Крим. Між лояльністю і внутрішнім протестом

Троекратное повышение пенсий и зарплат госслужащим, провальный туристический сезон, наводнившие крупные крымские города беженцы с Донбасса, перерегистрация предприятий и недвижимости по законам РФ, прекращение железнодорожного сообщения с Украиной, преследование крымских татар и украинских патриотов.

Все это еще год назад казалось немыслимой фантастикой. Сегодня это – реальность для 2,5 миллионов крымчан.

"Пусть хоть камни с неба. Мы на Родине", – по-прежнему повторяют одни.

"Стало невозможно жить", – уверяют другие.

В Крыму живут по-разному хозяева жизни и те, кому нужны хозяева по жизни.

"Живу в состоянии, когда надо все время "отгавкиваться"

– Алло, это "горячая линия" таможни? Я стою сейчас на пропускном пункте Чонгар, только что сотрудник по фамилии Неразбериха пропустил машину без очереди, нарушив тем самым мои права, – чеканит каждое слово мой случайный попутчик.

– Слушайте, а у вас на каждый случай есть особый номер? – шучу я.

– У меня есть номера трех горячих линий: таможни, СБУ и правительственной, – без эмоций отвечает мне ялтинец.

– И что, вам это помогает? – не унимаюсь я.

– Это помогает мне чувствовать себя человеком. Как минимум, пока я здесь, в Украине, – отвечает он, как будто бы уже много раз произносил эту фразу. – Вот вы сейчас переедете и поймете, что теперь в Крыму. И вы бесправная.

Этот диалог произошел на пропускном пункте "Чонгар", который я пересекала на такси вместе с попутчиками.

В конце прошлого года транспортное сообщение с временно оккупированным Крымом было приостановлено. По официальной версии – чтобы не допустить проникновения на материковую Украину диверсионных групп под видом мирных жителей.

Еще в прошлую поездку, в октябре, севастопольцы показывали мне больницы, где лечат раненых сепаратистов, воюющих на территории "ДНР" и "ЛНР". Тогда же рассказывали о военной технике, все прибывающей на полуостров, и тренировочных базах. Так что официальная версия прекращения железнодорожного сообщения вполне логична.

Сейчас въехать в Крым можно через три пропускных пункта – Чонгар (ж/д станция Новоалексеевка), Чаплинка и Каланчак. Дорога от железнодорожной станции Новоалексеевка до Симферополя на такси стоит 350 гривен с человека.

Почти два часа мы со случайными попутчиками стояли в длинной автомобильной очереди. А когда уже подъехали к пропускному пункту, бойкий таможенник решил пропустить вперед машину, которая ехала за нами.

На "горячую линию" таможенной службы звонил 40- летний Вадим. По дороге в Симферополь он рассказывал о себе.

Десять лет прожил в Германии, вернулся в Ялту из-за любви. Женился. Заработанные деньги вложил в дело – небольшую гостиницу и экскурсионные автобусы. У него трое детей, старшему сыну 12 лет.

Еще год назад Вадим был аполитичным. Жил интересами семьи и бизнеса. Он не выходил на ялтинский Майдан и не голосовал на референдуме.

В своем окружении он один из немногих, кто не поменял гражданство, а получил вид на жительство. Почему?

Вадим рассказал о своих друзьях, которых за проукраинский статус в Facebook вызвали в местное отделение ФСБ. Через неделю они собрали вещи и выехали в Украину.

– Украина – неидеальное, слабое государство. Но и жить в полицейском я не хочу. Мне здесь все время приходится "отгавкиваться". На этом фоне меркнет все: и выросшие цены, и неудачный сезон, и необходимость перерегистрировать бизнес, – горячится Вадим.

– А как вы вообще там жить собираетесь? – перебивает его еще попутчик, который до этого внимательно смотрел в окно и, казалось, не был готов к участию в в разговоре.

Киевлянин, торгующий холодильным оборудованием, впервые слушал о том, что кто-то из крымчан недоволен.

– А у нас сейчас нельзя сейчас быть недовольным государством. У нас лояльность сейчас обязательна, – говорит Вадим. – Что я буду делать? Вот, ездил в Киев, хотел понять, сколько будет стоить эмиграция в Канаду.

