Діалог з ФСБ, або Як стати загрозою для обороноздатності Росії

– Вы про меня напишете?
– Напишу.
– Плохо?
– Напишу как есть.
– А зачем?
– Чтобы рассказать, как сотрудник ФСБ не смог заполнить мою карточку без ошибок, – смеюсь в ответ.

Представившийся Олегом Руслановичем, сотрудник Федеральной Службы Безопасности России перестает улыбаться.

– Да ладно, шучу, не волнуйтесь. Просто не часто удается поговорить с представителем ФСБ. А вы мне уделили столько внимания, что, можно сказать, дали полноценное интервью.

Сцена 1

Поезд "Киев – Новоалексеевка" прибыл по расписанию. В 8:55 утра мы уже стояли на платформе с родным дядей, которого я не видела несколько лет. Договорились вместе приехать в Крым, чтобы проведать моего отца, который уже несколько дней лежал в больнице.

"Ну что, удачи вам. Берегите себя. Будьте аккуратны. Думайте, о чем говорите", – напутствовал пассажиров добродушный проводник.

Судя по всему, он работает на этом маршруте довольно долго, потому и наслушался историй о том, как неосторожно сказанные в Крыму слова могут испортить отношения не только с родственниками.

Не успели мы опомниться, как крымскотатарские водители подхватили нас и повели по шпалам к парковке такси. 350 гривен с пассажира – и через 1,5 часа вы уже в Джанкое, на оккупированной территории.

Помимо нас, в машине уже сидел молодой крымский татарин, чуть позже присоединилась девушка из Севастополя.

Такси подпрыгивало на кочках. Неудивительно, что убитые дороги стали первой темой для обсуждения. Но ненадолго. Девушка из Севастополя все время вздыхала. Разговорились. Мне было интересно, правда ли, что в Севастополе поднялись цены на жилье.

Света, как ее звали, расплылась в улыбке.

– Да нет, скорее упали. Денег у людей ведь нет.
– Да? А россияне разве не покупают жилье? – поинтересовалась я.
– Когда только все началось, покупали очень активно. А теперь, видимо, у них денег нет. Или желания, – ответила она, глядя в окно.

Мы как раз проезжали палатки Гражданской Блокады Крыма.

– Зато у нас тихо-мирно, – продолжила Света.
– А раньше как было? Шумно и опасно? – предполагая, к чему клонит моя собеседница, пытаюсь пошутить.
– Нас точно никто не бомбит, никаких боевых действий, – строго сказала она.

Мы ехали в Крым накануне 26 февраля.

Два года назад в этот день на площади перед Верховным Советом Крыма состоялся, пожалуй, один из самых больших митингов Крыма: тогда на площади собрались сторонники России под триколорами – и крымчане, в основном крымские татары, с украинскими флагами.

26 февраля 2014 года стало точкой бифуркации.

А на следующий день здание крымского парламента оказалось захваченным "зелеными человечками".

Пророссийски настроенные крымчане до сих пор убеждены, что армия России спасла их от участи Донбасса. Большинству же жителей Украины, да и крымчанам, которые были вынуждены покинуть полуостров, – очевидно, что спецоперация на Донбассе стала всего лишь следствием военного захвата Крыма.

Теперь Крым, как в известном романе Василия Аксенова, превращается в остров. Только у советского диссидента Крым был олицетворением острова свободы.

В реальности же все наоборот.

Я не была дома с прошлого августа. И вот в 20-х числах февраля, когда моего отца отказались оперировать в симферопольской больнице, я примчалась, чтобы забрать его документы – медицинские карты и выписки – и как можно скорее организовать консультацию с киевскими врачами.

Сцена 2. Пункты пропуска Чонгар – Джанкой

Мы подъезжаем к первой границе – украинской.

Летом пункт пропуска "Чонгар" выглядел убого, ни навесов, ни обустроенного туалета. За полгода его облагородили: теперь есть не только большой навес, но и кафе-ларек.

Наш водитель – не из новичков. Пока машины выстраиваются в очередь, он совершает маневр, и мы оказываемся первыми в очереди на прохождение границы. Нам выдают талончик с цифрой "5", что означает, что нас в машине пятеро. Такой же хитрец-перевозчик пытается опередить нас возле пограничного контроля, где предъявляются паспорта. Все торопятся поскорее проскочить границу.

"Шов" между материком и Крымом – это пара километров от пункта "Чонгар" до российского пропускного пункта "Джанкой". Этот путь туристы проделывают пешком или на маршрутке за 20 рублей.

На подъезде к ПП "Джанкой" машины с украинскими номерами выстроились в длинную очередь.

"Из-за перебоев с электричеством у них зависает система, и они не могут внести машину в базу, а с крымскими номерами пускают", – тараторит наш водитель, радуясь как ребенок.

Водитель сбавляет скорость и медленно въезжает на территорию пропускного пункта.

Мы выходим из машины и выстраиваемся в очередь. Я успеваю отключить телефон и думаю о том, стоит ли вытащить и карточку. Но решаю не суетиться. И оказываюсь последней в этой очереди.

