Актуальні сумніви
Именно тогда, в 19-ом появилось популярное изречение: "Кому - война, а кому мать родна". Поскольку гнилые сапоги и крупа с червями для воюющих солдат царевой армии поставлялись не лазутчиками из стана врага, а своими вполне славянскими купцами.
Совсем недавно, уже во времена нашей с вами государственной самостоятельности, в одной из очень известных киевских больниц контрольной комиссией был зафиксирован факт спекуляции хлебом, автором которой были местный, т.е. больничный, батюшка и, разумеется, главный врач этой же больницы. На каждой буханочке они имели свои личные десятки копеечек...
Тогда же в нескольких известных киевлянам храмах служившее там священство открыто агитировало прихожан поддержать на скорых выборах в Верховную Раду именно того, "хлебного" главного врача, истово взыскующего места законодателя. Не поддержали, не выбрали, место в Раде тогда получил в этом округе другой человек.
А несколько моих знакомых, давних прихожан одного из этих храмов (там молился Творцу перед своей тюремной Голгофой мой друг Валерий Марченко) ушли в другие храмы. Поскольку хотели слышать голос Бога, а не политиков...
Об этом не принято говорить вслух. Стеснительно, что ли. Да и церковь у нас, наконец, отделена от государства. А говорить следует. Говорить много и часто. Иначе - инерция цинизма, унаследованная нами от СССР, никогда не прекратится.
Секуляризированная церковь, захватанная сплошь липкими пальцами безбожников и сохранившая только внешние атрибуты религиозности, очень нуждается в диалоге с обществом, которому и призвана служить. Любая церковь, вне зависимости от ее имени.
Моя коллега, служившая стоматологом в центральном госпитале КГБ СССР, очень живо рассказывает, как в ее вполне ведомственном стоматологическом кресле часами высиживали и московский раввин, и всевозможные православные отцы, и литовские ксендзы...
Бог и церковь - явления разные. Так было всегда. Страдавшие в Европе от притеснений католической церкви пилигримы, бежавшие в американский Новый Свет за вожделенной свободой вероисповедания, обосновавшись в этой свободе, совсем не готовы были принять и терпеть подобную же свободу у иноверцев.
Много ранее, в 1335 году капитул ордена доминиканцев запретил монахам читать и комментировать книги Данте. И было за что: Данте обвинял церковь в служении дьяволу, совсем не считая себя еретиком. Раздавленные тоталитарным режимом искренние религиозные чувства оставались и в СССР. Но, преимущественно, в неартикулируемом состоянии.
Мой лагерный товарищ, осужденный за попытку сохранить вне политики католические институты в советской Литве, рассказывал мне, что в начале 70-ых прошлого века прихожане, как правило, боялись открывать свою душу и свои помыслы священнослужителю в храме, ибо под насилием государства исчезала возможность сохранения тайны исповеди.
Монополия деспотической власти не может быть устранена частично. Независимость Украины, создание в ней демократических возможностей - лишь начало пути. Да, мы сегодня вправе без уведомления государства и его бюрократов уезжать из своей страны. И мы вправе свободно возвращаться в нее. В нашей стране нет политических заключенных.
Мы участвуем (или - не участвуем!) в процедуре свободных выборов... Все это так. Но, к сожалению, мы по-прежнему живем в аморальном климате. Оказалось, что отмена обязательного изучения курса марксистко-ленинской философии сама по себе не приводит к нравственному выздоровлению общества.
Религиозный опыт миллионов украинских мужчин и женщин может быть иным. Разговор с Господом труден даже для избранных. А миллионы обычных людей нуждаются в проводниках, в личном примере подобных себе сограждан. Их, увы, пока все еще мало.
Аморальное общество легко уживается с феноменом коррупции. Священнослужитель, не ставший моральным авторитетом для прихожан, - всего лишь хозяин храма. Бездушный хозяин бездушного храма. Где нет Бога.
Семен Глузман, для УП
