Рефат Чубаров: Кримських татар нікому купити не вдасться
Крымские татары массово и практически с первых дней поддерживали Майдан. Они же организовывалив Крыму проукраинские митинги накануне крымского "референдума" 16 марта, помогали военным и задержанным ФСБ активистам, когда на полуострове появились "зеленые человечки".
После аннексии крымскотатарские активисты стали практически единственной оппозиционной на полуострове силой, которая борется за права человека. Из-за этой позиции къырымлы испытывают на себе все методы российской репрессивной машины.
Крымскотатарских активистов регулярно вызывают на допросы в ФСБ, задерживают по непонятным поводам, выдворяют с родины.
За последние дни были задержаны сразу несколько крымских татар по "делу 3 мая", когда несколько тысяч человек на въезде в Крым встречали своего национального лидера Мустафу Джемилева.
В их числе – активист Эдем Асанов, сын Мустафы Османова, который готовил на Майдане плов, и глава ЦИК Курултая, бывший член Меджлиса Заир Смедляев.
Не так давно на выезде из Крыма российские пограничники задержали трех координаторов общественной инициативы "Комитет по защите прав крымскотатарского народа".
Двое из них – члены Меджлиса Эскендер Бариев и Сулейманов. Третьего – одного из последних политзаключенных СССР Синавера Кадырова – в итоге депортировали из Крыма за то, что он превысил лимит пребывания на территории России как иностранец.
А 26 января несколько десятков сотрудников ФСБ и Следственного комитета заблокировали работу единственного крымскотатарского телеканала ATR - у сотрудников изъяли оборудование и документацию.
Крымским татарам все сложнее находиться на территории оккупированного полуострова. А лидерам народа, которые могли бы влиять на решения самопровозглашенной власти или разрядить обстановку, Мустафе Джемилеву и Рефату Чубарову въезд в Крым запрещен.
В интервью "Украинской правде" руководитель Меджлиса в изгнании и глава конкурсной комиссии по формированию Антикоррупционного комитета Украины Рефат Чубаров рассказал о том, как оккупационные власти используют крымскотатарский фактор, об ошибках украинских властей в отношении жителей Крыма и Донбасса, и о том, с какими репрессиями по отношению к крымским татарам сталкивался он с раннего детства.
– Многие крымские татары говорят, что Меджлис постепенно теряет силу в Крыму. Так ли это?
– За 11 месяцев оккупации многие жители Крыма, и в первую очередь - крымские татары ощутили на себе все "прелести", привнесенные Россией на крымскую землю.
По сути, Крымом сегодня правят силовые структуры России – ФСБ, МВД, Следственный комитет, опирающиеся на широкую сеть явных и скрытых агентов, как прибывших из самой России, так и из числа местных украинофобов.
Все "управление" Крымом осуществляется через систему запретов и репрессий, применяемых против тех, кто выражает несогласие с этими запретами.
Очевидно, что в таких условиях Меджлис на территории Крыма не может осуществлять свою деятельность во всех тех формах и проявлениях, которые были раньше. Если же проанализировать прошедшие 11 месяцев с момента оккупации Крыма, никто, кроме Меджлиса, не провел ни одного массового мероприятия, направленного против незаконных действий фактической власти.
Но постоянно подвергать людей массированным преследованиям, в том числе неподъемным штрафам и уголовным преследованиям, не оправданно. Нужно учитывать, что по нынешним крымским законам за это могут лишить свободы на пять лет.
– Но митинги - это все-таки лишь часть деятельности. В остальном, что изменилось за последнее время?
– Кардинально изменились условия, в которых находятся все члены Меджлиса. Четверо из 33 не выдержали их.
Остальное мы делаем ровно настолько, насколько это возможно в Крыму. Меджлис всегда работал в максимально открытых формах, и сейчас, как и во времена СССР, активисты крымскотатарского национального движения проявляют личную самоотверженность и аккумулируют на себе все репрессии властей.
