Анатомія патріотизму

В свое время Булат Окуджава утверждал:

Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.

Для Украины образца 2012 эти строки более чем актуальны. Пламенные речи оппозиционных политиков, растущий натиск северного соседа, знаковые праздники вроде Дня Соборности не вызывают в массах должного патриотического резонанса. За двадцать с лишним лет украинский патриотизм так и не стал всенародным явлением, что здорово удручает продвинутую интеллигенцию.

Интеллектуалы редко задаются вопросом – а какова основная функция патриотизма, и чем определяется его широкая востребованность? Из-за чего ценит Родину простой обыватель, обделенный высокими духовными запросами и не испытывающий сентиментального влечения к березкам или калиновым кустам?

Прежде всего патриотизм – это симулякр успешности. Он помогает заслонить невзрачное "я" триумфальным "мы". Он дарит воображаемую связь с абсолютно чужими людьми – яркими, талантливыми, прославленными и зачастую давно умершими. Он позволяет почувствовать сопричастность к достижениям, к которым ты совершенно непричастен. Грузчик с тремя классами образования кичится искусственными спутниками и космическими кораблями.

Сопливый тинейджер, нацепивший георгиевскую ленточку, гордится "нашей победой". Бедняк размахивает внушительными цифрами национального богатства.

Слабый может ассоциировать себя с легендарными героями, бездарный – со знаменитыми литераторами, актерами и певцами.

Так возникает пленительная иллюзия успеха, порождающая массовую привязанность к Родине.

Ныне забытому советскому писателю Билль-Белоцерковскому принадлежит ядовитый рассказ "Богач". Начало XX века, Кардиффский порт. Безработный англичанин выпрашивает у матроса-эмигранта остатки каши и галет. Сын Альбиона помят, небрит и похож на старую ветошь, выброшенную из урны. Но как только речь заходит о Родине, жалкий бомж моментально преображается. Он свысока смотрит на чужеземца, из чьих рук только что принял подачку: "Англия – самая богатая страна в мире! Во всех частях света ее владения!" – "И народ самый богатый?" – "Ну конечно!" – "Значит, и ты тоже богатый? Почему же ты, как нищий, пришел ко мне за милостыней?"

Любопытно, что поначалу советские большевики попытались объявить патриотизм реакционной выдумкой, отвлекающей трудящихся от классовой борьбы, и слово "Родина" приобрело в молодой Совдепии крамольный оттенок. Но затем в СССР восторжествовал беспрецедентный патриотический угар, заслонивший марксистскую утопию.

Иначе и быть не могло. Чем обрадовать нищий и бесправный люд, ютящийся в коммуналках и бараках? Бравурной песней "Широка страна моя родная", летчиком Чкаловым и полярником Папаниным, царским фельдмаршалом Суворовым и святым благоверным князем Александром Невским…

А теперь представим ситуацию, когда "люди царства своего не уважают больше". Неуважение к Отечеству влияет на личную самооценку миллионов граждан. Без патриотизма окружающий мир превращается в суровое зеркало, демонстрирующее каждому, чего он стоит.

Вместе с чтимой Родиной исчезает мнимая причастность к чужим талантам и победам. Человек остается наедине со своими истинными способностями и реальными достижениями. Ноль ощущает себя нолем, лузер отчетливо сознает, что он лузер, бездарю нечем прикрыть свою бездарность, нищему нечем скрасить собственную нищету.

Разумеется, уровень недовольства в таком обществе намного выше, и оно гораздо болезненнее переносит любые невзгоды.

Неисправимые идеалисты мечтали о человеческом братстве и пытались заменить патриотизм космополитизмом. Вероятно, легче насытить народ черной икрой и столетним французским коньяком.

Космополитизм – это роскошь, доступная лишь немногим людям. Одаренным, самодостаточным, уверенно идущим к успеху и не нуждающимся в дополнительном психологическим стимуляторе. А гражданину, не обремененному особыми талантами, без патриотизма тяжко.

Потеряв Родину, Альберт Эйнштейн остается гениальным ученым, а серый обыватель превращается в ничто.

Народные массы отказываются считать своим Отечеством все человечество, поскольку успех неразрывно связан с чувством превосходства над кем-то. Симулякр успешности, именуемый патриотизмом, основан на противопоставлении себя менее успешным людям. У нас есть Жанна д'Арк, Исаак Ньютон, Голливуд или ракеты "Тополь-М" – а у них нет!

