Хто був нічим
В оккупированном Мелитополе готовятся к празднованию Первомая по-советски, в оккупированном Геническе установлен памятник Ленину: а тем временем воюющая Украина избавляется от последних коммунистических рудиментов, сохранившихся до сегодняшнего дня.
Но, к сожалению, призраки прошлого существуют не только в символическом пространстве – они живут в сознании миллионов.
Понятие классовой ненависти, сыгравшее столь роковую роль в истории XX века, по-прежнему актуально. И мы смогли убедиться в этом за время полномасштабного вооруженного противостояния с Россией.
Пропасть между украинской и российской армиями не сводится лишь к тому, что первая защищает свою землю, а вторая захватывает чужую. Помимо прочего, это два совершенно разных социальных среза.
Для сегодняшней Украины обычна ситуация, когда вполне успешные и состоявшиеся люди берутся за оружие из патриотических побуждений.
В рядах ВСУ и ТРО можно встретить вчерашнего предпринимателя или фермера, журналиста или айтишника, юриста или менеджера. Обеспеченные и небогатые, столичные жители и провинциалы бок о бок сражаются за общее дело.
Для современной России это нонсенс: там действует принцип отрицательного отбора. Российскую армию пополняет главным образом та часть населения, для которой армия – единственный доступный социальный лифт.
Выходцы из низших слоев общества. Уроженцы депрессивных рубцовсков и железногорсков, бурятской и тувинской глубинки. Те, кто передал себя в распоряжение вооруженных сил за неимением лучшего варианта.
Те, кто всю свою жизнь был ничем. Благодаря вторжению в Украину они получили шанс стать всем – в соответствии с легендарной строчкой из коммунистического "Интернационала".
На оккупированной территории вчерашнее ничто с оружием в руках превращается в могущественного повелителя чьих-то судеб. Чужие дома, чужие тела, чужие жизни оказываются в распоряжении недавнего социального аутсайдера.
Читайте также: Фантазия и реальность
Это неважный солдат, зато идеальный каратель и мародер. Он будет упиваться полученной властью и вымещать на безоружных и беззащитных собственные комплексы.
Он будет грабить с жадностью голодающего, попавшего в гастрономическую лавку. Он будет избивать, насиловать и убивать не только по приказу свыше, но и по личной инициативе, с азартом и удовольствием. Потому что может.
Отсюда – мелочное мародерство, доходящее до сбора трусов, прокладок, шампуней, ложек и вилок. Отсюда – иррациональная жестокость и изощренное глумление над жертвами.
Отсюда – выраженная классовая ненависть к украинскому гражданскому населению, имеющая не меньшее, а то и большее значение, чем ненависть на национальной почве.
Для обычного вражеского военнослужащего рассказы о "нацистах" и "освобождении Украины" выступают лишь удобной рационализацией, спущенной сверху.
Зато возмущение чужим достатком, асфальтированными дорогами и унитазами в захваченных селах – это нечто более глубокое, искреннее, идущее от души.
Армию социальных аутсайдеров оскорбляет даже быт низшего среднего класса, не говоря уже о чем-то большем. И каким бы пророссийским ни был покойный экс-депутат Ржавский, проживание в собственном особняке оставляло ему мало шансов при столкновении с российскими солдатами.
Неудивительно, что еще в начале апреля обнаружилось сходство между картинами освобожденной Бучи, Ирпеня, Гостомеля – и зарисовками времен большевистской революции.
Так, в Сети широко цитировались воспоминания художника Юрия Анненкова, посетившего свой дом в Куокалле в 1918 году, после пребывания там красноармейцев: "Вырванная с мясом из потолка висячая лампа была втоптана в кучу испражнений. Возле лампы – записка: "Спасибо тебе за лампу, буржуй, хорошо нам светила".
Читайте также: Три года спустя
Половицы расщеплены топором, обои сорваны, пробиты пулями, железные кровати сведены смертельной судорогой, голубые сервизы обращены в осколки, металлическая посуда – кастрюли, сковородки, чайники – доверху заполнены испражнениями.
Непостижимо обильно испражнялись повсюду: во всех этажах, на полу, на лестницах – сглаживая ступени, на столах, в ящиках столов, на стульях, на матрасах, швыряли кусками испражнений в потолок …"
Характерные штрихи, сопровождавшие бунт социальных низов в XX веке, вновь проявились в ХXI столетии. Надев военную форму, российские низы получают возможность выплеснуть свое ожесточение на чужой земле.
Бесчинства на захваченных территориях – это не только инструмент кремлевского террора против украинцев. По сути, это еще и неформальный инструмент подкупа собственных солдат.
Неограниченные возможности насилия и мародерства становятся ценным бонусом для слабо мотивированной российской армии. Притом можно не сомневаться: достанься вражескому военному карт-бланш на аналогичные действия где-нибудь в Подмосковье, он бы столь же охотно грабил, насиловал и убивал своих более успешных соотечественников.
Классовая вражда остается таким же разрушительным оружием, как и сто лет назад. И это обстоятельство подталкивает воюющую Украину сразу к двум выводам.
Во-первых, мы должны стремиться к тому, чтобы классовая ненависть обернулась против нашего же врага, захлестнув Россию изнутри.
Чтобы насилие, поощряемое Кремлем, переместилось с украинской территории на российскую.
В перспективе подобный сценарий возможен: достаточно вспомнить события 1905-го или 1917-го.
Кремлевскую авантюру в Украине вполне можно представить как войну богатых за счет бедных: независимые социологи уже фиксируют корреляцию между уровнем доходов россиян и их отношением к вторжению.
Продолжающуюся "спецоперацию" считает успешной 81% самых обеспеченных респондентов – и только 39% малоимущих. Причем число последних будет увеличиваться по мере ужесточения санкционного прессинга и углубления экономического кризиса в РФ.
А во-вторых, мы обязаны воспрепятствовать сценарию, при котором классовая рознь начнет разъедать изнутри нашу собственную страну. "Война не заканчивается только потому, что на ней наживаются барыги", – этот тезис пользовался популярностью все восемь лет гибридного противостояния.
С началом полномасштабной войны он был дополнен новыми месседжами, уже мелькающими в соцсетях: "владельцев уничтоженной элитной недвижимости под Киевом не жалко", "переселенцы приезжают во Львов и Ужгород на дорогих машинах и не заслуживают сочувствия", "столичные беглецы жируют в ресторанах, а наши парни воюют вместо них" и так далее и тому подобное.
В 1917-1921 годах социальные противоречия заслонили национальную солидарность, предопределив поражение Украины в борьбе за независимость. И сегодня у нас нет права на повторение этой исторической ошибки.
Михаил Дубинянский