Год назад. Митинг под стенами Верховного Совета Крыма. Фото УНИАН

"Порядка стало больше. Нас боятся"

В мае 2014-го меня удивило в Крыму огромное количество российских флажков на машинах. В 2015-м их стало заметно меньше.

– Признаки надвигающегося недовольства? – пытаюсь издалека узнать у местного полицейского Артема.

Ему 30 лет, мы учились в параллельных классах и случайно, благодаря общим друзьям, встретились у общей подруги в Симферополе.

– Какое недовольство? О чем ты? Мы только жить нормально начали, – отвечает он. – Порядка стало больше. Я, когда работал в украинской милиции, никакого уважения не было. Сейчас я реально чувствую, что мы – сила. У нас на улицах нет алкоголиков, никто не курит в общественных местах. Уважения стало больше.

– Хорошо, ну а обыски у крымских татар? Давление на активистов? Тебе не кажется, что похоже не на порядок, а на режим?

– Конечно. Не надо нам тут разводить… – он не договаривает. Нас перебивает его жена. Она рассказывает о крымских милиционерах, стоявших на Майдане, о пострадавших коллегах Артема.

– А поджигать людей это нормально? – возмущается Татьяна.

Я пытаюсь ей объяснить, почему люди вышли на Майдан, и что было бы, если бы мы его не отстояли. В ответ получаю штамп в духе телевизионных программ Дмитрия Киселева.

– Слушай, вообще прихожу к выводу, что славянским народам нужен авторитарный вождь, – говорит Артем. Я молчу.

Возвращает нас в русло дружеской беседы вопрос о том, насколько жизнь в Крыму изменилась в лучшую сторону.

До аннексии Артем работал сержантом милиции с зарплатой около 3 тысяч гривен.

Когда Крым стал российским, зарплату умножили на коэффициент 3,8 и перевели в рубли, в долларовом эквиваленте это чуть больше тысячи долларов. Но после Нового года крымский полицейский получил на 30% меньше. "Уже стали говорить, что мы переходим на российские зарплаты, вначале они у нас были немного были завышены. Но я думаю, это потому что было много праздников в январе", – находит объяснение Артем.

На фоне того, что зарплата выросла более чем в три раза, а продукты подорожали только вдвое, жить семья Артема стала только лучше. Жена Татьяна работает менеджером по недвижимости элитного жилищного комплекса.

"В ноябре 2013-го нас отправляли за свой счет, покупателей не было. А с марта 2014-го работаем, не поднимая головы", – рассказывает она.

Непроданными остались несколько пентхаусов, а застройщик начал строить новую очередь. Татьяна рассказывает, что заметно расширилась "география" покупателей. Если раньше основными клиентами были москвичи, питерцы и киевляне, то сейчас квартиры покупают жители Нового Уренгоя, Екатеринбурга, Саратова, Краснодара и даже Сочи.

Когда Татьяна говорит о работе, ее глаза загораются. Для нее открываются новые возможности. Санкции пока за пределами ее ойкумены.

"К нам сначала пришла оккупация Януковича. Поэтому Россия на этом фоне выглядела привлекательно"

Номер телефона предпринимателя Валерия Копенкина мне дали друзья с просьбой не светить его. Первое, что спрашиваю при встрече – имею ли я право указывать фамилию.

– Слушайте, я знаю людей, которые даже при выключенном телефоне выходят говорить в коридор. Но я не из этой психбольницы. Моя позиция публична. Я, как и Ахтем Чайгоз, участвовал в митинге 26 февраля перед Верховным Советом Крыма, – говорит он.

Я понимаю, что не имею права писать его настоящую фамилию. Копенкин – фамилия персонажа Андрея Платонова из романа "Чевенгур".

В кафе неподалеку от нас присаживается молодая пара. Парень одет в цвета украинского флага – желтый свитер и голубая куртка. "Я уверен на 100%,что это не случайность", – перехватывает мой взгляд собеседник.