Жду пять минут, десять. Я не нервничаю – понимаю, что база может виснуть. Через десять минут холодный ветер степного Крыма, кажется, уже продувает насквозь.

В 20 метрах от меня наше такси уже прошло проверку, дядя напряженно смотрит в мою сторону. Я по-прежнему улыбаюсь и гоню дурные мысли прочь. Чего волноваться – еду домой.

Сотрудник погранслужбы внимательно перепечатывает данные паспорта. Кажется, что он сверяет каждую цифру, видимо, он повторил эту операцию уже несколько раз.

И тут он наклоняется к стеклу и говорит вкрадчивым голосом: "Девушка, вы только не волнуйтесь, у вас, кажется, есть плохая однофамилица".

У меня внутри все сжимается и появляется ощущение, что лечу вниз как на американских горках.

– В смысле, плохая? – говорю ему, и уже чувствую, как голос начинает предательски дрожать, а руки потеть.

Пограничник пытается меня успокоить: "Но вот она в базе у нас есть. Не волнуйтесь, я думаю, это ошибка. Ждите".

Сам пограничник в это время тоже выходит из вагончика, становится рядом. Я выше его почти на голову. Мне почему-то кажется, что он из Брянска или из Тулы.

Я стараюсь думать о чем угодно, чтобы не расплакаться. Но по щеке уже начинает бежать слеза. Ветер.

"Вы знаете, у меня мало однофамильцев. Плохая – это, видимо, я, – говорю, поворачиваясь к пограничнику. – И что меня ждет?"

Он делает шаг назад: "Вам отказано во въезде на территорию РФ".

"Мне в РФ не нужно, мне нужно в Крым, я там прописана. Что может быть основанием для запрета?" – к горлу подкатывается ком. Пограничник молчит, пожимает плечами.

Мы стоим на ветру и ждем. К нам то и дело подходят сотрудники пропускного пункта. Они подходят посмотреть на паспорт, посмотреть на меня.

Я прошу отпустить машину, коль я уже никуда не еду. Передаю вещи дяде, инструктирую, как доехать до больницы, и прощаюсь. Девушка из Севастополя с сочувствием смотрит мне в глаза и, кажется, вот-вот расплачется.

Сцена 3

В белом вагончике, который в прошлом запросто мог быть контейнером, стоит стол, на столе компьютер и принтер, рядом два стула. Я сижу на одном из них, пока мне распечатывают отказ на въезд в РФ до 1 сентября 2020 года.

В комнате еще двое с нашивками "ФСБ". Смотрят на меня с интересом. Они мои ровесники, не старше 30-ти, а может и младше.

– Можно мне получить пояснение, какие основания для получения отказа на въезд? – спрашиваю я.
– Сейчас распечатаем, Вы всё увидите, – говорит тот, что постарше.

И вот, наконец, струйный принтер нехотя выплевывает бумажку.

И я вижу основание для запрета – "необходимость обеспечения обороноспособности или безопасности Российской Федерации".

– То есть, ФСБ считает, что я могу быть угрозой для обороноспособности РФ? – вырывается у меня, и я начинаю нервно смеяться.

– Видимо, да, – улыбаются мне в ответ. – Не мы же тут решения принимаем, – говорит тот, что постарше.

– Подписывайте, пожалуйста, – говорят мне почти синхронно. Я смотрю на принтер, и думаю, как часто они выдают такие бумажки.

Отказываюсь подписывать. И тогда меня просят сказать на камеру, что я уведомлена о решении ФСБ. Включают камеру, и я говорю: "Не согласна с решением ФСБ и буду оспаривать в суде….", не успеваю договорить про Европейский суд по правам человека, как камеру уже выключают.

А меня просят пройти в соседнее помещение. За углом длинная череда белых вагончиков выглядит как дешевый придорожный американский мотель. Ветер и пасмурное небо сменяется солнцем. Тут, в степном Крыму резкая перемена погоды – частое явление.

Меня заводят в одну из комнат.

Там сидит сотрудник ФСБ восточной внешности. Он по-дружески улыбается.

– Извините, – говорю, – поясните, какая процедура. Вот у меня уже есть отказ, а сейчас в чем цель нашего общения?
– Вы же понимаете, что отказ – это пока нерешенный вопрос, и все будет зависеть от нашего общения, – говорит он, качаясь на стуле.
– Серьезно? – хватаюсь я за возможность.
– Конечно, – говорит мой визави, не переставая качаться.
– Давайте тогда приступим, – соглашаюсь я.

Он представляется Олегом Руслановичем. Открывает на компьютере форму, и мы начинаем заполнять анкетные данные: ФИО, дата и место рождения, образование...

– Что вы окончили? – спрашивает меня сотрудник ФСБ.

– СПбГУ. Санкт-Петербургский государственный университет.

Я вижу, что фсбшник, не моргнув глазом, печатает имя второй столицы РФ слитно. Программа правописания не подчеркивает ошибку, и мой собеседник уже готов переходить к следующему вопросу.