Нельзя по-настоящему гордиться тем, чем вправе гордиться любой из семи миллиардов землян. Поэтому можно быть патриотом многонациональной империи, патриотом Европы или Африки, патриотом Запада или арабского мира, но патриотом Земли быть невозможно, и никакая глобализация этого не изменит.

Однако вернемся в нашу депрессивную страну.

Выполняет ли украинский патриотизм свою основную функцию – поддерживать заурядных, убогих, бесталанных, неудачливых и неудовлетворенных? Пожалуй, лишь в западных регионах. На остальной территории патриотизм превращается в хобби креативного класса, и без того довольно успешного.

Украинская идентичность – не психологический допинг для масс, а ноша, которую с трудом волокут идейные энтузиасты. И корни этой проблемы выявить нетрудно.

Большинству землян Родина достается на безальтернативной основе, и рядовой патриот старается выжать максимум гордости из того, что есть.

Скажем, жители Гондураса превозносят индейского вождя Лемпиру, благополучно разбитого испанцами в далеком XVI веке. Более солидные герои на гондурасских просторах не водятся – чем богаты, тем и рады!

Специфика же Украины в том, что значительная часть наших граждан вольна выбирать патриотический симулякр по своему вкусу. Миллионы людей сами решают, что именно считать подлинным Отечеством.

Средний обыватель, выбирающий Родину, движим не вымышленной "генетической памятью" и не мифическим "постгеноцидным синдромом", а вполне приземленными психологическими мотивами. Он предпочитает идентичность, позволяющую присвоить больше чужих достижений.

В начале 1990-х бедняга быть готов променять дискредитированную советскую Отчизну на перспективную, многообещающую Украину. Сегодня он тяготеет к закоснелому совку. Что поделаешь: успехи, связанные с имперским прошлым, выглядят авантажнее.

Полет Гагарина в космос уверенно перевешивает казацкие чайки, а разгром Третьего рейха – лесные похождения УПА. И глупо надеяться, что заурядный гражданин пожертвует праздником Великой Победы, даже если поведать ему всю неприглядную правду о войне.

Патриотом покойной империи быть очень удобно. Не нужно томиться в очередях, надрывать спину в колхозах, сидеть во фронтовых окопах или лагерных бараках. Зато можно отождествлять свою скромную персону с могучей сверхдержавой, построенной чужими руками на чужих костях.

Способна ли украинская идентичность вытеснить постсоветскую, став основой по-настоящему массового, всенародного патриотизма? Есть три возможных пути:

I. Искусственное ограничение выбора. Мол, никакой другой Родины, кроме независимой Украины, у нас нет, и пищу для самолюбия можно черпать лишь в строго очерченных рамках – трипольцы, запорожцы, герои Крут и др.

Именно эту модель пробовал внедрить президент Ющенко, но больших успехов не добился. Современная информационная открытость мешает навязать гражданам нужный выбор, избежав конкуренции с имперским проектом.

II. Вывод украинской идентичности на качественно новый уровень. Всякому лестно ощущать себя украинцем, когда Кличко торжествует на ринге, а Руслана побеждает на "Евровидении".

Но для создания конкурентоспособного патриотического симулякра этого недостаточно. Вот если бы за словами "Opportunity Ukraine" скрывалось нечто большее, чем тупой плагиат, обыватель бы охотно мигрировал из постсоветского лагеря в ряды украинских патриотов. У них – запыленный груз прошлого, у нас – динамичная, устремленная в будущее страна!

Увы, пока предпосылок для прорыва не наблюдается.

III. Отождествление независимой Украины с более широкой и привлекательной идентичностью – например, с европейской. У нас – великие достижения цивилизованной Европы, у них – прозябание в азиатском болоте! Еще недавно этот сценарий казался наиболее перспективным, но сейчас не самое благоприятное время для его реализации.

Впрочем, украинский патриотический проект не сдвинется с мертвой точки, если считать вполне естественное поведение сограждан чем-то ненормальным.

Кто-то искренне убежден, что в силу мистических причин 45 миллионов человек обязаны испытывать священный трепет при виде трезубца и желто-голубого флага. Ежели не испытывают – значит, народ попался неправильный и негодный.

Но в патриотизме не больше сакрального, чем в любом другом продукте массового потребления. И если предложение превышает спрос, конкурентная борьба за сердца и мозги неизбежна.