Російський режисер Віталій Манський: Путін сприймає Зеленського як актора "Кварталу-95"

Он был одним из тех, кто снимал первую предвыборную кампанию Владимира Путина, ходил по пятам с камерой за малоизвестным тогда ФСБшником с карикатурной внешностью. Сегодня из-за критики бессменного правителя РФ, осуждения аннексии Крыма и войны на Донбассе он вынужден жить в Риге.

Российский документалист Виталий Манский, родившийся во Львове, на основе отснятых им архивных материалов сложил, словно пазлы, портрет российского вождя. 

Картина Манского "Свидетели Путина" рассказывает о первом годе правления президента РФ. 

С анатомической точностью Манский отображает период с 31 декабря 1999-го, когда Борис Ельцин публично заявил об уходе с поста президента, до 31 декабря 2000-го, когда вся Россия уже ела оливье под воскрешенный Путиным советский гимн.

По наблюдениям режиссера, трансформация Путина произошла буквально за полгода – от победителя последних демократических выборов в РФ до самодержца, развернувшего империю в прошлое.

В середине ноября Виталий Манский привез "Свидетелей Путина" в Киев. 

Опальный российский документалист нашел время, чтобы поговорить с УП об отношении россиян к Украине, о родном Львове, имперских планах Путина и его восприятии Зеленского, о цветах на могиле Сталина и "вставании с колен". 

"Люди продолжают писать в лифте"

– Пока я ехал в метро на встречу с вами, вспомнил фильм "Бумер", вышедший в 2003-м. На третьем году президентства Путина герой-браток сказал: "Не мы такие – жизнь такая". Нет ощущения, что этот лозунг стал оправданием для многих россиян? 

– Не знаю. У меня меняются время от времени ощущения о жизни, о нас. Хотя мне все-таки кажется, что люди формируют климат, в котором живут. Если человек писает в лифте, он будет писать (ударение на "и" – УП) в любом лифте – в хорошем, чистом, или грязном. 

Сейчас заселяются люди в новые дома и почему-то продолжают писать в лифте. Жизнь ли их заставляет это делать – не уверен. 

– До сих пор есть такие?

– Есть. Я с соседом сделал ремонт в подъезде. Были две коммунальные квартиры, которые не участвовали. Мы повесили красивое большое зеркало с люстрой на первом этаже. И они рядом с ним написАли недлинное слово (х*й – УП). Им, наверно, так комфортнее, когда это слово рядом. 

– Это в России было?

– В Москве, на Тверской (центральная улица столицы РФ – УП). 

– Не знаю, как выглядит изнутри ситуация в РФ, но из Украины заметно: все больше думающих россиян уезжают на Запад. Для тех, кто думает меньше, вы – "предатель", погнавшийся за "длинным" долларом или евро. Кем вы себя ощущаете?

– Иной раз бываю в горах и вижу макушки гор в снегу. И с этих гор спускаются реки, превращающиеся в водопады. Я смотрю, думаю: это же за один сезон все должно закончиться, этот снег. А он не заканчивается и не заканчивается. Эта река течет и течет, этот водопад бьет и бьет, и этот снег бесконечный. 

В России есть какая-то такая незыблемая фундаментальность… Уж казалось бы: после революции, когда бросали в топки паровозов живьем, уж такая была эмиграция. Пароходами уплывали люди. 

– Чувства элитарности это вам не добавляет?

– В чем?

– Ну, как?! Творческая интеллигенция, эмиграция. 

– Нет. Я, наоборот, не до конца уверен, правильно ли поступил. Не является ли мой отъезд проявлением слабости, например.

– После показа фильма в Киеве мне показалось, что во время общения со зрителями вы, говоря о Путине, часто делаете паузы, подбираете слова. Вам страшно? 

– Вообще нормальному человеку должно быть страшно по жизни. Точнее, чувство страха должно присутствовать в комплексе с другими чувствами. Я реально гоню эти мысли. Но когда оказываюсь в России, конечно, они вольно или невольно возвращаются.

