Доба оксамиту
Тридцать лет назад, 17 ноября 1989 года, началась Бархатная революция в Чехословакии.
Событие, послужившее эталоном массового ненасильственного протеста. Историческая веха, которая вместе с рухнувшей Берлинской стеной стала воплощением целой эпохи.
Эта благодушная эпоха породила веру в могущество безоружных, но целеустремленных людей.
В способность мирных демонстрантов побеждать авторитарные режимы. В бескровный уход империи из своих владений.
В либеральный миропорядок и его незыблемость.
Увы, все то, что три десятилетия назад казалось новой нормой, сейчас воспринимается как слабость.
Сегодняшний тренд – это коктейли Молотова и драки со спецназом, кровопролитные гибридные войны и тысячи жертв.
Украина ощутила произошедшие метаморфозы явственнее, чем кто-либо еще: если оранжевый Майдан стал типичным плодом бархатной эры, то уже через десять лет мы столкнулись с абсолютно другой реальностью.
Почему не сбылись надежды на всеобщее смягчение нравов?
Отвечая на этот вопрос, можно углубиться в социологические и геополитические дебри. А можно вспомнить только две строчки из шлягера восьмидесятых: "The winner takes it all/ The loser has to fall".
Логика бархатной эпохи – это попытка уйти от категоричного "loser has to fall". Уменьшить цену проигрыша, уберечь побежденных от беспощадного падения и превращения в ничто.
В обмен на ненасильственную сдачу позиций либеральный порядок дарил проигравшим весьма комфортные условия.
Подталкивая сильных мира сего к естественному выводу: отказ от безжалостной борьбы за власть и сферы влияния себя оправдывает.
Проблема в том, что проигравшие все равно чувствовали себя проигравшими.
Эпоха бархата продемонстрировала, что уязвленное эмоцио значит больше вознагражденного рацио. А невозможность давить более слабых не компенсируется тем, что более сильные не давят тебя.
Главным антагонистом Бархатной революции 1989-го стал Мирослав Штепан – первый секретарь пражского горкома, требовавший подавить протесты силой.
Из всей коммунистической верхушки лишь ему довелось побывать в тюрьме за злоупотребления властью, но благодаря буржуазной адвокатуре срок заключения составил менее двух лет.
Затем последовало превращение в преуспевающего бизнесмена.
Товарищ Штепан занимался консалтингом, возглавлял наблюдательный совет акционерного общества Multys, был совладельцем крупной фирмы по продаже недвижимости SMS Bohemia.
Обзавелся дорогой машиной и уютной виллой в столичном пригороде Баррандов. Казалось, бывший член ЦК КПЧ отлично вписался в новую либеральную норму.
Но для самого Штепана эта норма оставалась проявлением собственной слабости.
Новоиспеченный капиталист по-прежнему переживал из-за победы Бархатной революции, обвинял бывших соратников в предательстве и параллельно с бизнес-деятельностью возглавил маргинальную Партию чехословацких коммунистов, стоявшую на ортодоксальных марксистских позициях.
Незадолго до смерти Мирослав Штепан жаловался российской прессе: "Еще раз подчеркну: разрушение наших стран и поражение социализма не было объективным процессом. И только те люди, которые потеряли способность трезво мыслить и оценивать происходившие события, могут продолжать считать, что события 1989 года были вызваны объективными политическими, экономическими или социальными причинами. Ни в коем случае! Речь однозначно шла о международной контрреволюции!"
Реванш проигравших в Чехии остался чем-то гипотетическим, зато у нас перед глазами есть практический отечественный кейс.
Бархатное поражение украинской власти в 2004 году позволило Виктору Януковичу и Партии регионов занять комфортнейшую политическую нишу.
Уже через полтора года после революционных событий ПР лидировала на выборах в ВР, а Янукович оказался в премьерском кресле.
Еще через несколько лет оппозиционер ВФЯ пришел на Банковую демократическим путем.
А журналисты и аналитики отмечали, что пребывание в оппозиции пошло Виктору Федоровичу на пользу, и что за эти годы он заметно вырос как политик. Казалась, антигерой Оранжевой революции отлично вписался в новую либеральную норму.
Но для самого Януковича эта норма оставалась проявлением собственной слабости.
На протяжении пяти лет он страдал из-за потерянной победы 2004-го, ненавидел участников первого Майдана и винил в своем проигрыше предателя Кучму, не пожелавшего разогнать протестующих.
Все президентство ВФЯ стало демонстрацией силы – демонстрацией, адресованной не столько соотечественникам, сколько самому себе.
Необходимость ощущать себя сильным толкнула гаранта на путь абсолютно иррациональных поступков: от бессмысленной посадки Тимошенко до навязчивого стремления зачистить Евромайдан. Результат известен.
Читайте также:
Схожую картину мы наблюдаем и на международной арене. Бархатный проигрыш Москвы в холодной войне принес российскому руководству массу возможностей.
Глобальный рынок и миллиарды нефтедолларов. Благоприятнейшие условия для использования soft power на постсоветском пространстве и за его пределами.
Дружба с западными лидерами, готовыми закрывать глаза на сворачивание демократии внутри РФ.
Комфорт для простого обывателя, который в нулевые стал жить лучше, чем когда-либо прежде в российской истории. Казалось, путинская Россия отлично вписалась в новую либеральную норму.
Но для самой России эта норма оставалась проявлением собственной слабости.
Проигравшая империя проклинала либеральный миропорядок, позволивший ей выжить, разбогатеть и окрепнуть.
В Москве продолжали оглядываться назад, вновь и вновь переигрывая события 1989-1991 годов. И при первой возможности променяли soft power на привычные танки и "Грады". С готовностью отказались от глобальной идиллии ради аннексии Крыма, бойни на Донбассе, бряцания ядерным оружием и показательного сжигания импортных сыров…
Победители были в выигрыше всегда и везде, на всем протяжении человеческой истории.
Уникальность бархатной эпохи в том, что ее бенефициарами оказались и побежденные. Но, по иронии судьбы, эти же побежденные всей душой ненавидели эту же эпоху. И теперь их стараниями бархат сменяется камуфляжем, а жизнеутверждающее "winner takes it all" все чаще соседствует с неумолимым "loser has to fall".
Михаил Дубинянский