– Украинские граждане, патриоты, воспринимают крымских татар как общность, которая борется за права, в том числе и украинцев в Крыму. Но за последнее время произошли такие изменения на полуострове, что первоочередной стала проблема сохранения безопасности народа. Насколько она масштабна сейчас?
– Это самая главная проблема на самом деле.
Если есть люди, которые живут один на один с властью, не считающейся с их правами, то мы обязаны помочь им сохранить свою жизнь и здоровье.
Крым оккупирован, украинский суверенитет туда не распространяется. Практически все страны-члены ООН, за исключением нескольких, не признали присоединение Крыма к России, и никакое взаимодействие с этой территорией для них невозможно.
Международные организации, в том числе правозащитные, не допускаются Россией без признания статуса Крыма российской территорией. Нам остается очень узкий набор инструментов для того, чтобы снизить уровень дискриминации и репрессий в отношении людей, которые им подвергаются на полуострове. А это возможно только через воздействие на особые точки в российской политике и руководстве.
И мы пытаемся это сделать. Через Турцию, например, через международные организации, которые могут определять отношение большого количества стран к России.
Мы стараемся воздействовать так, чтобы российское руководство осознавало, что наращивание репрессий к крымским татарам может иметь для России более негативные последствия, нежели сейчас.
Так, 1 декабря на встрече Эрдогана и Путина защите прав крымских татар был посвящен отдельный блок по безопасности. Я не открою тайны, если скажу, что перед этим у нас был разговор с руководством Турции. Другое дело, насколько были услышаны все эти призывы и предупреждения.
В какой-то мере на небольшой срок мы увидели результаты. В Крыму после 1 декабря были приостановлены аресты, обыски, задержания крымских татар, но ненадолго. На днях, например, был задержан Эдем Османов, один из многих, кто встречал Мустафу Джемилева в Крыму 3 мая.
Кстати, репрессии в отношении крымских татар возобновились вскоре после заявления министра иностранных дел Турции о том, что "русские не выполнили обещаний, данных Путиным".
– Есть ощущение, что активизация давления на крымских татар и украинцев в Крыму идет параллельно с активизацией военных действий. Вам так не кажется?
– Здесь надо исходить из того, что в любых агрессивных действиях России в отношении Украины надо всегда искать истинные побудительные мотивы: зачем? Какова конечная цель?
Мы же осознаем, что на Донбассе не в защите русских проявляет интерес Россия, а в другом – в желании полностью контролировать Украину. России нужно, чтобы Украина окончательно превратилась в квазигосударство, полностью подконтрольное Москве.
А Крым – это военная стратегия РФ, вопрос геополитический, связанный не только с взаимоотношениями с Украиной. Российское руководство отвело Крыму единственную роль – военный плацдарм.
Я вырос в Крыму и помню времена "холодной войны", конец 70-х, начало 80-х годов. В прессе писали, что Крым – это "непотопляемый авианосец СССР". На территории полуострова было 11 военных аэродромов, и все их Россия намерена восстанавливать.
Зачем ей там 2 миллиона 300 тысяч населения? Тем более, зачем такие категории людей, которые не приветствуют ее приход?
Россия будет выжимать оттуда население. Оставит максимум миллион-полтора, чтобы обеспечивать военные базы и вести тот хозяйственный образ существования, который приемлем для таких милитаризованных зон.
– Вы действительно думаете, что такой прогноз серьезен?
– Первые шаги России в Крыму уже это показывают.
Сегодня финансовые вливания в Крым осуществляются или в создание и обустройство военных гарнизонов, или в коммуникации, которые связаны с военными объектами – дороги, электроснабжение, средства связи.
Не видел, чтобы большие деньги направлялись на развитие туризма. Зачем? Для этого есть Сочи, куда вложили более 50 млрд. долларов.
– Выходит, при помощи репрессий Россия выживает из Крыма татар и украинцев. Из заявления, направленного в ООН, следует, что полуостров уже покинули 10 тысяч крымских татар. Это правдивая цифра?