Поэтому, скажем, в России мне сейчас некомфортно. Мне значительно комфортнее в Латвии, в Украине, в Америке, в Чехии.

"Путин закладывает начало краха России"

– Во время просмотра фильма я пытался понять, какие чувства испытываю. Странно, но мне стало жалко главного героя. Такая, знаете, брезгливая жалость. Как вы относитесь к Путину?

– Нет, у меня нет к нему жалости. Потому что он безжалостен по отношению ко мне. "Ко мне" в широком смысле. Считаю, что он совершает серьезное преступление по отношению к гражданам России, разворачивая Россию, такую сложно настраиваемую, неуклюжую Россию, в обратный ход. 

Мне кажется, именно он и является человеком, который закладывает начало краха России, по крайней мере в этих территориальных границах.

– Как в других странах реагируют на "Свидетелей Путина"? 

– Когда смотрят картину в Канаде или в Италии, в Америке, в Гонконге, для них происходящее является очевидным надругательством над правом, над законом, над демократией. Они воспринимают ее как такую документальную версию "Карточного домика". 

Российский зритель… Иногда встречаю в аудиториях таких, кто говорит: "Все прекрасно, прекрасный герой, прекрасная его позиция. Вы посмотрите, насколько он демократичен. Он говорит, что вот сейчас поработает президентом и вернется в свою личную жизнь. Он хочет оставить после себя страну – такую, в которой можно жить потом". 

И они совершенно не в состоянии проанализировать, что это он говорит 20 лет назад. И он 20 лет уже никуда не уходит и никуда не уйдет. И что за эти 20 лет произошло и с демократией, и со свободой, и с экономикой, и с их собственным холодильником, в конце концов. 

Ладно, если им плевать на "Иловайские котлы" и прочее. Но холодильник собственный… 

– Меня удивило, что вы и ваша супруга уже тогда, 31 декабря 1999-го года, когда Ельцин объявил о своем преемнике, понимали то, чего россияне в массе своей так и не поняли спустя 20 лет правления Путина. 

– В случае с моей женой все очень просто. Для нее, если хотите, это на генетическом уровне. У нее по линии отца и по линии матери деды были жертвами ГУЛАГа. А по материнской линии – с двух сторон, потому что еще их раскулачили, моя теща воспитывалась в детском доме. 

Для нее человек из системы КГБ, НКВД, ГПУ, ФСБ – по определению человек, находящийся за красной линией. Это просто как спичка к сухому сену. Происходит немедленное возгорание.

К сожалению, многие, и я в том числе, эту ситуацию (приход Путина – УП) все-таки пытались пропустить через какую-то рациональность. Они же (Ельцин и демократы, приведшие Путина к власти – УП) сами себе свинью не подложат. Жизнь показала, что и они были очень наивны в своих решениях и, по сути, стали первыми жертвами своего собственного Буратино. 

– Мне кажется, без вашего закадрового текста была бы совсем другая картина. Как документалисту не стать пропагандистом? Где эта грань?

– Откровенно говоря, это была, может быть, главная опасность. Я принципиально не хотел картину вторгать в зону пропаганды, контрпропаганды. 

Что касается моего дикторского текста, он даже не дикторский, он – авторский. Появляются 5-6 раз очень короткие реплики, связующие какие-то сюжетные линии. И все они безоценочные, за исключением моего финального, тоже не длинного монолога. 

В интервью, в разговорах я могу высказывать свое мнение, и оно достаточно жесткое. Я считаю Путина преступником и т.д. Но в картине я прилагал максимум усилий, чтобы не выражать свое личное отношение и личную эмоцию. Чтобы дать зрителю возможность принимать самостоятельное решение. 

– Путин на большом экране – совсем не то, что показывают по телевизору. Я смотрел ему постоянно в глаза, пытаясь понять, что это за человек. Что вы 20 лет назад увидели в его взгляде?

