Артемій Троїцький: У Росії народу немає. Є апатичне населення лузерів
Диссидент, "гибридный эмигрант", главный советский рок-идеолог, политический комментатор и музыкальный мизантроп.
Среди всех ипостасей и медийных статусов 65-летнего Артемия Троицкого достаточно остановиться на двух: персона, раздающая пощечины общественному вкусу, раздражающая своим снобизмом многих; и человек, который аккумулирует вокруг себя меньшинство, идущее против мейнстрима в музыке и политике.
Антисоветчиком школьник Артемий Троицкий стал 21 августа 1968 года, когда гусеницами краснозвездных танков задавили "Пражскую весну".
Сын известного латиноамериканиста, историка и политолога Кивы Майданика, Артемий учился в посольской школе в Праге, где инфицировался рок-музыкой и свободой. Там его первый раз исключили из пионеров. А второй раз – в школе Москвы, куда он вернулся из Чехословакии безнадежным с точки зрения советской идеологии человеком.
Современное российское государство Артемий Троицкий называет "реакционным, лживым, жлобским и довольно бесперспективным".
Восприняв с отвращением аннексию Крыма и вторжение РФ на Донбасс, Троицкий в 2014-м уехал с семьей в Таллинн (Эстония). Не стесняясь в выражениях, он не устает критиковать режим Путина. И соотечественников, которые позволили загнать Россию в беспросветное победобесие.
Активно комментируя политические события, Артемий Троицкий продолжает вести на "Радио Свобода" подкаст "Музыка на Свободе", свой блог в YouTube, а также лекции и творческие вечера в разных странах Европы.
В интервью "Украинской правде" Артемий Троицкий рассказывает об отличиях Киева и Москвы. Объясняет, почему хотел видеть Святослава Вакарчука президентом. Вспоминает о трагедии Андрея Макаревича, поддержавшего Украину. Называет любимых украинских музыкантов. И поясняет, почему хайп вокруг Евровидения – удел музыкальных стран-аутсайдеров.
"Добро должно быть с кулаками"
– YouTube предложил мне посмотреть ваш разговор с Александром Невзоровым, он называется "Беседа циника с романтиком". Вы, стало быть, романтик?
– Я скорее романтик, чем циник (смеется). Моя жизнь скорее свидетельствует о романтических и идеалистических иллюзиях, нежели о проженности и ушлости.
– А как же статусы диссидента, музыкального сноба и мизантропа, которыми вас награждают СМИ?
– Это разные вещи. Диссидентом я был с достаточно молодых лет. Что касается музыкального снобизма, он может быть нарочитый, деланный, а может быть снобизм натуральный.
Мне на самом деле искренне нравится та музыка, которая очень многим не нравится. Мне не нравится попса. Мне вообще не нравится мейнстрим. Мне не нравится любая банальная музыка – та музыка, которую, как правило, пипл хавает.
Но я повторю: это не какой-то искусственный снобизм ради того, чтобы послать миру сигнал, что у меня особенный, изысканный вкус. Нет, ничего подобного.
– Вы в Москве когда последний раз были?
– В начале декабря (2020 года – УП). В Москву прилетел, из Москвы уехал на машине. В связи с пандемическими осложнениями поездка была довольно экстремальной. Но, тем не менее, там я где-то недельку провел.
– Про Москву Майк Науменко, как истинный ленинградец, 40 лет назад пел: "Здесь холодно и гадко, здесь очень не в умат". Ваша Москва какая?
– В разные периоды жизни я по-разному относился к ней. Моя любимая Москва – это, все-таки, Москва 70-80-х годов. Тогда я был молод, максимально бодр. Тогда я мог не спать сутками. Тогда я редко ночевал в одном и том же доме, в одной и той же постели два дня подряд. Ту Москву я очень люблю и прекрасно помню.
Потом, естественно, она стала серьезно меняться. Сильно изменился контингент москвичей. Многие мои друзья или уехали жить в деревню, или переехали за границу. Постепенно Москва стала для меня довольно-таки чужой. Она мне разонравилась очень сильно. Не тот дух, не те люди: это какая-то "другая Москва", и я не могу сказать, что эта мутация мне по душе.
– Почему уезжают из Москвы и России?
– По совокупности причин. Отчасти причины – политические, отчасти карьерные и коммерческие. Но я уехал из Москвы в 2011 году. Когда у нас с женой Верой родилась младшая дочка Лидия, мы переехали жить на дачу. Я построил веселый трехэтажный домик на сваях в форме пагоды, в 55 километрах от Москвы.