Он рассказывает, как последние три года правления Януковича в Крыму на все ключевые должности назначались люди "Семьи". Даже на должность симферопольского кладбища был назначен директор макеевского. Он называет это время "оккупацией Крыма Януковичем".

"За любые документы, например, за справку комиссии по охране труда у меня попросили 3 тысячи долларов. Поэтому у крымчан стойкая связка между тем уровнем коррупции и Украиной. Но это была не Украина. Это был Янукович, которого они-то и выбрали. Россия показалась для многих выходом из этой ситуации", – говорит он.

Еще в начале февраля многие крымчане понимали Майдан. Их тоже достало.

23 февраля на площади Ленин был большой проукраинский митинг.

"Накануне митинга встречался с лидерами "Русского единства", предлагал строить широкую социальную платформу, – рассказывает Копенкин. – А спустя три дня увидел на улицах города первые группы неместных ребят в кедах, шедших под российскими флагами. Я тогда спросил у одного из "Русского единства": "А чего ваши в кедах?" А он мне говорит: "Ну, люди бедные".

На митинге 26 февраля под Верховным Советом Крыма появились первые георгиевские ленточки, но украинцы с крымскими татарами заняли всю площадь.

"Кто бы мог подумать, что в ночь "зеленые человечки" захватят Верховный Совет. Я год в себя прихожу", – говорит он.

Как изменилась жизнь за год?

Копенкин рассказывает, что в детском саду, куда водит дочь, родители пишут жалобы в прокуратуру на воспитателей и заведующую, что, мол, те собирают деньги на хозяйственные нужды. "Они буквально говорят: Путин же на все деньги дал, почему мы должны платить? Заведующей пришлось звонить в Курск в детский сад, чтобы выяснить, собирают ли там деньги с родителей…Знакомые в прокуратуре говорят – завалили жалобами".

Или вот, еще одна история. "Пошел перерегистрировать свой бизнес, оказалось, берут оригиналы документов и сравнивают с украинской базой предприятий. И если вдруг находят отличия, отказываются регистрировать. И за каждую бумажку при этом тоже надо платить".

Копенкин говорит, что за год изменились и социальные нормы. "Еду я по главной дороге, из-за угла выезжает полицейская машина. Я не нарушаю правил, он меня останавливает, и тут же вокруг собираются люди, которые начинают мне рассказывать, почему я не прав. Раньше люди были всегда на стороне гражданина. А теперь у нас полицейский всегда прав. Он служит государю, и это понимает нутром. Гражданина можно взять за ухо, наказать. В лучшем случае, полицейского за это пожурят".

Мой собеседник – владелец агроперерабатывающего комплекса; я пытаюсь понять, пострадал ли его бизнес. Он машет рукой: "Считайте, что я на пенсии сейчас". За этот год уже несколько раз пытался продать свои элеваторы, но каждый раз сталкивался с бизнесменами из России, которые очень плохо представляли себе реалии Крыма.

"Один приехал, говорит, буду выращивать подсолнечник. Я ему говорю: "Он у нас плохо растет. А, во-вторых, куда сбывать будешь?" У нас рынок маленький. Или другой россиянин говорит – открою пекарню, буду возить все, кроме муки и сахара, из Свердловска. Почти за три тысячи километров? Какая же будет стоимость продукции?

Складывается ощущение, что никто не хочет считать, а все хотят верить. Верить в чудо. Капитализм заставляет дружить со здравым смыслом".

На прощание мой собеседник говорит: "Вот посмотрите, Крым нам вернут скоро. Вернут его тихо, как и забрали. Почитайте "Гибель империи" Егора Гайдара".

Мы стоим молча.

"Помните, как Мамчура захватили в Севастополе, так тогда на несколько часов Украина отключила электричество – и Мамчура сразу выпустили. Это оружие будет актуально еще несколько лет. Самое сложное – вернуть людей. Пробуждение масс будет очень тяжелым, когда они поймут, что в очередной раз обманулись".

Фото УНІАН

"Оказалось, наш новый сотрудник записывал нас на диктофон. Он его включал, когда выходил из кабинета"

С Сергеем Дубом, анестезиологом перинатального центра Симферопольского медуниверситета, мы познакомились в Facebook. Про Дуба много писали в конце лета. О том, как он решил покататься на велосипеде с украинским флагом.