Я выдерживаю паузу и говорю:

– Вы знаете, я вас теперь не боюсь.
– Чего это?
– А вы без ошибки слово Санкт-Петербург написать не смогли. Как вы меня теперь вербовать будете? – смеюсь, понимая, что этот сотрудник вряд ли сможет повлиять на решение ФСБ.

– Итак. Вы в СМИ работаете, как называется издание? – он делает серьезный вид.
– Интернет-издание "Украинская правда".
– Тоже пишете, что в Крыму голод, света нет, все с автоматами ходят, крымских татар обижают, да?
– Мы пишем про всё важное. Что происходит в стране и за ее пределами. Скажите, разве я должна отчитываться перед сотрудником ФСБ? – отвечаю.

Олег Русланович мой вопрос игнорирует, и открывает сайт: "Хочу посмотреть, о чем пишете". Читает первую попавшуюся новость: "Россия поставляет оружие в Сирию кораблем, купленным у Украины".

Не дочитав новость, начинает возмущаться: "Мы ничего в Сирию не поставляем…"

– В новости указан источник. Посмотрите, вот ссылка на Стокгольмский международный институт мирных исследований, – показываю ему пальцем.
– А, сайт на английском, ну все понятно, – выдыхает он, как будто бы за кем-то гнался и наконец догнал.
– Что понятно?
– Что источники ваши – пропагандистские. Это понятно.

Олег Русланович откидывается на спинке стула и снова начинает покачиваться.

– Вы выглядите, как будто уже на отдыхе у моря, а я все еще на допросе. Может, я пойду? – говорю ему.

– Посидите, сейчас еще вопрос решается, – говорит фсбшник. И начинает меня с интересом рассматривать.

Тут в дверь стучится один из уже знакомых мне сотрудников ПП "Джанкой":

– Там какой-то гражданин Палестины с видом на жительство на третьей стоит. Пусть стоит? Или че?
– Пусть постоит, мы тут еще не закончили, – говорит фсбшник резко.

Поворачиваясь ко мне, совсем по-отечески спрашивает:

– Что вы там, в Киеве, не можете себе нормальное правительство выбрать?
– Мы очень стараемся, но у нас что-то не получается. А вы, кажется, уже окончательно со всем определились. Давайте, может, поговорим про вас? Вам же про нас всё и так ясно.
– А что про нас говорить, у нас Владимир Владимирович порядок навел!
– Интересно, кто будет наводить порядок после Путина? Может, Рамзан Ахматович – говорят, ему прочат пост премьер-министра.
– Да нет. Это все сказки. Это Кадыров себе цену набивает, чтобы бюджет больше получить, – говорит мне Олег Русланович и опять улыбается.

Он идет в соседнюю комнатушку кипятить чайник, и выносит мне кофе и овсяное печенье.

Я пью кофе. Он рассказывает, что закончил экономический факультет в Москве, а в ФСБ пошел, чтобы родину защищать.

– От кого защищать?
– Ну, ты же видишь сама – какая напряженность в мире, санкции... От кого, от кого? От Запада, – сотрудник ФСБ переходит на "ты".

Я изо всех сил стараюсь промолчать.

– У нас – "зеленые человечки". У вас – санкции. А я теперь домой не могу въехать, потому что могу "повлиять на обороноспособность РФ".

В кабине для "дополнительных бесед" виснет пауза.

Мы сидим, молча пьем кофе, каждый думает о своем.

– А зачем вообще ты ехала в Крым? – вдруг спрашивает Олег, как будто угадывает мои мысли.

– Мой папа сейчас в больнице лежит. Хочешь, я ему позвоню. И ты сам спросишь? – спрашиваю его.

Мы опять сидим, молчим. Я отхлебываю кофе из большой кружки.

– Слушай, я тебя по-человечески понимаю. Но мы с тобой люди маленькие. Мы тут не принимаем решения.

Я поперхнулась.

– Вы со мной, пожалуйста, в один ряд не становитесь. Вы читали основание в отказе на въезд – я могу угрожать обороноспособности самой Российской Федерации. А вы? Вы на что влияете?

Сотрудник ФСБ смотрит на меня неодобрительно. Думаю: сейчас заберет у меня кофе-печенье, наденет наручники, скажет, что бросалась на него, например.

Мое утомленное сознание рисует самое невообразимое окончание нашей беседы.

– Ладно, напишите отказ от гражданства Российской Федерации. И будете свободны, – говорит Олег Русланович.

Я с облегчением выдыхаю. И красивым каллиграфическим почерком, как в начальной школе, пишу заявление.

В ответ прошу подписать мой отказ на въезд в РФ. Но ни печати, ни подписи никто не ставит.

Я возмущаюсь – что это за документ без подписи? Как судиться?

Но начальник смены, на жетоне которого значится КР-0364, таким противным голосом говорит: "Гражданочка, будете возмущаться, мы вас сейчас силой выдворим".

Я соглашаюсь, и уже меньше чем через час еду на такси в сторону Новоалексеевки.

В богатом русском языке не найдется такого слова, чтобы описать то, что испытывает человек, которого выдворяют с собственной родины.

Анастасия Рингис, УП