– Это была эволюция моего видения. Потому что это была эволюция и самого Путина. Он входил в Кремль, будучи очень осторожным, аккуратно нащупывал путь к президентскому креслу, через, по сути, минное поле. Один неверный для него шаг, и явки, пароли провалены. 

Но когда он завладел властным троном, то стал пользоваться этой сакральностью власти, чтобы никто не подобрался к нему. И это принципиально иное. Изменилось напряжение мышц лица. 

– Эта перемена произошла в течение года?

– Я бы даже сказал, в течение полугода. Эта перемена практически с марта на сентябрь 2000-го. Путин, получив власть, достаточно быстро сбросил маски. И пошел совершенно очевидным вектором движения. 

Уже к осени 2000 года возникло понятие, сам этот принцип – "вертикаль власти". Буквально на следующий год отменили губернаторские выборы. То есть, по сути, отменили выборную систему России. Закрыли НТВ, потом вскоре был посажен Ходорковский – как знак, черная метка всему крупному бизнесу. 

Не говоря уже о том символическом развороте, который я и делаю драматургическим стержнем фильма – возвращение советского гимна. Эта опасность, кстати, обществом не была по достоинству оценена в тот момент.

– В "Свидетелях Путина" как раз поражает эпизод, когда Ельцин, уже бывший президент, отмечает 31 декабря в 2000-м под звуки нового старого гимна. И на вопрос родных, что он думает о гимне, Ельцин выдавливает из себя: "Красненько". Как вы думаете, в эту минуту он понял, что натворил?

– Ельцин меня не уполномочивал делать от его лица заявления. Но то, что я чувствовал – это чувство, конечно, разочарования. Понятно, что они (Ельцин и его семья – УП) уже к первому году путинского правления стали ощущать, что совершили какую-то неточность. 

"Львовский булыжник задницей чувствую"

– Вы родились во Львове. Что для вас Украина?

– Не знаю, насколько это вообще толерантно, то, что я скажу. Для меня Львов и Украина – немножко разные вещи. Львов – родина, любимый город. Когда такси по булыжнику едет, я своей задницей его чувствую. И этот булыжник не перепутаю ни с какими булыжниками в мире.

Львов для меня – космос. Большой, самодостаточный мир. Конечно, Львов – это Украина. И в этом смысле Украину я считаю своей родиной. 

Но Львов в этом ощущении моих корней первичен, а Украина в каком-то смысле вторична. Наверное, надо было как-то по-другому ответить, но, тем не менее, это так.

Документальные фильмы Виталия Манского получили различные награды на кинофестивалях. Одна из его лент была посвящена феномену группы "Тату"

– Принято считать, что Львов – настоящий европейский город. Влияет ли он на способ мышления человека, родившегося там?

– Думаю, мое очень трепетное отношение к свободе, к личности, к правам каким-то подспудным образом формировалось в этой культуре города. Может быть, даже через его раны, нанесенные советским периодом. 

Я прекрасно помню конец 60-х, когда почему-то снимали парадные двери, такие резные, красивые. Их чуть ли не сжигали во дворах, а взамен ставили из сосны, обитые жестью. Не очень понимаю, что под этим подразумевалось. Но даже эта кампания по смене дверей для моего становления, для моего понимания добра и зла явила очень серьезный жизненный опыт. 

– Как, по вашим наблюдениям, к Украине относится среднестатистический россиянин? 

– Думаю, диапазон ощущений широкий. Самое позитивное – это такая жалость по отношению к Украине: "Как же так? Что ж вы оступились?! Что ж вы поддались, кто ж вас сбил с пути истинного? Что же с вами эти фашисты делают? Что ж вы, миленькие, родные?!". Вот это самый позитивный блок. 

Дальше стрелка опускается к риторике федеральных каналов, которые, конечно же, Украину не щадят, и украинцев заодно. 

Но это не значит, что в России нет людей, которые сквозь бурелом пропаганды способны пробираться и сохранять какую-то ясность сознания. Это, кстати, очень сложное дело. И очень малый процент людей находит в себе силы сохранять трезвость ума.

– Аркадий Бабченко считает, что таких в России уже не осталось. 

