Океанія знову воює з Остазією. Навіщо Кремлю українські диверсанти
Инцидент с "украинской ДРГ" обсуждать бессмысленно.
Примерно настолько, насколько и обсуждать взрывы домов в Волгодонске и Москве в 1999 году. Мы без труда можем найти скептиков в отношении официальной версии – людей, уверенных в том, что взрывчатку 17 лет назад закладывали не чеченские боевики, а ФСБ. За это время успело вырасти целое поколение, а обе версии – и про боевиков, и про ФСБ – существуют параллельно в непересекающихся между собой прослойках российского общества.
Прозвучит цинично, но важнее последствия. Потому что итоги взрывов домов в России известны. За ними последовала вторая чеченская и избрание Владимира Путина на пост президента. И кто бы не затаскивал мешки со взрывчаткой в подвалы жилых зданий – результат все равно неизменен. Российская вертикаль начала формироваться именно тогда – на фундаменте разрушенных бетонных перекрытий.
За эти два неполных десятилетия мы привыкли скептически вчитываться в пресс-релизы ФСБ. Потому что их пишут люди, которые врали насчет "зеленых человечков" в Крыму. Которые придумывали версии про украинский истребитель, сбивающий Боинг над Донбассом. Которые меняли мочу российских олимпийцев. Которые рассказывали про полторы тысячи жертв грузинских обстрелов Южной Осетии – хотя по итогу оказалось, что число погибших было в десять раз меньше.
Мы помним их отчеты про боевое чеченское крещение Арсения Яценюка. Про "крымских террористов", собиравшихся взорвать памятник Ленину. Про 25 "украинских радикалов", которые якобы в марте 2014-го готовили взрывы от Ростова до Калмыкии. И можно, конечно, сказать, что это не только ФСБ, но еще и прокуратура и Следственный комитет, но какое это имеет значение, если у левиафана голова одна и имя ей – Владимир Владимирович? Копилка достижения общая, равно как и бенефициар.
И потому нет резона разбирать российскую версию событий. Мы все понимаем, что устраивать теракты в Крыму у Киева не было причин. Чтобы "сорвать курортный сезон" на полуострове не обязательно посылать ДРГ – достаточно перекрыть пункты пропуска, запретив украинским туристам поездки на оккупированный полуостров. Киев вообще о Крыме предпочитает не вспоминать. А история с украинскими танками, держащими на прицеле российских солдат, или с артобстрелами российских КПП, выглядят как реклама украинской решительности. Очень воодушевляет. Но слишком уж невероятно.
И в каждом таком случае куда важнее не то, кто "убил-с" и даже не то, была ли старушка-процентщица вообще. Важнее последствия. То, что случилось после события. Результат, итог и финал. Потому что российская медиаповестка – она ведь принадлежит не российским журналистам. Ее создает вертикаль и именно она определяет – какое событие получает развитие, а какое проходит незамеченным.
На федеральном российском медиауровне не было никакого обмена Надежды Савченко на российских спецназовцев – потому что и самих спецназовцев не было.
И потому выдача украинской летчицы в рамках российской медиаподачи была актом суверенного милосердия, односторонним актом доброй воли. А Александров и Ерофеев по прилету в Москву канули в российское небытие.
И "крымский инцидент" стал достоянием общественности не потому, что была какая-то реальная ДРГ. И не потому, что было какое-то реальное столкновение со стрельбой.
Даже если допустить, что ДРГ была, и что ФСБ говорит чистейшую правду, то все равно этот инцидент стал медиасобытием лишь в тот момент, когда в Кремле решили, что он должен стать историей про украинское вторжение. А могли и не решить – и тогда мы бы услышали версию про дезертиров, сбежавших с оружием, или про учения на границе.
Кремль никогда особенно не старался поженить реальность и медиареальность.
Если ему нужен был повод для вторжения в Крым – российские журналисты "заселяли" Киев радикалами. Если ему нужен был повод для эскалации – рождались распятые мальчики. И наоборот – Москва до последнего не комментировала сбитый Турцией бомбардировщик, пока признательно-публичная исповедь самой Анкары не оставила ей возможности замолчать инцидент.