Уже совсем серьезно из России я уехал позже, летом 2014 года. И во многом это было связано с тем ужасом, который меня охватил в связи аннексией Крыма и оккупацией части Восточной Украины.
– Киев чем от Москвы отличается?
– Москва – город, который уютным и особо красивым не был никогда. Я любил в свое время его, потому что он имел интересную лихорадочную атмосферу, и я этой атмосфере вполне соответствовал.
Что касается Киева, я очень его люблю. Это один из моих самых любимых городов на бывшем советском пространстве. Отличается он от Москвы в первую очередь тем, что красивый. Киев – город зеленый.
Киев – город очень дружелюбный и веселый. Такой зубодробительной деловитости, которая имеется в Москве, в Киеве нет. Это город гораздо более расслабленный, а от того гораздо более уютный. И еще в Киеве крутые горки.
– Вы говорили, что панк вам ближе, чем хиппизм. А Андрей Макаревич назвал вас "апологетом разрушения". Так что получается: пацифизмом, "силой цветов" и ненасильственным сопротивлением мир не изменить?
– Это серьезный вопрос. Если говорить о музыке, то хиппизм, пожалуй, создал больше прекрасного (смеется), чем панкизм. Если сравнивать поздних The Beatles c Sex Pistols, то, думаю, мало кто согласится с тем, что Sex Pistols были лучше. Хипповую, "психеделическую" музыку я очень люблю.
Jimi Hendrix, The Doors, Can, Captain Beefheart – моя любимая музыка. Но точно так же я люблю и некоторые образцы панк-рока, так называемой "новой волны" конца 70-х-начала 80-х годов: Talking Heads, Suicide, Nick Cave и так далее.
Если говорить об аспекте личностном, то я, думаю, по натуре в большей степени панк, нежели хиппи (смеется). Вот эта вот хипповая задумчивость и блаженность меня никогда особо не устраивали. Я – человек очень активный, не склонный к излишней рефлексии и самокопанию.
Если говорить о политическом аспекте этого, то я уважаю мирный протест. Очень уважаю белорусов за ту прекрасную, такую женственную революцию, которую они в прошлом году устроили. Но в то же время всем уже более-менее ясно, что "добро должно быть с кулаками".
– Мне кажется, что Навальный и те, кто вышли за него на улицы, к хиппи ближе, чем к панкам.
– Дело в том, что в России еще не дошло дело до серьезных действий. Думаю, что среди тех людей, которые выходили на улицы городов России за Навального, есть и те, и другие. Есть те, кто вряд ли пойдет дальше уличных манифестаций, а есть и такие, кто уйдет в подполье и встанет на баррикады.
"Путин и музыка – вещи не очень совместимые"
– В 2019-м вы сказали, что за свой счет приехали бы в Украину агитировать за Вакарчука, если б он пошел в президенты. Он "мог бы стать "украинским Гавелом". Что пошло не так? Украина не готова к собственному Гавелу?
– Трудно сказать. Я бываю в Украине не так часто. Последний раз – более двух лет назад. Я не ощущаю вибрации, не чувствую украинского запаха. Трудно давать какие-то оценки.
Слава Вакарчук – очень хороший парень. Я знаю, что он умен, честен. Я уже не говорю о том, что он талантливый музыкант. На мой взгляд, Вакарчук мог бы стать прекрасным национальным лидером в Украине. Так не получилось.
С другой стороны, президент Зеленский в последнее время проявил себя, наконец-то, нормальным, крепким парнем. Сделал несколько, на мой взгляд, правильных шагов. Я имею в виду и капут кремлевским телеканалам, и его нынешнее противостояние с Конституционным Судом, и борьбу с олигархами, которая вроде бы намечается.
Демократия в Украине на самом деле есть. То, что на президентских выборах побеждают раз за разом оппозиционные кандидаты, свидетельствует о том, что Украина все-таки свободная страна, где народовластие – не пустые слова. А выборы – не шулерский трюк, как в России или в Беларуси.
– Если представить Путина лидером какой-то музыкальной группы. О чем бы он пел и в каком жанре?
– Думаю, что Путин и музыка вещи вообще не очень совместимые. Считается, что Путину нравится группа "Любэ". Лично я об этом ничего не знаю. Думаю, что Путин от музыки вообще очень далек. Если ему что-то и нравится, то, наверное, какие-то военно-патриотические песни про разведчиков, "С чего начинается Родина" и так далее.
