Влад Троїцький: Робіть все, що завгодно, тільки не впускайте в серце смуток і лінь

Его проекты помогают Украине выглядеть в глазах западного мира современной и самобытной.

Под музыку "ДахаБраха" Дэвид Бэкхем рекламирует свой бренд, а в культовом сериале "Фарго" под нее же проворачивают свои грязные дела бандиты.

Его "IYOV" вошел в десятку лучших опер мира. А фрик-кабаре "Dakh Daughters" выступает в Европе под аранжировки французских и люксембургских музыкантов.

Драматург, режиссер и культурный альтруист Влад Троицкий – один из самых неутомимых искателей смыслов и идей, объединяющих Украину и делающих ее отличной от остальных. 

В разговорах с такими, как Троицкий, понимаешь: культура – не эфемерная субстанция, а то, от чего зависит качество жизни и успешность всей страны.

Находясь на карантине, Троицкий не унывает и продолжает заниматься творчеством, пробовать новые форматы. 

В интервью "Украинской правде" он рассказал о своих планах, оценил психоэмоциональное состояние общества и работу медиа, объяснил главные задачи искусства, нашел в Киеве рассадник консьюмеризма и выразил сочувствие Зеленскому.

Мы находимся все вместе на одном волшебном шарике

– Перед беседой с вами я хотел посмотреть, что вы пишете у себя в Facebook в условиях пандемии. Но оказалось, что у вас нет там страницы. Почему? Где вы есть?

– Я вообще не очень люблю соцсети. У меня есть Vіber, WhatsApp, Telegram. Но Facebook осознанно не пользуюсь, чтобы не тратить время.

– Не так давно вы говорили о десакрализации смерти: люди стали избегать мыслей о ней, живут, будто бессмертны. Из-за этого мы перестали чувствовать плотность жизни, стали поверхностными. Карантин поможет нам вернуть глубину жизни?

– Тут есть своя опасность: многие оказались не готовы к подобной ситуации. Может развиваться депрессия, расти паника. Человек читает бесконечно страшные новости. Боится тишины, покоя. Все это – издержки современной цивилизации.

С одной стороны, сейчас появилось достаточно много свободного времени. Но тут же его становится мало. Это совершенно загадочный опыт.

– Вы на себе уже его прочувствовали?

– Нет. У меня, как и раньше, продолжается активная работа. Мы достаточно много репетируем. Выпустим клип, сделанный онлайн. Под песню из "Alambari", нового альбома "ДахиБрахи".

– Что будет в ролике?

– Это будет флешмоб, в котором, надеюсь, примут участие сотни человек со всего мира. Мы записываем, как люди делают какие-то одинаковые действия в одно и то же время.

На экране, как в конференции, – много окон. Представьте: люди в своих капсулах, квартирах заваривают кофе, сидят, ждут, когда закипит вода, смотрят в окно. И все это происходит одновременно, в данную секунду.

Где-нибудь в Нью-Йорке или Сан-Франциско конкретный человек вместе со мной в одно время пьет кофе. И я могу это увидеть. По-моему, это волшебно.

Я договариваюсь с IT-партнерами, чтобы был мощный канал связи, поддерживающий этот проект.

– Хороший способ объединить людей в ситуации, когда глобальный мир трещит по швам.

– Да, глобальный мир фрагментируется. Появляются границы между государствами, городами внутри стран, внутри твоего личного пространства, твоей квартиры. Но именно в такой момент очень важно понять, что мы находимся все вместе на этом одном волшебном маленьком шарике.

Когда минимизируется внешнее, перемещение в офлайн, становятся такими важными человеческие глаза, улыбка, небо, чашка кофе...

– Скучаете по тусовочной жизни?

– У меня ее практически никогда не было. Я не тусовочный человек. Или я репетирую, или смотрю спектакли и фильмы, или читаю, или занимаюсь спортом. Раньше плавал в бассейне, занимался в спортзале. 

Сейчас у меня – скандинавская ходьба, каждый день по 10 км. И йога, безусловно. Час–полтора в день.

