Під ковдрою

"Я видел фотографии смеющейся, несущей флаги молодежи или живописных стариков узбеков, с мудрой улыбкой склонившихся над букварем, – и ни слова о голоде, о тифе, о погибающей деревне.

Да что там, в харьковских газетах не упоминалось даже об отсутствии электричества в самом Харькове. Мы жили словно во сне: газеты писали о какой-то другой стране, создавали иную реальность, совершенно не соприкасавшуюся с нашей повседневной жизнью.

В результате москвичи понятия не имели о том, что делалось в Харькове, а тем более в Ташкенте, Архангельске, Владивостоке, на расстоянии двенадцати дней пути от столицы.

На поездах разъезжали преимущественно государственные и партийные служащие, а они не отличались болтливостью. Огромную страну накрывало плотное одеяло молчания, и никто за пределами узкого круга посвященных не мог сложить цельную картину из разрозненных кусочков мозаики".

Это отрывок из воспоминаний писателя Артура Кестлера – бывшего коммуниста , проведшего зиму 1932-1933 в СССР и жившего в столице советской Украины, в эпицентре рукотворной гуманитарной катастрофы, которую удалось скрыть от миллионов современников.

Что ж, в наше время утаить от общества что-то масштабное и трагическое почти нереально.

Нынешние информационные технологии позволяют в любой момент заглянуть практически в любую точку планеты.

При желании собрать мозаику из разрозненных фрагментов может каждый: вот только желающих намного меньше, чем представлялось в XX веке.

На смену цензурному покрывалу, описанному Кестлером, пришло одеяло скепсиса , под которым наши современники прячутся сами – без всякого принуждения и с большой охотой.

Пандемия коронавируса стала особенно ярким примером. Убедиться в реальности и опасности происходящего в мире и в Украине не составляет труда.

Бесчисленные свидетельства больничного персонала, рассказы волонтеров, истории тяжелых пациентов и их родных находятся в свободном доступе, а приглаживание официальной статистики не способно скрыть масштаб проблемы.

За каких-нибудь полчаса, проведенных в Сети, можно получить живое представление о нынешнем кризисе.

Читайте также: Новая надежда

Да, поток больных, нуждающихся в госпитализации и кислородной поддержке, несравним с доковидными временами.

Да, весенняя эпидемическая волна в Украине оказалась еще хуже осенней.

Да, больницы Киева и многих других городов забиты под завязку, а выбивающиеся из сил медики вынуждены госпитализировать лишь находящихся в критическом состоянии.

Однако все это ничуть не смущает наших соотечественников, продолжающих упорно твердить о "простом гриппе", о "раздутой панике" и о "заговоре производителей масок и вакцин".

Ничто не поколеблет гражданина, не столкнувшегося с тяжелым течением COVID-19 лично – и твердо решившего принимать желаемое за действительное. Причем речь идет не о горстке маргиналов, но о массовом психологическом феномене.

Коронакризис предоставил нам уникальную возможность: измерить пределы wishful thinking. Узнать, какой процент людей готов отрицать неудобную реальность, не считаясь абсолютно ни с чем.

Чистота эксперимента близка к идеальной, и, пожалуй, ничего соизмеримого в далеком или недавнем прошлом не было.

Конечно, в 2014-м многие тоже отвергали факт российской агрессии в Крыму и на Донбассе. Но с другой стороны, признание этого факта еще не свидетельствовало об умении принимать некомфортную правду.

Для десятков тысяч украинцев гибридная война оказалась вполне комфортным явлением. Не задев личный быт, она позволила продвигать собственные ценности, популяризировать соответствующие идеалы и строить новое национальное государство.

У значительной части общества нет причин отрицать агрессию против Украины, выдавая желаемое за действительное: схватка с Москвой входит в разряд желаемого.

Иное дело – пандемия COVID-19. Она вышвырнула из зоны комфорта всех. Даже те из нас, кто что-то выиграл, по большому счету все равно оказываются в проигрыше.

Чиновник или силовик, получивший дополнительные полномочия, не застрахован от тяжелой болезни или потери близких.

Бизнесмен, занимающийся продажей масок или кислородных концентраторов, не может потратить заработанное в Ницце или на Канарах.

Абсолютно всем хотелось бы жить как раньше. Но одни прячутся от неприятного и становятся пленниками wishful thinking – а другие нет. Сегодня этот ментальный водораздел выражен гораздо отчетливее, чем семь лет назад.

И уже тем более нынешний коронакризис несопоставим с тем, что происходило до информационной революции. Гуманитарные катастрофы в Советском Союзе и маоистском Китае, нацистские преступления и обоюдные зверства во Вьетнаме тоже подвергались сомнению.

Но тогда к wishful thinking присоединялось множество других факторов: несовершенные средства коммуникации, низкая социальная мобильность, эффективная государственная цензура.

Причем, сравнивая прошлое с настоящим, мы можем по-новому оценить драматические страницы истории. Отрицание неудобной правды в наши дни, на фоне беспрецедентной информационной открытости, помогает осознать, с какой легкостью такое отрицание давалось человечеству прежде.

Достаточно вспомнить популярный упрек, связанный с трагедией украинского Голодомора, – "мир знал, но молчал" – и провести небольшой мысленный опыт.

Читайте также: В поисках утраченного доверия

Представьте, что вы живете на Западе в начале 1930-х и, как и многие в разгар Великой депрессии, придерживаетесь левых взглядов.

Вы связываете определенные надежды с СССР, где взят курс на строительство нового социалистического общества. И вдруг в прессе появляется информация, будто в Стране Советов свирепствует массовый голод, и советские граждане едят друг друга.

У вас нет связи ни с одним жителем СССР, способным подтвердить эти шокирующие сведения. В вашем распоряжении нет ни фотографий, ни кинохроники с жертвами предполагаемого голода. Никто из ваших знакомых не посещал районы Советского Союза, якобы охваченные бедствием.

Зато вам доподлинно известно, что распространение слухов о социальной катастрофе в СССР на руку множеству негодяев. Это выгодно Гитлеру и нацистам. Это выгодно Муссолини и фашистам. Это выгодно алчным магнатам, которых считают ответственными за экономический кризис на Западе.

Какова вероятность, что, вопреки всему перечисленному, вы поверите сообщениям о голоде и каннибализме в стране социализма?.. Вопрос риторический.

Мы привыкли осуждать людей XX столетия, не замечавших величайшие трагедии своего времени.

Но, по крайней мере, они жили в эпоху, когда тоталитарное правительство могло предотвратить утечку нежелательных сведений и накрыть целую страну плотным одеялом молчания.

А между тем бок о бок с нами живут сотни тысяч людей XXI века, имеющих практически неограниченный доступ к информации, – но добровольно накрывающихся одеялом неверия.

Михаил Дубинянский