– Бабченко очень радикален в своих суждениях. Такие остались. И это, конечно, очень зависит от объема личности человека. Как правило, это люди глубинного образования, глубинного воспитания. Не буду называть их имена, хотя среди них есть и очень известные люди.

Сейчас симпатия к Украине является таким очень токсичным для человека, для его бизнеса, карьеры. И симпатии к Украине более опасны в прикладной жизни, чем симпатии к педофилам, расчленителям человеческих тел и прочим изуверам. Менее опасно симпатизировать падшему человеку, чем проявлять симпатию к современной Украине.

– Я, русскоязычный гражданин Украины, выходец с Донбасса, помню свои первые чувства во время аннексии Крыма. Это были замешательство и обида. Уйма моих друзей и знакомых оставили потом в родном Донецке работу, бизнес, квартиры. Они обижались на русских, что вполне понятно. Но вот за что русские в обиде на украинцев?

– За то, что "вы предали, бросили нас". Ушли себе в Европу, в НАТО. Даже не знаю, как ответить на этот вопрос. А как россияне несут цветы к могиле Сталина? Как они несут цветы к могиле человека, который уничтожил миллионы их близких и родных? 

Государство преднамеренно, осознанно и очень профессионально разжигает самые низменные чувства в массовом сознании. Утверждает некую новую этическую доктрину. 

Это "вставание с колен", как некая самость, как некое фундаментальное возвращение к вековым традициям. 

Создание империи кровью, огнем и мечом, тысячами и миллионами жертв, в истории и в повседневности возвращается в виде каких-то таких священных побед во имя добра. Главным идеологическим инструментом является не что-то из современной жизни, а победа во Второй мировой войне. 

"Моя тетка в Крыму наслаждается тем, что стала с подносом в очередь за супом"

– Почему, на ваш взгляд, Путин так не любит Украину? Или можно сформулировать вопрос по-другому: какую Украину он любит?

– Нет-нет, я не думаю, что у Путина есть любовь или нелюбовь к Украине. У него есть понимание своих прикладных задач, своей миссии. И Украина встала на пути реализации его миссии. И все. Как говорится, ничего личного, только бизнес. 

– Миссия эта на чем держится?

– Всякий политик недемократического толка ставит на повестку дня вопрос о своей роли в истории. И коль скоро Путин открыто, легально формулирует, что развал Советского Союза – это крупнейшая геополитическая трагедия ХХ века, совершенно очевидно, что он ставит перед собой задачу начать обратный процесс: восстановления Советского Союза, Российской империи. 

В общем, у него это более-менее получалось. Когда прошел первый Майдан и пришел Ющенко, через хитрости и экономическое давление Ющенко был снесен после первого же срока. 

И они все-таки посадили Януковича, который, совершенно очевидно, был ориентирован на Москву. Им казалось: "Не вопрос, ну да, бывают какие-то срывы, но мы сейчас все восстановим". 

Потеря Украины – такой глобальный надлом стройного плана Путина. Украина для него – определяющая страна. Ну не с Абхазией же восстанавливать империю!

Фильмы о князе Владимире снимаются как главные проекты российского кино. Памятник Владимиру устанавливают не где-нибудь, а при въезде в Кремль. Путин и его идеологическая машина работает весьма откровенно и открыто. 

Не знаю, можно ли так сформулировать, но Путин в чем-то честен в своих устремлениях. Но и во время Третьего рейха руководитель Германии тоже был весьма откровенен в своих устремлениях. И аннексия Австрии была его победой, после которой он и позволил себе начать то, что привело к его концу и фактически к катастрофе всей Германии. 

– Представим совсем гипотетически, что я – русскоязычный гражданин Украины, который сомневается, нужна ли мне независимость Украины или я должен быть частью этой империи, о которой грезит Путин. Что такого может дать мне Россия, чего у меня сейчас нет?

– Ну, наверно, то, что она дала Крыму. Не думаю, что больше. 

– Что это?