– К сожалению, никто не может назвать точные цифры. Мы также опираемся на эти данные, потому что других не имеем.
В Украине все районные и областные госадминистрации осуществляют учет вынужденных переселенцев, и по их данным из Крыма выехало около 20 тысяч человек. Но они не ведут учет по национальности, хотя было бы правильным анализировать все характеристики людей, вынужденных бросить все и покинуть Крым и мотивы, которые привели их к такому выбору.
Исследования, которые проводятся нашими общественными организациями, позволяют говорить о том, что из этих 20 тысяч выехало 8-9 тысяч крымских татар.
– Куда они выезжают?
– Первые волны были исключительно в западные области Украины – Львовская, Винницкая области, Ивано-Франковск, Киев.
– Вы жили в Симферополе с юности. Вы тогда ощущали дискриминацию по отношению к себе?
– Я провел детство не в Симферополе, а в Красноперекопском районе, где до сих пор живет моя мама. Мои родители смогли переехать в Крым в 1968 году: им разрешили, как и нескольким сотням семей крымских татар, чтобы советская власть имела право говорить, что в Крыму живут, мол, все, кто хочет.
Это был год, когда крымских татар "полуреабилитировали" при Брежневе. Пятого сентября 1967 года вышел Указ Президиума Верховного совета СССР, название которого звучало так "О гражданах татарской национальности, проживавших в Крыму".
Власть избегала нашего самоназвания "крымские татары", или "къырымлы", "къырымтатар", как еще называют себя крымские татары. В этом Указе говорилось о том, что "…огульные обвинения в отношении всех граждан татарской национальности, проживавших в Крыму, должны быть сняты, тем более, что в трудовую и политическую жизнь общества вступило новое поколение людей".
Несмотря на ущербность этого указа, тысячи семей крымских татар немедленно выехали в Крым, домой. Но их туда не пустили: начали выбрасывать в Херсонскую и Запорожскую области, в Краснодарский край. Купленные ими дома в Крыму сносились бульдозерами. В мире из-за этого поднялся шум.
В том числе проблема крымских татар поднималась в дискуссиях в международном коммунистическом движении, что особо доставляло беспокойство советскому руководству. И тогда советская власть, с целью имитации решения крымскотатарской проблемы, организовала "оргнабор" нескольких сот семей крымских татар, которые разбросала по сельской части Крыма.
Было правило: в каждом сельсовете – не более 5-6 семей крымских татар, и желательно, чтобы взрослые члены семей не имели даже оконченного школьного образования. У моего покойного отца было два-три класса, столько же у матери.
Мы жили в условиях советского времени, находились одновременно в двух измерениях, когда в публичной жизни декларировался интернационализм, а в реальной все знали, кто есть кто.
В одну из моих последних встреч одноклассников в Крыму ко мне подошла наша уже пожилая школьная библиотекарь и рассказала, что когда я учился в седьмом классе, приехал некто из района, попросил мой библиотечный формуляр и выписал из него все книги, которые я читал. И не только мой, а всех детей крымских татар – а тогда нас в этой школе училось десять человек.
Когда уже в годы независимости Украины, СБУ рассекретило ряд документов прежнего КГБ, мы смогли увидеть цельную картину. К возвращению этих нескольких сот семей крымских татар, в числе которых была и моя семья, по всему Крыму были созданы территориальные отделы КГБ. Они накануне провели разговоры с нужными людьми и взяли нас под негласный надзор.
Впервые в жизни меня вызывали в КГБ на бульвар Франко в Симферополе, где сейчас висит табличка "ФСБ Крыма", когда я еще учился в строительном училище.
Моего товарища из села – русского мальчика Витю Захарова – прописали в общежитии в Симферополе, а меня нет, хотя мы вместе подавали документы. Я подошел к директору училища, а он ответил: "это ничего не означает, просто прописки не будет, но ты же можешь жить в общежитии".