Думаю, что музыка – не его стихия. Путин в первую очередь любит власть и деньги.
– В 2019-м группа "Центр" выпустила антипутинскую песню "Цепкий лузер". А через год были приняты поправки к Конституции. Так кто лузер на самом деле? Путин или граждане РФ?
– Думаю, что лузеры и проигравшая в пух и прах сторона – это, в первую очередь, российское население. Я даже не берусь назвать его "народом".
В Беларуси народ в прошлом году явно сформировался. Самый важный результат событий в Беларуси – то, что родилась белорусская нация. Из какого-то аморфного чего-то взял и выпестовался настоящий народ. Сильный, смелый и несгибаемый. Может быть, пока что недостаточно укрепившийся и решительный, но тем не менее.
В России такого народа нет. Есть какое-то апатичное, разрозненное население. И это население лузеров, бесспорно. Что отличает лузера от не лузера (смеется)? Лузер – несчастен. Он не добивается своего, ему плохо живется, у него не получается. И все это можно сказать про современный народ России, к огромнейшему моему сожалению.
– А у Путина получается?
– Путин подключает к своим проходимским похождениям настолько мощные финансовые, силовые ресурсы, что у него что-то получается. Во-первых, держать силой более или менее в узде это самое российское народонаселение. Во-вторых, с помощью бесконечных финансовых вливаний он смог купить российскую элиту и даже часть элиты западной.
В нулевые годы все это у него получалось без потерь. Хотя я считаю, что тогда Путин был не намного лучше – какой гнидой был, таким и остался. Но в нулевые он был гораздо более удачлив. Да и запад ему позволял гораздо больше.
С уходом Трампа и Америка, и Западная Европа в меньшей степени, но тем не менее поняли, кто он такой. Там начинают вести себя потихонечку более-менее адекватно – так, как надо вести себя с вором и бандитом. Это все уже признаки того, что удачливость Путина заканчивается и начинается вот это самое лузерство.
Не думаю, что Путин сейчас чувствует себя хорошо. С одной стороны – Навальный. С другой – шаткая экономическая ситуация. С третьей – реальное ощущение изгоя в мировом сообществе. И главное, что нет, в общем-то, ресурсов, которые могли бы изменить баланс в его пользу.
"Евровидение – местечковое, анекдотичное мероприятие"
– Не могу не спросить о вашем "любимом" Евровидении. Почему каждый год так много вокруг него разговоров и скандалов?
– Это все от комплекса неполноценности. На конкурсе Евровидение нет действительно успешных артистов. Крупные артисты получают другие премии – Mercury, Grammy и так далее.
Евровидение – сугубо местечковое, анекдотичное мероприятие. Но у него есть один огромный плюс: в нем участвуют страны, которых на музыкальной карте мира практически нет, начиная от России, и кончая островом Мальта.
В принципе, нет России в глобальной музыкальной индустрии точно так же, как нет России в глобальной автомобильной индустрии. Есть всякие "форды, "фольксвагены", "мерседесы", "тойоты". А машины "жигули", "лада" – нет. Есть штука сугубо для внутреннего употребления.
На Евровидении мощные страны, будь то Англия, Швеция или Ирландия, представлены самодеятельностью. А для всех остальных, и Украины, и России, и Эстонии, и Боснии с Герцеговиной, этот конкурс – единственный шанс себя показать. Продемонстрировать, что есть, есть такая, скажем, Северная Македония – там тоже модно одеваются, пытаются играть актуальную музыку.
Евровидение – смешной, но все-таки вызов музыкальному англосаксонскому империализму. Мне это нравится, хотя музыка ужасная при этом (смеется).
– Украину вне Евровидения слышно в Европе?
– Нет. Не слышно и не видно. Как это ни странно, единственная страна, которую стало немножко слышно и видно, – Беларусь. По крайне мере, две группы в прошлом году заметно прославились в Штатах и Британии: группа "Молчат дома" (ударение на "а" – УП), постпанковая, "кинообразная"; и группа "Dlina Volny", такой как бы нео-диско-нуар.
Обе – очень хорошие. Они дошли до публики и имеют определенный успех. К сожалению, ни украинцы, ни россияне такого успеха не добились.
