Олена Бондаренко: Мене зараз переслідують за інакомислення

В прошлый четверг, в день, когда силовики третий день подряд убивали людей на Майдане, когда погибло больше всего людей от пуль снайперов, "регионалка" Елена Бондаренко заявила немецкому изданию Spiegel-Online, что "правоохранители действовали недостаточно жестко".

Бондаренко давала это интервью в своей машине в правительственном квартале с утра, когда полным ходом шла "операция". При этом она не явилась на экстренное заседание Верховной Рады, которое открылось в 16 часов и на  котором парламент должен был остановить и остановил кровопролитие.

"Украинская правда" решила взять небольшой комментарий с вопросом, придерживается ли она той же позиции и сейчас.

В итоге у нас получилось блиц-интервью, которое мы подаем полностью без купюр, поскольку она заявила, что ее слова ранее перекрутил журналист, а она просто побоялась прийти в парламент. При этом Бондаренко не чувствует, что несет ответственность за гибель людей. Она также сообщила, что еще не читала интервью, однако знала, что туда вошло, а что – нет.

- Елена, прокомментируйте, пожалуйста, ваше интервью в "Der Spiegel", которое было опубликовано в день, когда стреляли в людей. Вы сказали, что правоохранители "действовали не очень жестоко". Что вы думаете сейчас?

- Я нахожусь в парламенте, тут шумно, я могу не слышать. По сути вопроса, трудно комментировать постоянные огрехи журналистов. Я с этим сталкиваюсь постоянно в последний месяц. То Мирослава Гонгадзе говорит, что у нас с визами какие-то проблемы, то Леся Оробец пишет о том, что я кому-то из активистов угрожаю. А здесь явное недопонимание журналистом того, о чем он вообще пишет.

- Т.е. вы этого не говорили?

- Более того, я не то, чтобы этого не говорила. У него были довольно провокационные вопросы: "А если вы увидите, что активисты пойдут в наступление, как вы видите дальнейшую ситуацию?". 

Я не знаю, как я вижу дальнейшую ситуацию, но считаю, что насилие – это не выход. Единственный выход – это прекратить любые насильнические действия, любые активные действия со всех сторон. Насколько я понимаю, этого в интервью тоже не нет. Я его не читала, потому что по-немецки я читать не умею.

- Смотрите, там был прямой вопрос о том, что снайперы стреляют по людям и почему власть действует так жестоко. Как вы ответили на этот вопрос?

- У меня, естественно, нет с собой всего разговора полностью, потому что у меня не было цели его писать. Насколько я понимаю, журналист его тоже не писал, потому что не было диктофона. Мы вообще просто общались, более того, этот журналист – немец, он хоть и говорит по-русски, но недостаточно, переводчика у нас не было.

А сейчас у меня есть возможность заявить, что в данном случае - это некачественная журналистская работа.

Если он чего-то недопонял, надо было хотя бы уточнить. Текст мы точно не согласовывали, у нас нет ни одного письма между нами, чтобы можно было что-то согласовать и брать ответственность именно за такую формулировку. Я же профессионал в этом деле.

- Хорошо. Как вы ответили в итоге на этот вопрос?

- Я сказала, что я не знаю, как действовать дальше. Вот это мой ответ на вопрос.

- Но журналист же не мог настолько не понять вас, чтобы с ваших слов получилось, что вы считаете недостаточными и без того жестокими действия правоохранителей?

- Еще раз. Я понимаю, что можно верить или не верить. Есть факты. В данном случае я официально через вас заявляю, что в этом моем интервью ни в коей мере, никаким образом я не могла ему сказать и не сказала, что правоохранители якобы действовали недостаточно жестоко.

- Как же случилось так, что он настолько вас неправильно понял, как вы утверждаете?

- Я опровергаю эту фразу полностью (От УП: мы обратились к журналисту издания за комментарием по ситуации. Читайте его ниже). Винить в этом журналиста нет смысла, потому что я с богатейшим опытом. Он попросил встретиться, мы встретились, не зная того, что у него нет с собой переводчика. Пусть на моем примере все остальные учатся - что без переводчика лучше никакие интервью или комментарии не давать, а желательно еще после этого и просить согласовать. В принципе это нормальная практика.

- Интервью он брал в среду или в четверг у вас?

- Наверное, это был все-таки четверг. Тогда, когда квартал полностью оцепили.

- Т.е вы считаете, что это именно журналист неправильно вас понял?

- Я считаю, что это факт недопонимания между мной и им. Надеюсь, что он не специально это делал. Хотя, я так понимаю, доля сенсационности этому интервью присуща.

- А как вы сейчас можете прокомментировать все, что произошло за эти дни, со вторника по четверг?

- Это очень тяжело комментировать. Это еще живая рана, очень тяжело. Есть потери с двух сторон, это все чьи-то дети, это факт.

- Так ведь это все инициировано вашими однопартийцами, властью, которую вы поддерживаете и представляете…

- Каждый несет ответственность по мере тех полномочий, которые у этих людей есть. Какие были полномочия в каких-то спецоперациях или расстановке сил на Майдане у фракции ПР? Да, есть определенная социальная и политическая ответственность, и мы ее понесем. Но сейчас не превращайтесь в форму самосуда. Всему должен дать оценку суд с адвокатурой и прокуратурой.