– Не знаю. Я не бываю в Крыму. Но то, что я вижу, то, что доносится из Крыма, кроме разочарования и иронии, ничего не вызывает. По крайней мере, кинематографические какие-то крымские проявления – это абсолютный "совок". 

Кому-то "совок" очень дорог, для кого-то "совок" – это и есть смысл жизни. Кто-то не может переступить порог приличного кафе, а хочет получить в руки поднос и с ним стоять у ленты с едой. Я, по крайней мере, по своей тетке, которая живет в Крыму и является таким ярым путинистом, вижу – да, она наслаждается тем, что с подносом встала наконец-то в очередь за супом. 

Читайте также: Дмитрий Ярош: Путин может умереть в любой момент

"Путин пытается выманить Зеленского, чтобы добиться своих целей"

– Российский политолог Александр Морозов в интервью УП назвал Порошенко "гвоздем в ботинке у Путина", имея в виду четкую, последовательную дипломатическую позицию экс-президента Украины. Кем для Путина является Зеленский? 

– Если Путин в состоянии обыгрывать опытных политиков, имеющих за спиной историю побед или, по крайней мере, реальных дел, я не думаю, что Зеленский на данном этапе является для него серьезно рассматриваемым противником или партнером. 

Думаю, что глубинно Путин воспринимает Зеленского как актера "Квартала-95". И, может быть, где-то даже подыгрывает ему, пытается выманить из его комфортного пространства для того, чтобы добиться своих целей и задач. 

– Является ли победа Зеленского для Кремля подтверждением тезиса, что Украина – это "failed state"?

– Для них победой являлось поражение Порошенко. Оно для них ценнее чьей-либо победы. Думаю, они были готовы к победе любого – и Юли, и Вакарчука, любого. Порошенко был для них более консервативен и недоговороспособен. И они делали ставку на то, что вот эта доктрина, которую предлагает Порошенко украинскому обществу, ложная, преступная. 

Поражение Порошенко – это как бы подтверждение правоты российской идеологии. А далее, получив Зеленского, наверное, они внутренне как-то успокоились. Потому что действительно сейчас получили не сильного конкурента. 

Хотя, может быть, они ошибаются. Зеленский – это совершенно для меня неизвестный и непонятный политик. Посмотрим. 

Я понимаю, что любое невосстановление Украины в своих границах – проигрыш Украины. С возвращением Луганска и Донецка у меня как-то складывается более-менее, по крайней мере, в какой-то перспективе. Но с Крымом я не очень-то это вижу. Думаю, что и Зеленский не очень-то видит, что бы он ни говорил.

– О ком из украинских президентов вы хотели бы снять документальный фильм?

– Ни о ком. Зеленский сам о себе снимает всю свою жизнь кино, поэтому в этом не нуждается. О Зеленском, кстати, очень легко сделать документальную картину просто из того материала, который уже есть в паблике. Это вообще простая задача. 

Мне был когда-то интересен просто по-человечески Вячеслав Черновол, его судьба и, конечно, его смерть накануне выборов. 

– В какую Россию вы хотели бы вернуться?

– Пока я не сжигаю окончательно мосты. Я мог бы относительно без проблем получить другое гражданство. Но не хочу отказываться от российского паспорта. 

И вообще ощущаю себя пессимистом, но при всем пессимизме с большой надеждой каждое утро открываю компьютер. Я хотел бы вернуться не на день после, а на день раньше, как минимум. Потому что мне очень хочется все это увидеть (уход Путина – УП). 

– Помню это чувство, когда начиналась война на Донбассе. Я тоже каждое утро открывал компьютер в поисках позитивных новостей. Меня хватило, наверно, года на полтора.

– Ну, пока меня хватает... 

– На афише вашего фильма изображены люди с одинаковой маской Путина. Что будет с этим коллективным Путиным, когда самого Путина не станет?

– Кто-то маску немедленно бросит и растопчет. Кто-то будет ее долго отдирать. А кто-то будет гордо продолжать носить. 

– Как цветы к Сталину?

– Да.