Сейчас есть еще один парень, Иманбек Зейкенов из Казахстана, который недавно Grammy получил. Я очень рад за казахов. Это очень красивая, я бы сказал трогательная история (смеется), как 20-летний железнодорожник, музыкант-самоучка стал лауреатом премии Grammy. Казахстан обскакал Россию, как Монголия, которая когда-то прыгнула из феодализма прямо в коммунизм (смеется).
– Для вас актуальная украинская музыка – это что?
– Я не очень хорошо знаю теперешнюю украинскую музыку. В Украине была невероятно интересная сцена в конце 80-х – в начале 90-х годов. По мне, самой интересной вообще советской группой всех времен был "Коллежский Асессор" Василия Гайденко (рок-группа из Киева – УП). Фантастически интересная, невероятно оригинальная группа.
Тогда же были в этой плеяде "Вопли Видоплясова", Ivanov Down, очень интересная харьковская "новая сцена", прекраснейшие "Братья Гадюкины" из Львова. В общем, Украина тогда была, я бы сказал, интересней, чем Россия. Но потом я как-то утратил связь с актуальной украинской музыкой.
Могу сказать, что понравилась группа Vivienne Mort, такой психо-фолк. Очень нравится, разумеется, "ДахаБраха", Dakh Daughters – симпатичные, интересные, оригинальные. Они делают, на мой взгляд, самостоятельную и впечатляющую музыку.
Я слышал еще какие-то этно-роковые группы, типа Kozak System, но не могу сказать, что они меня как-то впечатлили. В этом плане "Вопли Видоплясова" Олега Скрипки я считаю непревзойденными мастерами в том, что касается такого "укророка".
– Есть кто-то на украинской сцене, кто вас бесит?
– Нет. Я, в принципе, не люблю пластиковую попсу, аристов, которые номинально украинские, но, по-моему, на самом деле российские. Лобода какая-то, кто-то еще, уже не помню. Они девушки такие все аппетитные, насиликоненные и напомаженные, но что касается музыкального качества их продукции, то это, конечно, полный мрак. Не могу сказать, что меня это бесит. Для меня это просто не существует.
– У меня тупой, наверное, вопрос, учитывая, кому я его задаю. Что круче – советский рок 70-80-х или современный русский рэп?
– Трудно сказать (смеется). Если говорить о музыке, то мне рок гораздо ближе и любимее, чем рэп. Рок – музыка, с которой я вырос. Рэп – это то, что появилось 40 лет спустя, и в чем я до сих пор такого кайфа, как в роке, не нахожу.
Если взять поэзию, лирику, содержание, эти важные, особенно для такой литературоцентричной страны, как Россия, вещи, то тут я затрудняюсь сказать, что лучше. Ну, такого поэта, как Башлачев, среди рэперов, конечно же, нет. Но если взять средний уровень, условно говоря, тех же Гребенщикова, Макаревича, Кормильцева, Майка Науменко, Витю Цоя, и сравнить его с уровнем теперешних лучших рэперов, то, вполне возможно, будет боевая ничья.
Есть сильные поэты среди рэперов – Дельфин, в первую очередь. Я считаю, что он очень большой, настоящий поэт. Есть такие ребята, как Вася Обломов, Noize MC. Прекрасный рэпер-поэт Хаски. Оксимирон тоже ничего себе.
– А про украинский рэп вы что-то слышали?
– Будет лучше сказать, что нет.
– А как же Alyona Alyona?
– Слышал отдельные записи. Девушку по имени Alyona Alyona даже видел на фестивале, на оупен-эйре "Дикая мята". Но украинский рэп, как явление, прошел как-то мимо меня. Во всяком случае, я не хотел бы делать выводы на основании прослушивания песен группы "Грибы".
– Как вы считаете, способен ли рэп нанести такой же сильный удар по Кремлю, каким был удар хипарей и панков по советской власти?
– Думаю, что нет. И не потому, что нынешнее молодое поколение рэперов и рокеров слабее в плане текстов, чем мои ровесники. А по той причине, что музыка, в принципе, сейчас уже не имеет того значения, какое она имела в 70-80-е. Тогда музыка, рок – это был культ. Что-то такое, что очень сильно повлияло и на мозги, и на образ жизни, и на мировоззрение в целом.
Сейчас музыка не имеет того влияния на молодежь. Сейчас есть социальные сети, прочие цифровые примочки, и они, конечно же, более влиятельны, чем музыка.
"Забудьте про Россию, как про ночной кошмар"
– Не буду вас спрашивать, по какую сторону баррикад был бы Цой, будь он жив. Но как так получилось, что люди, выросшие на его песнях, оказались в разных окопах?
