Антоніо Лукіч про свій майбутній фільм, зустріч із Зеленським, наївність українців та відчуття злості

Антонио Лукич – один из самых успешных украинских режиссеров. В свои 28 он снял один из самых кассовых и титулованных фильмов в современной Украине "Мої думки тихі", вебсериал "Секс, Инста и ВНО" и сейчас работает над новой полнометражной лентой под названием "Люксембург, Люксембург".

Разговор с Лукичем мы записывали, скрываясь от летней жары в подкастной "Украинской правды".

Кинорежиссер – не типичный герой интервью УП. Автор этих строк привык общаться с политиками, бизнесменами, шоуменами. А здесь – совсем другой спикер, который живет над всей этой суетой.

Из-за такой необычности нависала постоянная угроза провала этого интервью. Но в конечном итоге получилась довольно глубокая и вдумчивая беседа. Местами личная, местами сентиментальная, местами жесткая.

В конце концов, это интервью похоже на фильмы Лукича. Вроде бы смешно, но внутри отзывается боль. 

Съемки нового фильма, Люксембург и "Курган & Агрегат"

– Ты только приехал из Люксембурга. Для чего ездил, и как через "ковидные" ограничения туда добрался?

– Хороший вопрос. Доехали мы достаточно просто. Володя Яценко – наш продюсер, позаботился о том, что нам выдали ноту МЗС, где описывалась цель нашей поездки.

А цель – это поиски локаций для, скажем, съёмок финала фильма.

– Как фильм называется?

– Фильм называется "Люксембург, Люксембург", где будут играть братья-близнецы, которых многие знают как группу "Курган & Агрегат". 

Для меня они открылись еще и как очень талантливые актеры, которые способны спасти любой бездарный сценарий, оживить любую реплику – то, что я, в принципе, люблю в актерах, в людях, с которыми работаю. Я люблю людей, которые делают свою работу лучше, чем я. 

О чем фильм? Это история о близнецах, о повторениях, об одинаковостях, об отце и сыне. 

Ну и вот мы ездили искать локации в Люксембург. Я был в этом городе однажды – это город Люксембург в стране Люксембург, что показалось мне очень символичным названием фильма. Это потрясающий город, город, где ты очень легко можешь словить передоз люксовой жизни, там очень много дорогих машин. Я просто от них прятался в какой-то момент, было невыносимо смотреть на эти старые Porsche 911 на Mini Cooper 60-х годов и на какие-то там обычные Mercedes.

Но не об этом. Короче, мы нашли то, что мы искали и собственно, мы вернулись. К счастью, нота МЗС не пригодилась – на нее даже не посмотрели на границе. Достаточно было теста на коронавирус. Как это выглядит? Ты сдаешь тест перед вылетом и когда ты улетаешь из Люксембурга, сдаешь еще один тест. 

Мы заплатили за срочный тест 100 евро за человека. И в этот момент Володя сказал: "Теперь мы вне бюджета фильма", что прозвучало грустно. 

– Расскажи подробнее о своем фильме. 

– Кино очень простое. Фильм о близнецах с их разным отношением к жизни. В какой-то момент они узнают о том, что их отец умирает в далеком Люксембурге. Отца они толком не знали, он был достаточно большим авторитетом в 90-х, он очень рано их покинул, и вот спустя 20 с чем-то лет они это все узнают. 

Эта смерть, скажем, процесс такой очень растянутый – мы не понимаем, что с ним случилось. Но один из братьев тут же решает бросить все и ехать. Но бросить все ему очень легко, потому что у него ничего нет. 

А второй брат говорит, что от папы нужно держаться подальше, потому что у этого брата есть семья, есть ответственность. И на этом конфликте, конфликте отношений к папе, конфликте собственной жизни, понимании того, что такое жить нормально, что такое жить ненормально, строится повествование фильма.

– Звучит очень драматично...