 "До сих пор мне приятно вспомнить, сколько машин сигналили, пока я ехал до парка Шевченко", – расплывается он в улыбке. Но отметить день украинского флага у памятника Тараса Шевченко ему не удалось.

Вернее, праздник получился "образцово-показательным".

Возле памятника Шевченко дежурил милиционер. Он спросил у велосипедиста: "У вас акция протеста? Митинг?" Услышав в ответ уверенное "Нет", вызвал Крымскую самооборону.

"Знаете, когда приехал автобус с людьми в форме и масках, было не до шуток. Я впервые радовался тому, что меня везут в отделение полиции, а не в лес закапывать", – рассказывает он.

У Сергея Дуба трое детей, уже есть внук. Но на дедушку Дуб совсем не похож, не похож и на провинциального врача. Он – представитель среднего класса. С широким кругом интересов, поездками за рубеж, с собственной позицией. Он хвалит клинику, в которой работает и гордится тем, что создавал отделение терапии взрослых и много лет им руководил.

Когда его привезли в отделение полиции, спокойно спросил: "Когда Крым был украинским, никто не задерживал на улицах митингующих с российским флагами, никто не запрещал русский марш, почему мне нельзя выйти с украинским флагом?"

Сергея Дуба тогда оштрафовали на тысячу рублей.

Через неделю коллеги-анестезиологи стали ему рассказывать, что их приглашают на его должность. Но больше всего возмущает его не это. А то, что детям-школьникам, которые учились в украинских классах, пришлось туго – их классы с украинским языком обучения расформировали. Сына-десятиклассника отправили доучиваться к родственникам во Львов.

"Я последние восемь лет строю дом для семьи. И думаю, что если бы не этот фактор, тоже бы сорвался", – рассказывает он.

Еще до аннексии официальная зарплата Сергея Дуба составляла около 8 тысяч гривен. Сразу после аннексии – 60 тысяч рублей (на тот момент по курсу 1 доллар – 35 рублей – более 1700 долларов). Сейчас он рядовой врач и получает около 40 тысяч рублей, или 570 долларов.

"Пусть мне хоть в пять раз зарплату увеличат, но если я не могу спокойно говорить то, что я думаю, – разве это можно чем-то компенсировать? Моя жизнь за этот год ухудшилась. Однозначно. Я готов получать в три раза меньше, но пусть только будет Украина", – размышляет вслух Дуб.

Услышав эту фразу, услужливая официантка переключает на канал "СТБ", который здесь ловят спутниковые антенны.

"Мама – русская, папа – украинец. Я сам плохо знаю украинский язык", – глядя куда-то вдаль, произносит анестезиолог. Если бы я не знала о его профессии, я бы решила, что он психолог.

Я прошу его рассказать, как изменились медицинские стандарты. Его лицо оживает, когда он рассказывает, как в перинатальный центр приехали российские врачи и увидели, что те технологии и оборудование, которое применяют крымчане, у них по плану только на 2018 год.

"Мы с 2004 года спасаем недоношенных детей с 22 недель, а в России – с 28-й. И только два года назад они начали спасать с такого возраста", – рассказывает он.

Обязательное медицинское страхование, на которое перешла РФ, по словам Сергея Дуба, основано на тех же принципах, что и советская медицина.

"Есть свои минусы и плюсы. Лучше в том, что пациент вроде ни за что не платит, а хуже в том, что мы лечить его можем в рамках выделенных средств, а если требуются дополнительные лекарства или обследования, то мы не можем назначать. Этого не покроет страховка. Назначишь – будешь платить из собственного кармана. Пациента нельзя отправить, как раньше, в аптеку, чтобы он докупил нужные лекарства", – рассказывает анестезиолог.

Он и его коллеги подозревают, что из-за этого могут увеличиться показатели смертности. В его перинатальном центре эти показатели выросли.

"Есть такой препарат курасуфт, который капают недоношенным деткам, чтобы легкие раскрывались. В Украине этот препарат покрывала государственная программа. Сейчас РФ не ввозит этот препарат", – жалуется доктор.