– На этот вопрос нет ответа, и это, конечно, очень грустная история. Я помню, как в 2014-м началась травля Андрея Макаревича в российских масс-медиа за его честную и смелую реакцию на события в Украине. Он мне тогда говорил, что печалит не отмена концертов, не стоп-листы на телевидении. Самое грустное, что люди, которые слушали и любили его песни, вдруг оказались совершенно не тем, что он от них ожидал.
Он проповедовал свободу, любовь, а люди оказались жлобами, агрессорами и свиньями. В том числе и по отношению к нему лично. Это – большая драма, и тут ничего не поделаешь.
Да, я боюсь, что с песнями Цоя может быть такая же история. И какие-то гады, садисты, из числа тех же головорезов, что орудовали на востоке Украине, могут с удовольствием и даже со слезой слушать песни Цоя.
– Те, кто вырос на "Брате-2", тоже неправильно поняли Бодрова и Балабанова? Что-то не то увидели, заразившись шовинизмом, крымнашизмом, своей безапелляционной правдой?
– Нет, это совсем другое. В песнях Цоя не было никаких бацилл, вирусов, вот этого жлобства, агрессивности, национализма. "Брат-2" – по сути фашистский фильм. Я об этом сказал на премьере, на которую меня пригласили, поскольку "Брат-2" имеет некоторое отношение к музыке.
Все там говорили, какое это кино патриотичное, духоподъемное. Но когда дошла очередь до меня, я честно сказал: "Считаю, что этот фильм расистский, шовинистический". Балабанова это настолько удивило, шокировало, что он не нашелся, что мне ответить.
Думаю, все поклонники фильма "Брат-2", которые потом оказались на Донбассе, восприняли его самым правильным образом.
– У группы "Сплин" есть замечательная песня-воззвание к Гарри Поттеру. Получается, что россиянам осталось надеяться только на волшебство и магию?
– О, да. Примерно так. Не думаю, что заграница России как-то поможет. Если надеяться на что-то хорошее, на счастливую Россию будущего, как говорит Леша Навальный, то можно рассчитывать только на свои силы, которых, как мне кажется, не хватает. А чтобы сил хватило, надо прибегать к помощи белой магии, колдовству. Ну, еще могут инопланетяне, конечно, серьезно поспособствовать улучшению дел (смеется).
– У вашего "FM-Достоевский" был слоган "Иная музыка возможна". А Россия иной будет?
– На эту тему сейчас горячо спорят. Есть те, кто считает, что иная Россия возможна, и я очень хочу относиться к ним. Мне хочется, чтобы было лучше, я все-таки в людей верю.
Но у меня ощущение, что все больше голосов набирает вторая партия – люди, которые считают, что иная Россия просто невозможна. Что дело тут не только в гнусном царе и подлых боярах, а в том народе, который их на это царствование посадил. В народе, который, по крайне мере, если и не шибко их поддерживает, то не особо стремится это ярмо стряхнуть.
– В Украине тоже немало людей, которые питают иллюзии по отношению к Кремлю. Что можете им сказать?
– Никаких иллюзий в отношении Кремля питать не следует. Нынешний российский режим – это зло, это такая недоимперия зла. Точка. С этой точки, в общем-то, идти уже некуда. Всё, встали!
Если бы Россия не оккупировала часть Украины, то я дал бы простой рецепт: забудьте про Россию, как про ночной кошмар и занимайтесь, ребята, своими делами! Не смотрите на восток, а смотрите на запад. Україна – це Європа. И, собственно, надо вам застраивать свой европейский участок. Делать свой евроремонт, чтобы покончить с коррупцией, олигархатом.
Но, к сожалению, Россия вцепилась Украине в правый бок, ситуация очень сложная. И тут, пожалуй, никакого рецепта у меня нет.
– Вы называли Башлачева своим духовным отцом, который научил вас не стыдиться быть русским. Путин вас от этого не отучил?
– Вы знаете, Путин очень старается. Но пока что, вобщем-то, у него это не получилось. Если б мне окончательно стало стыдно быть русским, то я бы проникся чувством такого глубокого спокойствия и равнодушия к тому, что в России происходит.
Ну не могу я проникнуться этим самым стоицизмом и философской отстраненностью! И смотрю по-прежнему на Россию со смешанным чувством ужаса и надежды.
Евгений Руденко, УП