- Вы сказали о ваших полномочиях… В четверг было экстренное заседание Верховной Рады, вы на это заседание не явились. Не считаете ли вы, что в таком случае вы несете ответственность за то, что произошло? Потому что именно на заседании депутаты смогли остановить убийства. Вас среди них не было. Почему?

- Естественно. Когда угрожают вам и вашей семье, стоят агрессивные по отношению к тебе люди, вы считаете, разумно идти? Я считаю, что это не разумно.

- Где они стояли? Почему все остальные депутаты пришли и попытались остановить кровопролитие, а вы – нет?

- Я - человек довольно смелый. Но я – человек разумный. Если у меня есть факты, когда моя жизнь или мое здоровье находится под угрозой, я просто не подвергаю свою жизнь этой угрозе. Если вы как журналист считаете это нормальным, когда за инакомыслие и за мои выступления кто-то угрожает, я считаю это ненормальным. По сути - все это только борьба с инакомыслящими.

- Но ведь только Верховная Рада могла остановить кровопролития. И вы являетесь депутатом законодательного органа, вас выбирали граждане. Другие депутаты не побоялись прийти, журналисты не боялись и работали под пулями…

- Да и мы не боялись до определенного момента. Но когда-то это перерастает рамки настоящей угрозы. Я очень переживаю за свою жизнь.

- Почему вы боялись прийти в Верховную Раду, если тогда в ВР были депутаты, были внутренние войска, была охрана?

- Вы сказали ключевое слово: были депутаты, у которых есть охрана. У меня ее нет.

- Я говорю о другой охране, Верховную Раду охраняли тогда силовики, бойцы внутренних войск, которые стояли кордоном вокруг здания.

- Кто-то мог пройти, у меня не было такой возможности безопасно и беспрепятственно протии в ВР.

(От УП: 20 февраля весь периметр правительственного квартала, в том числе Верховной Рады, охраняли силовики. Ни одного активиста или представителя самообороны в периметре не было. Только после 18 часов пара сотен Самообороны оцепили периметр всего правительственного квартала, чтобы защитить здания от возможного штурма. Само же экстренное заседание было открыто в 16:10)

- Вам не кажется, что вы несете ответственность за смерти этих людей, потому что вы лично не остановили то, что произошло? Вы же не голосовали за это.

- Точно также как все остальные 450 депутатов.

- Нет, не 450 нардепов. Пришли депутаты, которые голосовали. 239 депутатов зарегистрировались в начале заседания.

- Вы сейчас от меня требуете ответить на вопрос об ответственности за не приход и вдруг делите на тех, кто был, и кто не был.

- Потому что те, кто пришел, проголосовали за постановление об остановке кровопролития.

- Я несу ровно одну 450-тую долю ответственности за весь парламент.

- Вы остаетесь в Партии регионов сейчас?

- Конечно, безусловно, хотя очень многие мои коллеги под угрозами выходят. Я их понимаю и не осуждаю.

- А кто им угрожает? Вам кто-то угрожает?

- А вы не догадываетесь? Вы не читаете социальные сети? Не видите, что из меня, Олейника, Колесниченко, Царева и других моих коллег пытаются сделать демонов? В этом списке, если брать меня, я – человек который отвечал за исключительно за публичную часть. Т.е. меня сейчас преследуют за инакомыслие.

- Так это ведь не за точку зрения, а за то, что вы поддерживали власть, которая убивала людей.

- Безусловно, может быть и так, если вы так считаете. Но эта позиция не единственная и не единственно верная. Но вы посмотрите все мои выступления, найдите доказательства оправдания, а не того, что я всегда говорила: раскройте глаза и посмотрите на недостатки с двух сторон.

От УП: Бондаренко неоднократно называла людей, которые стоят на Майдане, экстремистами. В тон с общей линией Партии регионов и власти. Приводим лишь один пример. Ее комментарий от 21 января 2014 года:

"Милиция стоит в обороне, она ни на кого не нападает. Для чего делаются постоянные кавалерийские наскоки из Майдана? По всей видимости, для постоянного провоцирования стычек и провоцирования милиции на применение оружия"

"Либо это все закончится переговорным процессом, пусть и вялотекущим, либо мы будем видеть со стороны Майдана постоянную и бесконечную эскалацию конфликта. И тогда у власти и правоохранительных органов будет абсолютно законное право применять оружие. Еще раз подчеркиваю: законное право применять оружие".

"Украинская правда" также обратилась за комментарием к журналисту издания Spiegel-Online  Бенджамину Биддеру, который брал интервью у Бондаренко. Мы спросили, записывал ли он интервью на диктофон, и действительно ли Бондаренко утверждала о недостаточно жестких действиях силовиков.

"Интервью действительно не записывалось, поскольку мы его писали в джипе госпожи Бондаренко во время эвакуации утром 20 февраля правительственного квартала. Однако я всегда фиксирую текст беседы на компьютере при интервью. Госпожа Бондаренко однозначно сказала, что она считает, что полиция действует "недостаточно жестко".

 Я специально дважды переспросил ее, и она подтвердила эти слова и обосновала.

Есть одно замечание: интервью состоялось утром 20 февраля, между 9 и 10.30, то есть схватки были в самом разгаре. Госпожа Бондаренко говорила о жертвах предыдущего дня, то есть не о тех более 80 погибших от пуль снайперов на улице Институтской".