На прощанье он рассказывает историю о крымских реалиях. К ним в отделение гинекологии полгода назад пришел работать сын заместителя министра Крыма. Он редко появлялся на рабочем месте. "Как-то директору позвонили из министерства с вопросом, что у вас там за антироссийское кубло. Оказалось, наш новый сотрудник записывал нас на диктофон. Он его включал, когда выходил из кабинета", – рассказывает Сергей Дуб.

Мы шли с анестезиологом вечером по пустой симферопольской улице и пели украинский гимн. Все настолько вокруг пропиталось "лояльностью", что в какой-то момент наш душевный порыв и нам самим показался непозволительной выходкой.

 "Надо поехать хоть в Херсон, подышать свободой. А то ощущение, что на мне какой-то социальный эксперимент ставят", – грустно констатировал Дуб.

Крым. Март прошлого года. Зеленые человечки в Симферополе. Фото УНИАН

"Кажется, массовый гипноз уходит и остается реальность"

"Посмотри в окно, какой у меня вид шикарный, – говорит мне 52-летняя предпринимательница Ирина (имя изменено). Вид и, правда, потрясающий: с одной стороны – на море, до которого чуть меньше километра, с другой – на крымские горы.

"Знаешь, я в последнее время вообще из дома не выхожу, – говорит она. – Пока в интернете читаю украинские новости, нормально. А как руку в карман сунешь, там рубли".

У Ирины небольшой книжный магазин, а пару лет назад она открыла торговую точку на Гурзуфской набережной. Доход в прошлые годы позволял и построить дом, и путешествовать по миру. Туристический сезон 2014-го тоже, по ее словам, был неплохим. "Но чувство такое, что будущее украли или подменили", – говорит она, глядя куда-то вдаль. Кажется, вид из окна уже давно её не радует.

Все лето над ее небольшим магазинчиком висел украинский флаг. Редкая картина, которая в Крыму воспринимается как вызов.

"Знаешь, что изменилось за год? Я недавно встречаюсь со знакомой, она из Архангельска, всю жизнь живет в Крыму, болеет за Россию. Мы разговорились, и я ей говорю: "Пойми мою позицию: Россия сейчас – это фашистская страна, которая ведет войну против Украины". Полгода назад поднялся бы крик, мне бы стали возражать прохожие. А сейчас, продавец, который слышал наш разговор, отвесил мне бесплатно хурмы. Кажется, массовый гипноз уходит и остается реальность", – рассказывает Ирина.

За год жизнь семьи Ирины сильно изменилась. Сын-программист уехал с семьей в Киев. Племянница, которая жила в Киеве, продала квартиру "по идейным соображениям" и уехала с мужем-байкером в Магнитогорск.

С братом и его женой, #крымашстами, Ирина уже полгода не общается. Муж оформляет российское гражданство и планирует жить с сыном в Украине. Ирина же регистрирует бизнес по законам РФ.

По ее словам, законодательство РФ, регулирующее работу среднего и мелкого бизнеса, по сравнению с Украиной намного сложнее.

"Если мы в Украине шли к пониманию того, что предприниматели – движущая сила общества, то сейчас мы попали в страну, которая живет за счет налогов добывающих компаний. Мелкий бизнес в РФ не кормит страну, поэтому его можно гнобить. В почете чиновники и бюджетники", – рассказывает она.

Еще один признак нового времени, по ее словам, – это очереди, которые появились не только в госорганах, занимающихся перерегистрацией населения, но и там, где их уже давно не было. Например, в поселковой поликлинике. Раньше достаточно было взять карточку в регистратуре, сейчас надо отстоять очередь за талончиком.

"Раньше бабульки сидели по домам, теперь – по очередям. Они вернулись в комфортную для себя реальность", – говорит Ирина.

Она широко улыбается и рассказывает, что полной неожиданностью для нее стало, когда на Новый год фейерверков по киевскому времени запускалось ничуть не меньше, чем по московскому.

Что это означает?

Что все-таки в "лояльном" Крыму есть люди, которые ассоциируют себя с Украиной.

Анастасмя Рингис, УП