Мы становимся более изобретательными. Подготовимся, закалимся

– В недавнем интервью УП социопсихолог Олег Покальчук отметил, что у загадочной украинской души сегодня появилась отличная возможность остаться наедине с собой и ответить на вечные вопросы.

– Мне очень интересен Покальчук. Читаю все его интервью, публикации.

Сегодня, как и раньше, важно понимание, что такое "украинская идея", что такое вообще Украина? Что объединяет людей, живущих в Одессе, Мариуполе, Киеве, Полтаве, Сумах, Львове?

– Вы задаете многим этот вопрос. Знаю, что вам обычно отвечают – что-то вроде свободолюбия, красивых и гордых людей. Поэтому даже не буду пытаться оригинальничать.

– В том-то и дело. За почти 30 лет независимости этим (поиском идентичности, объединяющих смыслов – УП) практически никто не занимался.

Была попытка Ющенко создать такую этническую Украину. Но понятно, что она не становится своей для какого-то большого процента людей.

У нас страна демократичная, свободная, поэтому получается разброд. "Я не хочу быть в такой Украине", – говорят, условно, донецкие люди. И предлагают какой-то свой вид Украины. Но он не нравится львовянам или киевлянам.

– А вообще есть что-то, способное нас объединить?

– В этом году у нас должно было быть 12 "Гогольфестов" по всей стране, начиная от Мариуполя, заканчивая Ужгородом. Еще Винница, Славутич, Фастов, Дрогобыч, Днепр…

В этом пространстве возникает то чувство единства, когда мы понимаем, что мы все – украинцы. И нам есть, чем гордиться, чем поразить мир.

Понятно, что всё запланированное в этом году сдвигается на неопределенный пока срок. Пока мы стараемся поддерживать всю нашу общность, запускать проекты онлайн, чтобы люди не чувствовали себя брошенными. Чтобы не было разъединения внутри страны.

– С вашей стороны чистейший альтруизм. Вы как "бэушный бизнесмен" – это ваше собственное определение – уже задумались о том, как монетизировать проекты в условиях карантина?

– Конечно, будет тяжко. Государство никогда не поддерживало ни театр "Дах", ни "Гогольфест". 

Думаю, на какое-то время все затянут пояса, максимально минимизируют затраты. 

Зато мы становимся более изобретательными. Подготовимся, закалимся. И перед тем, как вернуться в офлайн, будет много продукта, который мы сможем предложить.

У нас не хватает мирового кругозора, и от этого появляется мания величия

– Многие люди культуры воспринимают нынешние времена и Зеленского у власти как какую-то личную трагедию. А как вам живется при президенте-комике?

– Послушайте, я ему на самом деле очень сочувствую. Даже сострадаю. Я понимаю, что он желал добра. Точно шел не для того, чтобы зарабатывать, кроить что-то. Зеленский действительно хотел что-то поменять.

Но я знаю не понаслышке реакционность всего госаппарата в любой области, от культуры до экономики. И тут желание изменить превращается в почти невыполнимую задачу. Ты должен перепрыгнуть через что-то.

В Украине нет вообще культуры уважения. Есть недоверие ко всем и всему.

– Откуда оно?

– У нас история такая: то русские, то поляки, то татары, то литовцы, то пятое, то десятое. И каждый думал, как бы сохранить свой маленький хуторок, мирок.

Сегодня мы только начинаем формировать понимание государственности. Все госинституты в современной Украине – в основном реплики Советского Союза.

Любые изменения приводят к совершеннейшей жесткой агрессии тех, кто привык плакать о том, что мало денег, что мало внимания. Но при этом ты заходишь (в культурные учреждения – УП), а там вонючие туалеты. И так всюду – в медицине, образовании.

– Вы – человек "не государственный", в том смысле, что независимы от госбюджета. Как вы смотрите со стороны на разговоры об урезании финансирования Держкіно, "Культурного фонда"?

– Я понимаю, что будет секвестр бюджета по-любому. Будет серьезный кризис. Он уже начался, и будет продолжаться, как минимум, еще несколько месяцев. И будет вопрос выживания вообще.