– Да, это намного более драматичный фильм, чем мой первый фильм. Я говорю о том, что, к счастью, у меня заканчиваются личные темы, которые я могу сублимировать посредством драматургии и снимать об этом фильмы. 

Не знаю, чем буду заниматься дальше... Наверное, какой-то рекламой 

– О своем ребенке, о семье будешь снимать фильм?

– Не дай Бог! Если про дитину, то хотелось бы снять какой-то спортивный фильм про успех. Хочу видеть своего ребенка на Олимпийских играх, которые сейчас, кстати, проходят.

– То есть "Мої думки тихі" ты снял о маме и сейчас снимаешь фильм об отце? Я никогда об этом не думал и ты меня сейчас немного ошарашил. Это твоя персональная история?

– Ну, не на 100%, конечно же. Я много додумываю. Но похожее отношение было у меня к моему папе – какая-то часть меня его любила и тяготела к нему, какая-то часть меня его побаивалась и говорила – держись от него подальше, живи себе свою жизнь, ни на что не рассчитывай.

Конечно, вместе с тем, как мой папа умер, умерли и мои надежды на благополучную иммиграцию в Испанию, где он жил. Он не жил в Люксембурге, Люксембург – это, скорее, благодатная почва для создания конфликтов. 

Это маленькая страна, у меня маленькие герои. Это одна из самых богатых стран в мире, это страна, где меньше всего шансов, что с тобой случиться какая-то "халепа". 

– Как ты нашел Амиля и Рамиля? Как увидел в них актеров? Они новые звезды украинского рэпа.

– Я стараюсь об этом не думать. Они иногда загоняют мне видео, где они качают залы пятитысячные. Меня бы это отпугивало от них, эта их звездность. Но по ним это невозможно почувствовать. 

Когда ходили смотреть футбол, (надеюсь, они не будут слушать это интервью), мы набрали каких-то бургеров, чипсов, кока-колы, они просто заварили себе кашу в стаканчике и этого было им достаточно. То есть они абсолютно не избалованные, очень дисциплинированные. 

Как я их нашел? Благодаря их видео про Роберта Диденко. Это была их пародия на украинское кинопроизводство. 

Я увидел там Амиля, он был маленький, прикольно говорил на суржике. А я очень люблю кино с географическими привязками. Мне это показалось очень классным, я понял, что это мой герой. 

А тогда у меня сценарий был про одного чувака, не про близнецов, а про одного. Раньше до этого был про близнецов, я просто понял, что близнецов никогда не найду, все переписал под одного. 

Когда я увидел Амиля, начал все про него искать и понял, что это автор хита "Уходиш – ну й пиз***". 

А потом я еще понял, что он не один – их двое. Тогда я снова переписал сценарий.

– До этого не был знаком с их творчеством?

– Я знал их хиты. И вот где-то на подкорках памяти помнил, что они тоже увлекаются футболом. Собственно, на футболе мы с ними и сошлись, разговорились. 

Рамилю и Амилю я написал одновременно, они недели три не отвечали. Потом мне ответил Рамиль, мы с ним раззнакомились – он не поверил, что это я на самом деле. 

Они не верили до середины съемочного периода, что вообще все это происходит. Мы с Володей Яценко были уверены в том, что все должно получиться.

Он – один из продюсеров, у меня их двое, замечательная пара – Володя Яценко и Аня Соболевская. Они муж и жена, они рулят продакшном.

– И они финансируют этот фильм, правильно?

– Я стараюсь не лезть в финансы, вообще это наш фильм, он частично финансируется Госкино.

Ты хочешь спросить – можно ли меня хаять за использование денег налогоплательщиков или нет?

– Это вечная тема...

– Зависит от качества фильма. Я же сам налогоплательщик, и у меня много вопросов и претензий к тому, что там делается за эти налоги. 

– Давай, когда выйдет фильм, мы тебе скажем, пустил ли ты наши деньги на ветер?

– Если так окажется, я уеду в эмиграцию и буду потихонечку возвращать.

– В Испанию или Люксембург поедешь (смеется)?