Тем вечером я написал отчаянное письмо о дискриминации крымских татар на имя первого секретаря ЦК ВЛКСМ, вместе со мной его подписал и мой друг Витя. Спустя месяц нас вызвали в КГБ. На бульваре Франко массивный дядька в погонах часа два, как учитель, рассказывал мне об интернациональной сути Советского союза.
На следующий день мне выдали паспорт с пропиской. Правда, через два месяца, в конце выпуска, нас с Захаровым выписали из Симферополя и отправили на работу в Тирасполь. Вот такой была интернациональная политика СССР.
А в 1982 году мне впервые сказали в глаза, что не могут принять меня в Крымский областной архив на работу, потому что я крымский татарин.
– Я знаю, что к крымским татарам крымчане всегда относились с подозрением, опаской. Но в последние лет пять ощущалось, что напряжение между ними спало, как будто научились жить вместе. А теперь появилась новая волна агрессии, которую оккупационная власть использует против татар. Это так?
– Если говорить о сегодняшнем Крыме, то, бесспорно, Путин с целью оправдания своей агрессии против Украины, да и против всего цивилизованного мира, сделал основную ставку на возбуждении в людях самых низменных чувств.
Он сделал ставку на то, что через пропаганду можно изменить или попытаться изменить сознание людей. К сожалению, во многом ему это удалось. Разумеется, этим же методом пользовались и коммунисты, но в 70-80-е годы, о которых мы с вами говорим. Но даже они пользовались им дозировано и в основном для решения внутренних задач. А тут – для масштабной войны и в целях геополитического доминирования.
Помню, как в 1968 году мы с родителями приехали в село, куда нас определили. Все высыпали на улицу и смотрели на нас с каким-то удивлением, рассматривали так внимательно, как будто мы прибыли с другой планеты.
Вскоре, мы столкнулись с ситуацией, показавшей манипуляцию обществом властью. Приближалось 18 мая (день памяти жертв депортации крымских татар – УП), я шел в школу со своим приятелем, и он вдруг с напряженным видом меня спрашивает: а почему вы нас будете резать? Это был пятый класс.
Позже выяснилось, что наша учительница, оказывается, сказала его маме, чтобы с детьми по улице не ходили, потому что татары будут их резать. Отец пошел разбираться к директору совхоза.
Выяснилось, что за три недели до 18 мая мои родители и другие главы крымскотатарских семей побывали у парторга и сообщили, что будут поминать своих родственников, умерших в спецпоселениях, на берегу реки с общей трапезой и молитвой. Это заявление не встретило какого-то противодействия, но парторг позвонил в КГБ, а те еще куда-то, и в итоге моему однокласснику это все дошло через учительницу в такой странной форме.
Нами всегда очень пугали. Но мы сейчас говорим не только о крымских татарах, а и об Украине в целом. Если бы сменявшие один другого президенты Украины, народные депутаты Украины вели целостную политику в отношении жителей Крыма и восточных областей, и в этой политике люди не рассматривались лишь как электорат, а как граждане государства, думаю, сегодня все могло бы быть по-другому… Конечно, такая политика потребовала бы большей настойчивости и системности, в том числе и в вопросе восстановления прав крымскотатарского народа.
Вместо такого подхода практически каждая политическая сила, каждый кандидат в президенты, в погоне за голосами избирателей, старались мобилизовать свой электорат в ущерб интересам и правам других.
Что касается Крыма, то крымские татары и этнические украинцы стали своего рода заложниками привилегированного положения русского сообщества, установленного центром. Как же, вдруг обидится Россия…
Все это не укрепляло, и даже в какой-то мере разрушало страну.
– В таком случае нынешним оккупационным властям выгодно держать крымских татар на месте как "страшилку", а не выталкивать с полуострова. Не так ли?
– А кто сказал, что судьба Крыма решена? Пока что я вижу длинное многоточие.