В США нет Министерства культуры, государство фактически не тратит деньги на культуру. Там выходит на первый план филантропия. Люди скидываются на Metropolitan Opera, Metropolitan Museum…

В европейской традиции принято все-таки финансировать культуру. Но тут возникает вопрос, как оценить, на что именно нужно тратить? По каким критериям? Удовлетворяют ли эти траты наши с вами потребности и интересы государства?

Мне кажется, только прошлый министр Бородянский впервые пытался разобраться, есть ли вообще какие-то критерии (финансирования – УП).

У нас в стране за годы независимости не построили ни одного большого здания, связанного с современной культурой. Нет ни одного пространства. Только театр на Подоле построили, но маленький и на частные деньги.

– Может, нет ее, современной культуры Украины?

– Конечно, есть! Есть много интересных художников, музыкантов. На слуху, естественно, больше альтернативная и поп-музыка. Но есть фантастические современные композиторы новой академической музыки.

Проект Ukraine WOW, что сделала Ярослава Гресь, – очень крутой проект, я просто восхищен. Единственное, что меня чуть-чуть смутило, – там практически не было о современной Украине.

Но у нас есть многое крутое и в науке, и в бизнесе, и в культуре. Есть многое, чем можно гордиться. Но этому нужно доверять и делиться этим с миром.

Одна из бед Украины – мы не ценим то, что у нас есть. Мы даже этим не интересуемся.

– Например?

– Мой учитель Оглоблин – один из величайших режиссеров Украины и бывшего СССР. В Украине его, к сожалению, практически никто не помнит, не знает. Хотя его учениками были Богдан Бенюк, Анатолий Хостикоев.

Или вот недавно умер Федоришин. Совершенно фантастический человек, который руководил театром "Воскресенье". Делал во Львове фестиваль "Золотой лев", в свое время один из лучших театральных фестивалей на территории СССР.

Федоришина всегда минимально поддерживали. Он, как в повести Кобо Абэ "Женщина в песках", барахтался, барахтался…

Или Сережа Проскурня, который тоже делал великие фестивали.

Общее сознание Украины, то, что определяет, кто мы, должно состоять из таких имен, из таких проектов. Которыми мы гордимся, о которых говорим: "Да, это наше, это у нас было, из этого выросло вот это".

Так развивается социум, культура, самоощущение, кто мы, зачем мы здесь.

– Вы на эти вопросы для себя уже ответили?

– Я очень четко понимаю, откуда корни, из чего я как художник родился. Я понимаю, на чем базируется успех моего театра. Это не я такой гениальный, нет. Я понимаю, на что опираюсь.

Буквально перед карантином в "Дахе" была премьера по поэзии Василя Стуса ("Стус: Прохожий" – УП). У него есть страшные слова – культура в Украине всегда начинается с нуля. А культура – это сознание, именно ощущение, кто мы.

В Украине был великий период начала 20-го века. Фантастический Харьков. Волшебный Киев. По количеству литературных журналов Харьков был просто интеллектуальнейшим городом. В Киеве было более 300 театров. Львов по духу был не хуже, чем Париж.

– Какой видят теперешнюю Украину по выступлениям "ДахаБраха" на западных сценах?

– Как минимум, самобытной и современной. Сама идея музыкальная и визуальная очень современна, но при этом опирается на серьезную традицию. 

Та же самая история с оперой "Иов", которая вошла в десятку лучших опер мира. Вы понимаете, что это не просто так? Была куча претендентов. И из нескольких сотен выбирают "Иов".

– Да, это круто.

– Когда те же "Dakh Daughters" 1 января играли с оркестром в Люксембурге под аранжировку французских и люксембургских композиторов, был аншлаг. Вы же понимаете, что это все не просто так.

Украине свойственна еще одна беда – капсулирование и провинциальность. Когда говорят: "Я тут такой весь волшебный! О том, что происходит в мире, я знать не знаю и ведать не ведаю". У нас не хватает мирового кругозора, и от этого появляется мания величия, основанная на комплексе неполноценности.

Но есть исключения, слава богу, их достаточно много.

Ты должен жить так, будто у тебя смерть стоит за левым плечом

– Сейчас все пытаются понять, каким будет будущее после пандемии. Вы каким его видите?

– Думаю, все вернется. Понятно, что все это временно. Современная цивилизация достаточно развита.