– Пока не знаю (щурится).

"Невозможно закрыть глаза на то, что ты снимаешь. Поэтому приходилось просто переделывать"

– Правильно ли я понял, что ты еще не до конца понимаешь, каким получится твой фильм?

– Не понимаю. Не понимаю, сработает ли он, не понимаю, станет ли популярным, что для этого должно случиться, важно ли это...

Если ты работаешь в кино ради популярности, ради фестивального успеха, это неправильно. Не зря говорят, что фестиваль это ни в коем случае не пункт назначения, это отправная точка, чтобы потом быть успешно показанным в прокате. В общем, заточенность на успех в кино не определяющий фактор. 

Если говорить про кино авторское, то хороший фильм – это тот, который подталкивает тебя в процессе создания на глубины, на переосознание реальности, на самого себя. Это то, что потом зрителям поможет почувствовать себя менее одиноким, если в этой истории они узнают себя, если они увидят на экране серьезных, нормальных людей, которые переживают серьезные проблемы, и увидят тот нарратив, который органично ложится на украинскую реальность. 

Живя в Украине, глупо представлять, что в один момент ты возьмешь и снимешь "Крестный отец" или фильм "Механик", или "Идентификация Борна" – это будут супергерои. Это те нарративы, которые почему-то ложатся на американскую реальность еще со времен вестернов. Но на нашу реальность эти фильмы не ложатся. И мы сейчас находимся в процессе наработки этих нарративов, которые адекватно бы звучали на украинском языке. 

– Я хочу спросить тебя о деньгах.

– О моей зарплате?

– Нет, не о твоей зарплате. Сколько всего стоит снять фильм в Украине? И какие источники финансирования могут быть?

– Я все время вспоминаю историю, когда в позапрошлом году я оказался на фестивале дебютных фильмов в городе Анноне во Франции, там собрались дебютанты – 15 режиссеров. Мне тогда было 27 лет, а ребятам было от 37 и больше. То есть возраст дебютанта в Европе немного выше. Там нужно дослужиться, сделать больше, прыгнуть через свою голову, чтобы так рано снимать кино. 

А в Украине эту возможность дают и поддерживают очень много дебютантов. Шансы огромные: это система поддержки Госкино, и Минкульт, и, более того, Украинский культурный фонд. 

– То есть у нас готовы рисковать и вкладывать деньги?

– Рисковать, но, к сожалению, наверное, не такими большими суммами, которые могли удовлетворить полностью твой режиссерский замысел. А после первого фильма у тебя амбиции, конечно же, растут. 

Сейчас мне хотелось, наверное, побольше бюджет, но не ради бюджета, а ради возможности снимать комфортней, чем мы снимали "Мої думки тихі". 

Потому что мы уместили все сьемки в два месяца. Многие из съемочной группы жертвовали временем, здоровьем.

Работа была, ну, мягко говоря, не в удовольствие. Были приятные моменты, но в целом это очень, очень тяжело. 

– Это рутина, это уже не о творчестве, правильно?

– У меня вообще прошел период влюбленности в кино. Влюбленность – это тот период, когда ты не замечаешь никаких изъянов в этом процессе, когда ты готов идти на все – не спать, не получать зарплату, ни с кем не общаться и т.д. "Думки" я снимал во время влюбленности в кино. Влюбленность сейчас прошла и у меня начались отношения с кино. 

Вот в режиме отношений я снимал "Люксембург". Я видел все изъяны. Мне не хватало времени, не хватало, может быть, репетиций, не хватало того, чтобы снять одну классную сцену в день. 

У меня не безграничный запас концентрации. Мне ее хватает на одну сцену утром, дальше мы обедаем, и после этого мы снимаем уже что-то не то. 

– Тебе приходилось переснимать сцены по нескольку раз, или ты закрывал глаза на это?

– Невозможно закрыть глаза на то, что ты снимаешь. Это невозможно. Поэтому приходилось просто переделывать, я не знаю, перенапиваться кофе или что-то выдумывать, но не снимать плохо, а снимать хорошо. Это было дико сложно. 