Российская государственная машина способна на то, чтобы одновременно уделять внимание многим аспектам, и крымскотатарский фактор в их представлении может еще им очень пригодиться.
Россия хочет продемонстрировать миру, что не только не представляет опасности для них, а напротив, принесла им благо. И этот фактор будет усиливаться дальше, чем сильнее России будет погружаться в худшую экономическую ситуацию и политическую изоляцию. Но если у нее это сорвется, то она откроет свое истинное лицо и попытается всех натравить на крымских татар, сказать, что они главные виновники в несчастьях местного населения.
На встрече с высшими должностными лицами Турции, я сказал, что почти уверен, что в разговоре с ними Путин начнет с перечисления тех благ, которые он, якобы, принес Крыму. Он расскажет о том, как своим указом установил три государственных языка, в том числе крымскотатарский. Так и произошло. Но ведь известно, что в школах убрали обязательные занятия по украинскому и крымскотатарскому языкам, и дети эти языки теперь не изучают.
– Как вам кажется, удастся ли через таких людей, как Ремзи Ильясов и Заур Смирнов, которые открыто пошли на сотрудничество с новой властью, расколоть крымскотатарское общество?
– В российских политических традициях есть колоссальный опыт подавления несогласных, "иных".
Подкуп, шантаж, репрессии – все это сегодня в Крыму будет продолжаться и усиливаться. Но очень важно и то, как мы на материковой Украине воспринимаем Крым и его жителей.
Мы должны исходить из того, что все люди, живущие в Крыму и не являющиеся сторонниками аннексии, оказались в условиях оккупации не по своей вине. Государство не смогло их защитить. Наша задача в этих условиях – максимально поддерживать в жителях Крыма веру в справедливость и возвращение Крыма в Украину.
Но в действиях украинской власти во многих моментах, связанных с отношением к Крыму как к оккупированной территории и его жителям, все еще отсутствует жесткая координация и согласованность. Нужно установить нормальную коммуникацию с людьми и не совершать новых ошибок, чтобы люди не разочаровались, находясь в оккупации, в намерениях и возможностях Украины.
В то же время, это тонкая сфера. Я совершенно исключаю, что в 21 столетии кто-то должен оценивать всех людей без разбору с позиции Сталина, который относился к тем, кто оказался в оккупации, как к людям, которые стали предателями. Сколько помню Советский союз, в наших анкетах всегда был пункт о том, находились ли наши родные на территориях, оккупированных фашистской Германией.
Бесспорно, и то, что те, кто совершил преступления, кто изменил присяге и предал свой народ, свою страну, должны будут понести наказание.
Я исхожу из того, что многие, кто там остались, вынуждены жить по правилам, которые установила оккупационная власть. Но жить по правилам и идти на услужение оккупантам – это разные вещи. Что делать учителю, который должен учить детей по правилам оккупационной власти? Что делать мастеру из ЖЭКа, благодаря работе которого люди живут в тепле?
Но иная мера ответственности у тех, кто, находясь во властных кабинетах оккупационной власти, оказывается соучастником преступлений, совершаемых этой властью.
Крымские татары стали заложниками своей честной, открытой позиции. Поэтому они наиболее уязвимы в условиях оккупации. Понятно, что оккупационная власть одержима желанием максимально их раздавить, расколоть, противопоставить друг против друга… В том числе, руками тех марионеток, которые пошли с ними на сговор.
15 мая мы с Аксеновым до глубокой ночи говорили о формах проведения мероприятий, приуроченных к грядущему Дню памяти жертв депортации крымскотатарского народа, который он собирался отменить. Я сказал ему, что такой цинизм никогда не будет ему прощен.
И вдруг из него вырвалось: "наконец-то в этот день русские вздохнут спокойно, потому что крымские татары их больше не будут пугать своим митингом". Я опешил. А он сказал, что всегда этого боялся.
– Возможно, как и многие крымчане...
– На самом деле, все обстояло по-другому. Последние годы этот страх ушел!
