Наша ахіллесова п'ята. Ціна життя для України і Росії
За полвека до украинско-российского противостояния на другом конце планеты шла не менее драматичная гибридная война.
Жертвой необъявленной агрессии с севера стал Южный Вьетнам. Официально не участвуя в войне, коммунистический Ханой полностью контролировал южных "ополченцев" – Вьетконг, и тайно перебрасывал на юг "отпускников" – регулярные подразделения северовьетнамской армии.
Когда на помощь Южному Вьетнаму пришла американская военная машина, многим казалось, что у коммунистов нет шансов. Но вышло по-другому. Почему?
Фактически исход войны был решен в 1968-м. Во время новогоднего праздника Тет коммунисты неожиданно нарушили перемирие и атаковали противника по всему югу, включая столичный Сайгон. Американские и южновьетнамские войска отразили нападение. Причем Вьетконг потерял около 45 000 человек и был полностью обескровлен.
Но, по иронии судьбы, именно это провалившееся наступление обеспечило Северному Вьетнаму победу.
Читайте такожДело в том, что никто в Ханое не обвинил товарища Хо Ши Мина в сокрушительном поражении. Никто не спрашивал, почему погибли десятки тысяч вьетконговцев и северовьетнамских военнослужащих. Никто даже не заикнулся о том, чтобы прекратить агрессию против Южного Вьетнама. Осуждать правительственную политику было некому: противники коммунистического режима в Северном Вьетнаме были уничтожены еще в 1950-х.
Зато в США поднялась буря негодования: резонансные газетные статьи, телевизионные репортажи, массовые демонстрации, громкие политические заявления.
Шутка ли – коммунисты атакуют повсюду, они в самом центре Сайгона! Американская военная стратегия никуда не годится! Наши парни напрасно гибнут во Вьетнаме! Именно тогда произошел психологический надлом, заставивший Америку постепенно свернуть военное присутствие в регионе и предать своих южновьетнамских союзников.
Соединенные Штаты проиграли, поскольку в США имелось мощное общественное мнение, ценившее каждую американскую жизнь.
Северный Вьетнам победил, поскольку общественного мнения там не было вовсе, а вьетнамская жизнь в глазах коммунистического руководства не стоила ничего.
Итак, безжалостная диктатура способна компенсировать недостаток военной мощи, а демократия – напротив, свести на нет военное превосходство. Тем сложнее положение сегодняшней Украины, втянутой в гибридную войну с РФ. Наш противник не только обладает гораздо большими ресурсами, но и пользуется преимуществами авторитарного строя.
Цена человеческой жизни в России близка к нулю – если дело не касается самого Владимира Владимировича, его родных и ближайшего окружения.
Поэтому ни "Норд-Ост", ни Беслан, ни теракты в московском метро не нанесли путинскому режиму серьезного ущерба, а, наоборот, усилили его.
Кремлю нипочем гибель российских десантников на Донбассе, уничтожение авиалайнера с двумя сотнями российских туристов или демонстрация отрезанной детской головы в российской столице. Общественное мнение в РФ управляемо и не представляет угрозы для властей.
В отличие от бездушного соседа, Украина готова взорваться из-за одной-единственной человеческой жизни. Потому что для нас эта жизнь бесценна.
И ответственность за нее в любом случае ложится на украинское руководство – даже если от действий Банковой мало что зависит.
История Надежды Савченко – это искреннее восхищение, неподдельная боль и жгучий гнев. Это мужество, благородство и сопереживание. Но еще это отвратительные политические игры и попытки использовать общественное возмущение в междоусобной грызне. Это взаимные обвинения и бессмысленные погромы, никак не влияющие на судьбу украинской заложницы. Это истеричное размахивание рецептами, которые якобы заставят Путина пойти на попятную, – и нежелание думать о том, чем предложенное обернулось бы в реале.
Перекрыть транзит российского газа через украинскую территорию?
Это означает фактический разрыв с Европой и превращение в непредсказуемую страну-изгоя. Потеряв внешнюю поддержку, Украина обречена на поражение.
Выйти из Минских соглашений в одностороннем порядке?
Это как раз то, чего с нетерпением ждет Кремль: срыв декоративного "мирного процесса" по вине Киева. У Москвы появятся шансы наконец-то расколоть ЕС и добиться ослабления антироссийских санкций.
Полностью разорвать экономические связи с РФ?
Это ослабит нас сильнее, чем Россию. Резервы двух стран несопоставимы: около 380 миллиардов долларов у них, и менее 14 миллиардов у нас. Приток валюты значит для разоренной Украины больше, чем для РФ, и любые убытки бьют по нам больнее, чем по ним.
Потерями можно было бы пренебречь ради достижения цели. Но, к сожалению, исступленное "Надо что-то делать!" не приносит желаемых результатов.
Несколько месяцев назад многие верили, будто гражданская блокада Крыма заставит оккупационную власть пойти на уступки и освободить крымских политзаключенных. Однако ничего подобного не произошло: никто не был выпущен на свободу, и репрессии в Крыму лишь ужесточились, хотя Украина истратила один из своих немногих козырей, потеряв контроль над энергоснабжением полуострова.
Все то, чем мы справедливо гордимся – пассионарность, гражданская активность, способность ценить человеческую жизнь и драться за нее – воспринимается Кремлем как наши болевые точки.
Он может играть на украинских эмоциях, шантажировать нас, сталкивать лбами, заставлять мучиться от бессилия, провоцировать на бессмысленные и пагубные шаги. При этом соседский режим фактически неуязвим для симметричных ударов. Даже если Украина арестует и сгноит в тюрьмах сотни россиян – это не повредит отмороженному Владимиру Владимировичу. Жизни его покорных подданных не стоят ничего.
Украина по-прежнему слабее России, и сравниться с противником мы пока не можем.
Украина по-прежнему человечнее России, и сравниться с противником мы не хотим. Но неравенство сил хотя бы частично компенсируется западной поддержкой. А чем компенсировать отсутствие бездушной диктатуры?
Только хладнокровием и выдержкой. Способностью соизмерять желаемое с возможным. Стойкостью и мудростью. Лишь тогда наша человечность станет преимуществом, а не уязвимым местом, Ахиллесовой пятой.
Это и есть цена победы. И цена жизни для всей Украины.
Михаил Дубинянский, для УП