– Заканчивая блок о твоем фильме, когда планируется его выход?

– Если даст Бог, мы его доснимем и в конце года он будет готов. Если все будет хорошо, в следующем году, я думаю, можно будет его увидеть. Это огромный процесс работы. 

Фильм рождается трижды. Первый раз – на этапе сценария. Второй – на сьемках и это другой фильм. Третий раз – на монтаже. И это будет третий фильм.

"Кино это для азартных. Ты никогда не знаешь, что у тебя сработает"

– Вопрос может показаться тебе глупым, но мне правда интересно. Как вообще живут украинские кинорежиссеры? Мы же смотрим на Тарантино или Скорсезе. А как наши?

– Нет, украинские режиссеры очень скромно живут. Ну как? Сложно сказать. Например, у меня машина есть, слава Богу. Раньше у меня был второй Volswagen Golf, он достался мне по наследству от фильма "Думки тихі". Я над ним сжалился, забрал его себе за тысячу баксов, вложил в него еще тысяч 5 или 6, он все равно ездил очень плохо. 

Потом мне немножко удалось поработать в рекламе и я обзавелся машиной, которую я никогда бы не подумал, что буду водить – это Range Rover Defender (делает паузу и продолжает спокойным тоном). Я шучу, специально хотел проверить твою реакцию. 

У меня Peugeot 308 2016 года, пригнанный из Италии. Эта машина полностью соответствует моему социальному положению сейчас, это комфортный семейный симпатичный хетчбэк. 

Вот как живут украинские режиссеры. Это неплохо. 

– Для того, чтобы лучше жить, тебе приходится снимать рекламу?

– Ну как приходится? Это тоже должно быть как-то в кайф. Я когда снимал рекламу для "Новой почты", я конкретно кайфовал. Это, конечно, было очень круто.

– То есть это было не про заработок, а именно про кайф?

– И то, и другое. Это такая была подачка, как однажды Levi’s предложил мне сняться в рекламе какой-то коллаборации и подарил мне кожаную курточку. А человек когда кожаную курточку покупает? Когда у него уже есть все – и машина, и квартира, и дача. 

У меня кожанка появилась раньше, чем все то, что я хотел, немножко раньше. Ну, ничего, когда будет Defender, я ее надену. Но не новый Defender, а тот еще, кубической формы. 

– Возвращаясь к кинофильмам. "Мої думки тихі" – это фильм не только об отношениях с мамой. Из того, что я увидел – это фильм про наивные мечты и утраченные надежды. По твоему мнению, украинское общество в целом наивное?

– Сложно сказать. Большая часть украинцев не такая наивная, как эти герои мои. 

Я знаю очень много меркантильных людей, заточеных на личное обогащение. Знаю других людей, которые наоборот настроены альтруистично. Внутри меня как раз два этих человека борются.

– Меркантильный и альтруист?

– Да, я хочу иногда больше отдавать, снимать кино, чтобы людей порадовать. Я вложусь на какой-то сцене в плане силы и понимаю, что эта сцена будет очень хорошим подарком, люди похохочут над ней, подумают, вспомнят, а может еще и процитируют.

Но в целом, наверное, да, мы наивны. Мне кажется, что мужчины более наивны у нас, чем женщины, как ни странно. Потому что все-таки женщина в Украине такой доминирующий персонаж и в литературе, и в творчестве и, как ни странно, в жизни. 

Женщина – тот человек, который берет на себя ответственность, в отличии от мужиков в этой стране, где принято, что женщина воспитывает будущее поколение, следит за традициями какими-то бытовыми и теми же кулинарными и т.д. С мужчинами все сложно вообще. И в 90-е было сложно, когда они уезжали и умирали. 

Сейчас уже наше поколение, вот мои друзья и я – мы уже претендуем, чтобы называться мужчинами.