Но в нынешнем случае Москва выбрала самый жесткий вариант – тот, в котором Украина объявляется врагом, а ее действия – "заслуживающими ответных мер". И именно этот вопрос – про "ответные меры" – является тем, который заслуживает внимания. Доказывать отсутствие ДРГ не имеет смысла, потому что публичная реакция российского президента уже случилась. Ее никто отматывать назад не станет.
И в этот момент начинаются расхождения.
Потому что для Киева все происходящее – это история про попытку Москвы обвинить Украину в срыве Минских соглашений. Попытку заставить запад поверить, что отказ в назначении посла РФ в Украине, "покушение" на Игоря Плотницкого в Луганске и инцидент в Крыму – звенья одной и той же цепи, доказывающие непримиримость украинских властей. Которые срывают мирный процесс, а потому правила игры надо пересматривать, санкции снимать, а на Киев – давить.
Украина воспринимает все происходящее как еще одну провокацию, цель которой в окончательной "босниизации" страны.
И Киев прав в своей оптике. Но это не значит, что эта оптика – единственная.
Особенность современной России именно в том, что для нее внешняя политика чаще всего является главным содержанием политики внутренней. Война с Украиной изменила не только Украину – она, в первую очередь, изменила и саму Россию. И если показать реальность 2016 года московскому обывателю образца 2012-го – он решил бы, что его разыгрывают.
Потому что законы Яровой, зачистка медиаполя, феномен "крымнаша", операция в Сирии, вторжения в чужие воздушные пространства, "радиоактивный пепел", и контроль над интернетом могут казаться нам постоянным спутником российской реальности. А на деле они все – лишь порождения Крыма и Донбасса. А сам Крым и Донбасс стали ответом на Майдан, который воспринимался Москвой как публичная пощечина. Та самая, которая в глазах российских же элит могла стать доказательством, что "Акела промахнулся". И на которую первое лицо в РФ решило как-то отреагировать. Вот и отреагировали.
А после Крыма российская реальность изменилась до неузнаваемости. И дело даже не в рейтингах первого лица – хотя и в них тоже. Просто теперь нет и не будет никакого варианта для альтернативной повестки российского будущего – той, где Россия не противостоит погрязшему в "содомии" западу, мечтающему заменить Гагарина на Армстронга. Либо #крымнаш, либо #тыненаш. Даже национализм – еще недавно воспринимавшийся как главная угроза режиму – теперь возможен лишь имперский: тот, где манкуртов надо перековать обратно, ибо все остальное – тлен и выдумки госдепа.
Любые действия определяются целями.
Цель современной российской элиты – окончательно законсервировать ситуацию, избавившись от угрозы появления внесистемных игроков. Создать правила игры, в которых любая сила вынуждена будет считаться с искусственно взращенным ультрапатриотизмом. Создать систему, в которой опричнина окончательно восторжествует над земством. И со всеми этими задачами украинская политика Кремля прекрасно справляется.
Да, есть сопутствующие риски. Например, то, что рубильник пропаганды легче включить, чем выключить. С какого-то момента система самовоспроизводится, и ты сам становишься ее заложником. Условно говоря, пропаганда – это ускоряющаяся беговая дорожка, здесь тоже надо бежать со всех ног, чтобы оставаться на месте. Если в какой-то момент этот темп окажется тебе не по плечу, то твое место займут другие. Но кто сказал, что его нельзя выдержать?
И если в какой-то момент нужно поднять ставки – то почему на роль медиаповода не подходят украинские диверсанты в Крыму? И неважно, были они придуманы или найдены – куда важнее то, что система объявила во всеуслышание, что они есть. И развязала самой себе руки.
Российская внутренняя политика вновь состоит из внешней. В которой внешние вызовы оправдывают внутреннее сплочение. Все для фронта – все для победы. Океания снова воюет с Остазией. Тот кто не с нами, тот против нас.
Оруэлл, Замятин. Ну, вы в курсе.
Павел Казарин, для УП