Мы всегда говорили, что любой человек, который 18 мая попытается сделать что-то недопустимое на митинге, посвященном скорби и защите прав крымскотатарского народа, станет первым негодяем среди народа. И все это понимали: люди же шли с детьми и стариками, чего было бояться-то?
Более того, мы всегда и публично призывали всех наших соседей в этот день быть вместе, чтобы продемонстрировать нашу общую решимость в неповторении на крымской земле катастрофы 20 столетия.
А вчера я услышал отголоски рассуждений Аксенова в выступлении в Заура Смирнова, председателя "государственного комитета по делам межнациональных отношений и депортированных граждан". Он сказал: "мы найдем другие формы проведения 18 мая, чтобы русское население Крыма не воспринимало это как угрозу".
– Думаю, этим страхом всегда манипулировали, не так ли?
– То, что сейчас делает оккупационная власть в Крыму, ранее в значительной степени и с попустительства Киева совершала крымская власть, постоянно устрашая жителей Крыма крымскими татарами и "бандеровцами".
И делалось это, прежде всего, в интересах самой власти. Это же так очевидно: напугав общество, скрыть свои истинные цели и интересы. Вот, например, волна самозахватов: когда 10-12 тысяч безземельных крымских татар занимают "полянами протеста" 1,5 тысячи гектар земли – весь Крым трясет!
А в это время семья Януковича через Верховную Раду Крыма спокойно проводит решение о предоставлении фирме "Кедр" 8 тысяч гектар наиболее ценных, заповедных земель. Никто не выступил против! Общество стравливали, людей уводили от реального воровства. Когда им говорили, что крымские татары плохие, они были готовы защитить любого, кто находился у власти.
За несколько дней до аннексии. Чубаров и Аксенов сдерживают от столкновения крымских татар и сторонников России на митинге в Симферополе. Фото "Зеркало недели" |
– Вы говорили про ошибки, которые делают украинские власти по отношению к людям, оказавшимся в оккупации. А как вы считаете, было ли ошибкой перекрыть транспортное сообщение с Крымом, отключить электричество?
– Все должно рассматриваться с точки зрения безопасности проживающих там людей. Все остальные факторы или мотивации - на третьем-десятом месте. Все, что было до 1 января 2015 года, было победой бизнеса. А теперь изменились правила игры.
Что касается блокад и санкций, то все должно быть в продуманном формате. Мы должны не только подходить с точки зрения сегодняшнего воздействия на ситуацию, но и исходить из того, каким будет положение людей при том или ином варианте блокады, какие у них произойдут изменения в сознании.
В таких случаях я говорю о четкой дифференциации. В Крым пришла чужая власть, заявившая, что она этой землей владеет, и должна нести полную ответственность за то, что там происходит.
Мы должны вести переговоры с полуостровом исключительно по гуманитарным аспектам, и ни в коем случае не по бизнесу. Все, что касается торговли и того, что может восприниматься как помощь оккупационным властям, должно быть запрещено. Они действуют противоправно, а значит, должны чувствовать дискомфорт в тех вещах, в которых мы можем диктовать свои условия.
– В Крыму недовольны тем, что у крымских татар, как и при Януковиче, фактически нет влияния в украинском парламенте и правительстве. Почему? Вроде должно было что-то измениться, вроде получили же крымские татары некое, как минимум ментальное, влияние в Украине.
– Да, были и сегодня есть вопросы по части формирования избирательных списков, и они справедливо отмечаются крымскими татарами как непонимание многими украинскими политиками сути крымскотатарской проблемы, их роли и места в настоящем и будущем Украины.
Это еще и проблема уровня политической культуры украинских партий. Думаю, что, несмотря на войну и оккупацию Крыма, у части украинского политикума не произошло кардинальных изменений в суждениях – как в отношении территорий, так и в отношении внутренней политики.