Мне очень интересно, какими вырастут наши дети, что это будут за люди сейчас, во время, когда в принципе есть какой-то относительный достаток, нет дефицита. Если ребенок хочет купить бисквит "Барни", я ему не откажу. 

– Прошло уже несколько лет после премьеры – как ты думаешь, почему людям так откликнулись "Думки"?

– Сейчас мне кажется, что этот нарратив так или иначе лег на парадигму реальности их представления о том, что такое Украина. Они узнали себя в чем-то, в каких-то делах... 

Сложно идентифицировать себя с героями таких фильмов, как "Скажене весілля". Ты можешь прийти насладиться юмором, драматургией, охеренной операторской работой. Но тебе сложно идентифицировать себя с теми людьми, как ни крути.

– Ты не смеешься, когда об этом говоришь.

– Но ты зато достаточно. 

– "Скажене весілля" – один из самых популярных фильмов украинского проката, который заработал кучу денег. Сколько ты лично заработал на "Думках"?

– Сколько я заработал? Режиссер получает гонорар за фильм. 

– У тебя гонорар не подвязан к кассовым сборам, каким-то процентам?

– "Думки" – нет. Я же говорю, это был момент влюбленности. Влюбленность – это когда ты тратишь деньги. Мне дали бонусную премию, что-то там в районе 20 тысяч гривен за прокат.

– Сколько всего фильм собрал?

– Порядка 11 или 12 миллионов гривен. Для такого фильма – это много. Потому что он стоил в создании 8 млн, собрал 12. Это если не учитывать онлайн-продажи, которых было тоже зашкально много, благодаря нашей диаспоры.

– То есть все вышли в плюс, кроме тебя?

– Oll TV точно вышли в плюс. А я тоже вышел в плюс, мне же подарили кожанку Levi’s (смеется). Пойми – кино это для азартных. Ты никогда не знаешь, что у тебя сработает и вообще сработает ли стратегия какая-то.

– То есть ты заранее не можешь предположить, что снимаешь хит?

– Я могу представить эмоциональную реакцию зрителя в момент конфликта, сцены, шутки, могу предположить, что тут будет смешно, тут будет грустно. 

То есть, это целая система – цепь манипуляций зрительскими эмоциями. В меру своей наглости ты это делаешь, манипулируешь. Есть более наглые режиссеры, которые жмут слезы из тебя. Есть менее наглые, которые предлагают зрителям разговор на равных, предлагают легко поговорить о чем-то серьезном, не пытаться пережимать так сильно. 

Мне кажется, это не сложно – выжимать слезы, но вопрос в твоем, скажем так, личном праве это делать. То есть, если ты восемнадцатилетний студент Карпенко или еще кого-то, ты снимаешь историю абсолютно себе чужую, про человека с глубокой инвалидностью или еще чем-то, то за это нужно уметь ответить. За все, что ты снимаешь и говоришь на публику, надо уметь нести ответы.

– Ты планируешь снять "Мої думки тихі 2"? Я видел трейлер, который вышел 1 апреля. Поэтому и переспрашиваю, ты действительно снимешь 2-ю часть?

– Фильм планируется. Это хороший вариант снять "Думки-2", наверное, после "Люксембурга", потому что "Думки-2" – это почти придуманный фильм. Там совсем немножко надо, чтобы додумать его.

– Он будет веселее первой истории?

– Думаю, да. Я наберусь наглости снять хорошую комедию. Братья Коэны тоже снимали "Подручный Хадсакера", "Воспитывая Аризону", и "Невыносимую жестокость". Почему мне не снять "Думки-2"?

"Не смотрел я сериал "Слугу народа" 

– В политическом издании не могу не поговорить с тобой о политике. Я понимаю, что мы не можем говорить как-то профессионально на эту тему…

– Многие режиссеры считают, что кино без политики не существует, это важная взаимосвязь.

– Странный вопрос: ты смотрел сериал "Слуга народа"? По-честному скажи?

