Глас народу
Vox populi vox Dei, глас народа – глас Божий.
Межигорский царь Виктор собирается стать Божьим помазанником, проведя нужные решения через всенародный референдум. Этот путь хорош в том числе и тем, что негодующие протесты оппозиции легко парируются.
Ага, вы не хотите, чтобы решал народ?! Боитесь предоставить народу слово? А ведь народ у нас единственный источник власти!
Противники Януковича вынуждены оправдываться: мол, референдум позволяет манипулировать народным мнением с помощью хитро сформулированных вопросов, его результаты легче подтасовать, да и затевается он не для совещания с народом, а исключительно для узурпации власти…
Все это так, но любые контраргументы разбиваются о железобетонное "Пусть решает народ!" И если уж на то пошло, критиковать нужно не только план Януковича, а всю несостоятельную концепцию "народного суверенитета".
Представим свободный и честный референдум. На рассмотрение народа выносится некое предложение. Оно одобрено народом в лице 60% граждан, принявших участие в референдуме.
А как быть с остальными 40%? Это уже не народ? Получается, что нет. Ведь народ осуществил свою функцию суверена и поддержал предложенную инициативу!
Сантехник Вася, очутившийся в числе 60%, считается народом, а электрик Петя, оказавшийся вне 60%, из рядов народа автоматически исключается. Разумеется, это абсурд. Особенно в Украине, где народ склонен к разделению на две примерно равные части.
Дело не только в том, что истинные цели референдума расходятся с декларируемыми. Главная проблема в другом – декларируемая цель вообще недостижима. Прибор ночного видения не поможет отыскать черную кошку, отсутствующую в темной комнате. А референдум не позволит выявить "мнение народа", поскольку собственного мнения у народа нет и быть не может.
Мнения есть у миллионов отдельных граждан, чью совокупность мы называем народом. И они никогда не совпадут в полной мере.
Любой автор, пишущий на политические темы, прибегает к обобщениям – "народ любит", "народ хочет", "народ ненавидит". Ничего плохого в этом нет. Но нужно отдавать себе отчет, что перед нами лишь художественные метафоры вроде "Матери-природы" или "Мороза-воеводы".
Они годятся для публицистики, а не для реальной практики. Ибо реальный народ не является субъектом – он не мыслит, не чувствует, не обладает волей, не способен принимать решения, не может распоряжаться собственностью. Попытки всерьез приписать народу субъектность неизбежно ведут к абсурду. Впрочем, то же самое касается наций, классов, рас и т. д.
Народ – это множество обособленных субъектов, а истинный глас народа – причудливая полифония, в которой сливаются миллионы непохожих друг на друга звуков. Да, при желании можно вычленить самые громкие и резкие нотки, объявив их "мнением народа", но это неуклюжая профанация.
Известны различные инструменты народного волеизъявления. Чем тоньше инструмент, тем больше противоречивых оттенков он позволяет выделить, тем полнее звучит сложнейшая многоголосая мелодия, и тем адекватнее представление о народе.
Наиболее грубые и нерепрезентативные инструменты – бунты и революции. Обычно в роли "народа" выступает некоторое число столичных жителей, ведомых партийными вожаками. Заручившись поддержкой парижских низов, якобинцы устанавливают диктатуру во всей Франции.
Большевики, распропагандировавшие Петроградский гарнизон, захватывают власть в огромной России. Естественно, в стране обнаруживаются миллионы граждан, не согласных с "народом", и их приходится давить силой. Однако единство "революционного народа" тоже является иллюзией. Его представителей объединяет туманный образ светлого будущего.
После победы выясняется, что каждый видит это светлое будущее по-своему, и революционеры начинают воевать друг с другом.
Выборная демократия – более тонкий и адекватный инструмент. Народ представлен миллионами избирателей, принимающими участие в голосовании. Но и тут есть серьезные недостатки вроде заведомо ограниченного выбора. В лучшем случае приходится выбирать из нескольких проходных партий, в худшем – из двух кандидатов. Чем уже выбор, тем сильнее искажаются народные предпочтения.
Избиратель часто голосует за политиков, чью программу не разделяет – потому что альтернативные варианты не нравятся ему еще больше. Такие нюансы выразить невозможно: голос, отданный скрепя сердце, ничем не отличается от голоса, отданного с восторгом. Оба голоса считаются "народной поддержкой" и воспринимаются как политический карт-бланш.
Однако еще хуже другое. Решения избранной власти распространяются не только на тех, кто ее выбирал, но и на всех остальных. Голосуя за политика, готового применять насилие к неугодным, избиратель лезет в чужую жизнь. Известная формула "бачили очі, що купували – їжте, хоч повилазьте" работает лишь частично, поскольку одни граждане становятся заложниками других граждан. И таких заложников может быть даже больше, чем тех, кто навязал им свой выбор.
Сегодня мы наслаждаемся всенародно избранным президентом Януковичем, которого по факту поддержало меньшинство украинских граждан. Причем многие голосовали за Виктора Федоровича лишь потому, что видели в нем меньшее из двух предложенных зол. И это не специфическая украинская беда, а изначальный порок современной демократической системы.
Существует ли более совершенный волеизъявительный механизм? Конечно. Правда, находится он не в политической, а в экономической плоскости. Рыночная экономика позволяет каждому из нас влиять на окружающий мир не кулаком, не бюллетенем, а собственным кошельком. И такой путь намного конструктивнее, нежели политическая демократия.
Во-первых, сам выбор несоизмеримо шире. Избиратель вынужден выбирать из малого числа вариантов, постоянно переступая через себя. Потребитель может выбрать именно то, что ему нравится, вплоть до чего-то эксклюзивного и сделанного под заказ.
Во-вторых, в рыночный процесс вовлечены все граждане, а не только те, кто явился на избирательный участок или вышел на майдан. Бездействие играет не менее важную роль, чем действие.
Если правящий режим не слишком страдает от бойкота выборов, то производитель, игнорируемый потребителями, вылетает в трубу. И, наконец, самое главное: в отличие от избирателя, потребитель решает за себя, а не за других. Он распоряжается своей свободой, своей собственностью и своими деньгами, в то время как избиратель – чаще всего чужими.
Если истинное народовластие действительно возможно, то это власть потребителя, а не избирателя или тем паче революционера. Более точного и совершенного инструмента, чем наши потребительские предпочтения, не существует. Только так можно выразить богатейшую и противоречивую гамму народных настроений.
И недаром интеллектуалы с авторитарными замашками ненавидят "общество потребления" – ведь в нем, словно в зеркале, отражается настоящий народ; многогранный, многоликий и имеющий мало общего с чьими-то выдуманными идеалами.
Когда лучшие механизмы народного волеизъявления вытесняются худшими, это неизбежно сказывается на решении проблем. Например, электронную продукцию оценивает потребитель, голосующий собственными деньгами. В итоге мы получаем все более совершенные модели компьютеров и мобильных телефонов.
Оценить качество украинских дорог, находящихся в государственной и коммунальной собственности, потребитель не может. Их оценивает избиратель, причем в пакете с множеством других вещей. Неутешительный результат налицо. А когда и плохонькие демократические инструменты не работают, народный глас прорывается наружу в самой грубой и непредставительной форме – в виде уличных волнений и бунтов.
Обычно последствия оказываются деструктивными. Но что поделаешь, если другие пути отрезаны?
Михайло Дубинянский, УП