Более глубокое понимание, конечно, постепенно приходит к нашим партнерам, но это не означает, что вопрос крымских татар всеми политиками осознается одинаково. Далеко нет. Можно сказать, что политические силы, представленные в парламенте Украины, разнородны. Есть те кто, с моей точки зрения, прямо виноваты в том, что случилось с Крымом и с Донбассом.
Среди людей, входящих в "Оппозиционный блок", есть люди, которые в свое время говорили, что размажут Меджлис по стенке. У них есть свои связи, значительные медиаресурсы, влияние, в том числе на коалицию. Украина еще не вычищена, и пока она не свободна от людей, несущих ей зло, отдельно крымским татарам никто не будет давать светлую дорогу.
Поэтому мы – порой стиснув зубы – работаем над тем, чтобы Украина состоялась, поскольку это один из инструментов возвращения Крыма и исполнения надежд крымских татар. Всем, кто от отчаяния видит сейчас только черное, я говорю, что даже в этой темноте следует выделить наиболее черное зло и искоренять его.
Определи, в каких ситуациях тебе невозможно, а не просто плохо жить. Если тебе скажут, что при российской власти у крымских татар есть будущее, тогда подумай, а так ли это?
Но я еще не встречал ни одного крымского татарина, который бы поверил обещаниям российской оккупационной власти. Конечно, я не беру во внимание пару десятков соотечественников, которые продавались любой власти: раньше режиму Януковича, а теперь – Путина.
– Недавно вы выступали с критикой, что у украинских властей до сих пор не разработана программа по возвращению Крыма, нет комитета по делам оккупированных территорий. Почему эти шаги не предприняты, хотя прошел уже почти год?
– Стратегии есть, но выглядят они, скорее, как подходы к разработке единой государственной стратегии. Очень интересные подходы, например, презентовал "Майдан закордонних справ". Надеюсь, в ближайшее время будет возможность такую стратегию составить из имеющихся разработок. А от этого будет зависеть поведение всех высших должностных лиц, деятельность органов управления, и мы избежим внутренних и внешних спекуляций по отношению к Крыму как части Украины.
Уже сейчас ходят разговоры о том, чтобы провести в Крыму повторный референдум с целью подтвердить статус Крыма, но уже при участии международного сообщества. А кто-то предлагает сделать управление полуострова двусторонним. Поэтому стоит говорить о многоточии в отношении Крыма.
Главное, чтобы Украина не вела никаких договоренностей, которые могут идти вразрез с интересами страны и против воли крымскотатарского народа. Наличие стратегии должно показать не только то, как будет возвращен Крым, но и то, каким будет Крым после возвращения.
– Возможен ли все-таки серьезный раскол среди крымских татар? И если он произойдет, то это навсегда?
– В июне 1991 года мы собрали Курултай крымскотатарского народа, над подготовкой которого работали больше года. Это идея, которая охватила всех крымских татар в советское время.
За 23 года система национального самоуправления крымских татар, состоящая из выборных Курултая, Меджлиса, местных меджлисов, вошла в сознание каждого татарина. Делегаты всех этих органов избираются самими крымскими татарами и этим определена мера ответственности каждого из них.
У Курултая нет таких инструментов, которыми обладает государство. Наши решения невозможно реализовать через силовые или фискальные органы, которых у нас просто нет. Мы призываем людей к чему-либо, и люди идут либо не идут за нашими решениями.
Это обязывает нас тщательно продумывать все решения. Если они соответствуют желаниям людей, то они за нами пойдут. Поэтому если кто-то думает, что переформатировав Курултай и Меджлис теми людьми, которых Россия взяла себе на услужение, они смогут командовать крымскими татарами, то это такая же ошибка, которая была уже у многих правящих политических сил.
Конечно, Россия очень мощное и циничное государство, и оно принесет много дезорганизации внутрь нашего сообщества.
Но бесспорно одно: никому не удастся купить крымских татар. Народ, возвратившийся на свою Родину, останется преданным своей земле, как сохранял эту верность долгие годы борьбы в изгнании.