– Честно, не смотрел. Он просто выходил в период, когда у меня не было телевизора. И вот на Youtube, когда многие смотрели, я не смотрел.

– Это какой-то твой протест?

– Чтобы не в обиду было сказано политикам, мне все-таки кажется, что политика – это о чем-то таком временном, то есть она все время меняется. Политика очень популистская – ты пытаешься идти на поводу у аудитории, удовлетворять потребности. Но такая политика мне не нравится. 

Мне нравится в политике, когда есть личность. Мне, кажется, что мы живем во времена, когда личности вымываются, их все меньше и меньше. А те, которые есть, о них почему-то никто не знает –  или им не хватает смелости о себе как-то заявить и повести за собой людей.

– Но посмотри на это с другой стороны: все украинские топовые партии лидерского типа: "Батькивщина" – Тимошенко, "ЕС" – Порошенко и так далее.

– Но личность, все-таки, начинается тогда, когда эта личность способна удивлять, предлагать что-то неожиданное и брать на себя ответственность. 

– Ты вообще смотрел какие-то фильмы, где играл Владимир Зеленский?

– "Я, ти, він, вона" – не смотрел. Но знаю, что это самый кассовый. Мне Зеленский нравился во времена КВН. Но это еще в далекие 90-е.

– А как актера его ты видел?

– Нет, как актера не видел. Но, в принципе, если относиться к жизни как игре, каждый из нас в жизни играет какую-то роль. Правильно? Я когда на площадке – играю роль режиссера. То есть я пытаюсь там и ругаться, отстаивать свое и так далее. 

Это роль, в этой роли ты можешь попросить принести тебе чай на плейбек. Если ты работаешь в другой роли на площадке, ты не можешь себе этого позволить. Вот, это все роль, роль, роль. Когда заканчиваются съемки, я перестаю играть роль режиссера, становлюсь просто человеком. 

Президент – это тоже определенная роль, анализировать есть смысл уже какие-то большие роли, которые он играет. Он, кстати нас приглашал на встречу участников кинопроцесса, встреча с киноиндустрией была.

– Ты был на этой встрече?

– В Администрации президента, да. Вот был я, продюсер Володя Яценко был, и там деятели киноиндустрии.

– Это когда было?

– Это было около месяца назад. И Владимир Зеленский был очень, как мне оказалось, уставший.

– А он с вами говорил как бывший коллега, или все-таки дистанция ощущалась?

– Честно, дистанции не чувствовал, позиционировал он себя просто. Даже сленг использовал, мне было понятно о чем речь, было понятно, что есть проблемы. 

Например, в Украине нет зала для премьер – вообще никакого. Кинотеатр "Киевская Русь" – это самый подходящий кандидат, и то, что я услышал – этот зал хотят сделать под протекцией президента. 

Это зал на 1500 мест. И если сделать, будет правда мощный зал для премьер. 

– Для чего вы встречались вообще?

– Обсудить проблемы киноиндустрии, кинопроизводства. Есть активная группа, куда входит Владимир Яценко. Они разрабатывают питчинги, систему поддержки кино. В целом в этой индустрии, мне кажется, все не так плохо для людей, которые готовы делиться своим талантом, быть честными. Говорилось о поддержке кинофестивалей: Одесского, Молодость и Docudays. 

Говорилось о системе поддержки, насколько государство должно было вкладывать в культуру.

Мне там слово не дали, но я и не просил. Я честно был на своей волне тогда, я плохо запарковался где-то очень далеко на Банковой, чуть-чуть поджал там чей-то Сitroen. 

Даже царапины не было, и я шел и думал, насколько я подонок в этот момент. Наверное, это неправильно, но вот как-то так.  Вот так прошла встреча эта. 

"Идея уехать из страны – вообще бич целого поколения"

– Ты как режиссер замечаешь много тонких вещей, на которые большинство людей не обращает внимания. Твоя работа, в конце концов, и состоит в том, чтобы видеть больше. Поэтому у меня к тебе глобальный вопрос. Какие ты видишь изменения в украинцах за последние 5-10 лет?

