешней стратегии на уничтожение малайзийской государственности.
Наступление новой реальности не сопровождалось нарушением международного права, военной интервенцией, аннексией и оккупацией. Оттого и этот исторический пример возможен лишь как иллюстративный, а не инструментальный.
Особенность Крыма в том, что он не попадает ни под одно известное геополитическое лекало.
Нет историй, которые можно было бы сравнить с тем, что произошло весной на полуострове, и на опыт которых можно было бы полностью опереться. В этом и состоит прецедент Крыма – после Второй мировой в мире произошло лишь семь аннексий, ни одна из них не дает готовых рецептов.
То, что можно сказать наверняка, состоит в следующем. Крым – не Донбасс. И именно по этой причине его возвращение Украине может быть проще, чем реинтеграция восточных областей Украины.
Потому что главное отличие двух ситуаций состоит в том, что вся история аннексии полуострова прошла практически бескровно (жертвами захвата стали лишь двое украинских военных). Кровь сакрализует любое противостояние – и ее отсутствие во время "крымской весны" оставляет пространство для точно такого же мирного выхода из ситуации.
В отличие от Донбасса, затяжная война в котором привела к тому, что в каждой семье есть, что предъявить соседу.
Но у полуострова есть и еще одна особенность.
Она состоит в том, что крымский прецедент шире самого Крыма. Потому что вся история прошлой весны – это самая настоящая мина замедленного действия под международное право.
Если закрыть глаза на Крым – то это сигнал всему миру, что в отношении спорных территорий действует право силы, а не сила права. Если сегодня "забыть" про Крым, то завтра по этому же лекалу начнут полыхать замороженные территориальные претензии по всей территории земного шара.
Мы часто твердим о том, что международное право умерло, но это ложь. Жизнеспособность международного права измеряется не исключениями, которые происходят время от времени. Оно измеряется тем, что все эти исключения можно пересчитать по пальцам двух рук.
И потому, даже если Украина сегодня не уделяет внимания теме полуострова – это вовсе не означает, что на аналогичное равнодушие можно рассчитывать со стороны коллективного "запада". И не случайно, что западные санкции в отношении Крыма жестче, чем те шаги, которые предпринимает официальный Киев.
Потому что это Москва может думать, полуостров сегодня принадлежит России. На самом же деле, Крым после аннексии стал принадлежать всему миру. Хотя бы потому, что от судьбы региона этот самый мир сегодня зависит как никогда.
Павел Казарин, УП