Будет печально, если опять будут границы между государствами, и мы не сможем так легко ездить, например, в Европу. Но, думаю, тут тоже все вернется на круги своя.

Что касается театра – это одно из самых древних искусств. Как только мы выйдем из карантина, публика захочет видеть живого человека.

Чудо театра в том, что ты видишь здесь и сейчас живого человека. Если ты ему поверишь, не будешь просто развлекаться, окажешься внутри ситуации, то поймешь – это тоже твоя жизнь.

Я часто задаю такой вопрос: "Помните ли вы, когда вы по-настоящему разговаривали с человеком?".

– Ну, до карантина недостатка в общении не было. 

– Да, мы болтаем, все такое. Но ты можешь прожить свою жизнь, даже не понимая, что в итоге потерял возможность поговорить. По-настоящему. Даже с кем-то из близких – мужем, женой, матерью, отцом, детьми.

– Сейчас для разговоров идеальная возможность?

– Дело в том, что этому нужно учиться. Почему нужна высокая литература, искусство, музыка? Они учат видеть другого человека.

Даже если вам бесконечно больно, нужно стараться видеть небо, глаза другого человека. Этому нужно учиться каждый день. Каждому из нас. Понимать ценность каждой секунды.

Сейчас, когда по крайней мере в новостях смерть стала чуть ли не главным информповодом, когда ты смотришь, что происходит в Италии, Испании, Франции, начинаешь задумываться о том, что и ты можешь уйти в любую секунду.

– Встряска хорошая, да?

– Конечно.

Настоящее искусство говорит, собственно, о двух вещах – об эросе и танатосе, любви и смерти. Об этих двух составляющих жизни.

– Какая из них сильнее? Любовь или смерть?

– Ой…

Понимаете, со смертью в чем вопрос? Человечество всегда пытается каким-то образом избавиться от ужаса перед неизведанным – что будет, когда тебя не станет? Если ты глубоко верующий, то у тебя как-то этот вопрос решен.

Но большинство таких, как мы, атеисты, когда реально представляем, что тебя заколотят в ящик или сожгут, то не находим ответа на вопрос: "Блин... а как же? Что дальше?".

Я когда-то говорил с Дитмаром Штюдеманом (экс-посол Германии в Украине – УП). Он мне сказал, что в Европе тоже потеряли вот эту сакральность смерти. 

Раньше люди умирали дома, в окружении близких. Это была часть их жизни. А сейчас люди стыдятся смерти. От этого появляется какое-то многоточие в конце.

– Без ответа.

– Да. Ты, как страус, зарываешь в песок голову и боишься даже думать о смерти. 

Искусство, театр, настоящая музыка, литература дают тебе эту возможность – пережить, соприкоснуться, подумать. И принять. Ты должен жить так, будто у тебя смерть стоит за левым плечом. Тогда ты начинаешь ценить каждую секунду твоей волшебной жизни.

– Тут вспоминается последний клип Дэвида Боуи, в котором ему не нужно было даже играть свой уход. Он просто показал его всем, не стыдясь.

– Верно.

В медиа лучше потребляется трэш и угар

– В одном из ваших выступлений вы говорили о цивилизации потребления, где храмы – это торговые центры. Вы сказали, что не знаете ни одного крупного цивилизованного города в мире, где в центре сосредоточено столько ТЦ, как в Киеве. Сейчас ТЦ закрыты. Так лучше?

– Ну, я же не настолько радикален. Я просто говорю о том, что у нас нет ни одного современного культурного центра, нет музея современного искусства, нет ни одного современного концертного зала.

И, конечно, в этом плане абсолютный перекос, когда в центре Киева находятся просто гигантские храмы консьюмеризма и храмы потребления. Это немножко безумие. Фактически Мамона, когда бог потребления заменяет нам идею страны.

 – Да, внутри какого-нибудь благополучного ТЦ на фоне серости вокруг может показаться, что ты находишься все-таки в цивилизованной стране.

– Торговые центры имеют все атрибуты классического храма: амбициозная архитектура, алтари, жрецы. Ты маленький на фоне всего этого, но чувствуешь себя защищенным.