– Сложно об этом говорить. Давай начну с себя. Во мне есть определенная социальная злость. Злость, когда сносят какие-то архитектурные памятники, например "Квиты Украины" или еще что-то. Куча злости, злость на то, что там много что-то не устроено. 

Я не до конца счастлив в нашей системе налогообложения, то же с медициной. У меня много злости, просто мне кажется, что кино – это не та тема, куда эту злость нужно вкладывать. 

Ты, когда злой, мыслишь очень одноканально и очень субъективно, не всегда правдиво. Кино – это все-таки про истину, про попытку эту правду увидеть с нескольких сторон, понять, почему так. Кино это все-таки, о чем-то вечном. А социальная злость – это временное явление. 

– В обществе много злобы?

– Ее меньше, чем, например, у наших соседей. Там, мне кажется, злости совсем много.

– Ты о Беларуси, или о России?

– Та я про то и про то. Я еще говорю как водитель машины, потому что сталкиваюсь со злостью каждый день. Я сам перенимаю манеры киевского водителя. Бывает, могу выехать на автобусную полосу, кого-то не пропускать. Иногда, в моменты, совсем какого-то несогласия с этой реальностью, у меня появляется мысль о том, чтобы куда-то уехать. 

Мне кажется, какие-то самые стойкие могут попытаться что-то менять. Но опять же: нужно уметь с терпением принимать неизменное, иметь силу изменить то, что можно поменять, и мудрость отличать одно от другого.

Как родитель я очень злой, например. Это самое злое существо – родитель. Куда катится общество, я не знаю. Катится и все. 

Понимаешь, нету никакого общественного института заботы о будущих поколениях. Мы не озабочены ни тем, как нам поддержать стариков, ни тем, как, например, воспитать. Кого вообще мы растим? 

Вот мы сейчас едем в Люксембург. Я понял, вроде все может быть и похоже: райончики ухоженные есть и у нас, старые красивые здания, дорогие машины тоже у нас есть. Есть одна вещь разящая – это то, как живут там старики. Когда ты видишь в Киеве старика, сидящего в ресторане, ты думаешь, что это какой-то абсурд или парадокс. 

Наши старики не ходят в рестораны – это не нормально. А там старость очень счастливая, в отличие от Украины. У нас очень несчастная, болезненная старость, например, у людей. Мне этих стариков жалко, ты о своих не успеваешь позаботиться, что говорить о других. Пенсионный фонд – это замечательно. Вот я плачу в Пенсионный фонд – и что? 

Могу ли я это поменять? Могу ли я поменять то, что сносят, рушат архитектуру, какую-то целостность Киева – вряд ли я могу это поменять...

– Но ты можешь об этом говорить, показывать проблемы, заряжать людей правильными идеями.

– Я прихожу, ставлю камеру в каком-то месте, и мне это все не нравится. Зачем мне это? Это некрасиво. 

Я хочу поехать в Люксембург, там, где красиво – понимаешь о чем я?

– Ты уже несколько раз сказал о том, что ты размышлял о том, чтобы уехать...

– Я из Ужгорода родом, понимаешь? Это идея целого поколения. У нас считаются самыми продвинутыми, крутыми, успешными те, которым удалось выехать и что-то там сделать.

Идея уехать, мне кажется, вообще бич поколения целого. Потому что там – лучше. Нас так учили. 

Например, в супермаркете ходишь – там слива "вітчизняна" – она будет самая плохая. Она не будет самая хорошая, как где-то в Испании или еще где-то. Это будет самая дешевая, галимая, черствая слива. И какая-то испанская слива рядышком будет дорогая, красивая.

– Давай, чтобы поставить точку: ты серьезно рассматриваешь для себя возможность уехать?

– Всерьез нет. Но ты спросил – я тебе отвечаю. Есть моменты, которые ты понять не можешь. Но там ты будешь чужак. 

Роман Кравец, УП