Собственно, по такому принципу храмы во всем мире строились. Просто там была некая возвышенная идея. Христос, Аллах, Будда…

Задайте себе элементарный вопрос: "Кто самые уважаемые люди у нас в стране? Они вообще есть?".

– Когда обсуждаешь на редакционных планерках возможных спикеров для интервью, то кажется, что уважаемых осталось мало.

– Нет! Их много. Понимаете, в чем драма? Люди такие есть, и немало. Просто они находятся в такой немножко нишевой и маргинальной истории.

– Или мы о них не знаем.

– Просто не обращаете внимания.

– Почему же?

– "По кочану", как говорится. В медиа лучше потребляется трэш и угар. Столько-то умерло, столько-то заразилось, столько-то погибло на Донбассе, в авто- или авиакатастрофе. 

Это на всех новостных сайтах. Не важно, у вас или на "Зеркале", "Левом берегу", "Новом времени".

И где ты как интересующийся читатель можешь узнать об этих уважаемых людях?

– Да, я понимаю, о чем вы говорите. Но некоторые журналисты находят такое оправдание: публика сама такая, она больше клюет именно на трэш и угар.

– Понятно. Это похоже на историю о курице и яйце. Но если ты выходишь из этого порочного круга, устанавливается положительная обратная связь.

Если я вбрасываю негативные новости, люди возбуждаются. У них становится больше стресса, больше негативных поступков. Я пишу еще больше негативных новостей и т.д. Происходит самовозбуждение системы.

Но в какой-то момент человек действительно сталкивается, кроме информполя, с каким-то ужасом. И ему опереться не на что. Будь то коронавирус, туберкулез, болезнь сердца, плохая экология… Тебе хочется чего-то светлого, а обратиться не к кому.

– И в себе найти нечего.

– Да. Меньшинство, которое потребляет правильные новости, возможно, как раз те люди, которые могут что-то менять в этой жизни и стране.

– Как вы думаете, кто важнее – разносчик пиццы или художник?

– Я бы не ставил так вопрос. Главное, чтобы каждый честно выполнял свою работу. 

Нужна ведь и духовная пища. Мы же не машины для пожирания пиццы. Мы все-таки божьи твари, а для божьей твари важно сопереживать, соразмышлять.

– У нас вышло интервью с футурологом, советником президента Игорем Новиковым. В нескольких словах оно сводится к тому, что мир уже не будет прежним. Вы что об этом думаете?

– Я думаю, что люди очень быстро все забывают. Сейчас мне 55, и уже с 25 лет или даже с 20, когда начали умирать эти генсеки, страна и окружающий меня мир находился все время в зоне какой-то турбулентности. 

Рухнул Советский Союз, потом один Майдан, второй Майдан, война с Россией, которую трудно было представить. Все это произошло в течение жизни. Но при этом какие-то вещи остаются неизменными. К сожалению, среди них и тот дух "совка", который пронизывает весь госсектор.

– Несмотря на новые лица, да?

– Да это же не важно. Люди привыкли защищать свой убогий мирок насмерть.

Но с другой стороны, в Украине меняется много. Мы стали жить лучше, насыщеннее. Мир стал более доступен. Да, сейчас какой-то короткий период консервации. Но ты можешь все равно поставить любой фильм, прочитать любую книгу, послушать лекции. Изучать любой язык, не вставая с дивана. Да делайте все, что угодно, только не впускайте в свое сердце уныние и лень!

В Украине много удивительных, прекрасных людей, которые не хотят жить в унылом г*вне.

– Если бы вам довелось написать пьесу об Украине в эпоху всего, что сейчас происходит, она была бы с хеппи-эндом? Какими бы словами закончилась?

– Я не писатель… Уверен, что все будет прекрасно, у меня нет никаких сомнений. Но это – моя вера как человека. А художник, возможно, должен проигрывать самые негативные сценарии. Чтобы они лучше произошли в искусстве, а не в реальной жизни.

Я верю в то, что, если мы найдем возможность любить, доверять друг другу, принимать друг друга, несмотря на разность, то в этом будет наша сила и возможность для будущего Украины. 

Евгений Руденко, УП