12 лет за разговор на кухне. Как российский суд признает крымских татар "террористами"
Руслан Зейтуллаев – крымский татарин, строитель, отец троих детей. А также первый житель полуострова, которого в РФ судят за "организацию терроризма".
Военный суд в Ростове-на-Дону признал его виновным – Руслан получил 12 лет колонии строгого режима. Есть опасения, что после этого вердикта преследования крымских татар поставят на поток.
Крымский татарин Руслан Зейтуллаев голодает 23 дня.
Он ничего не ест и пьет только воду. На предыдущем заседании суда по его делу в прениях сторон участвовать он уже не смог – сил не хватило. Последнее слово подсудимого произнес сидя. За первые 18 дней мужчина потерял 8 килограммов и весил всего 55. Медики Ростовского СИЗО, где содержат Зейтуллаева, диагностировали "элементарное голодание" и сочли его состояние удовлетворительным.
Ни украинских дипломатов, ни врачей извне к севастопольцу не допустили.
Несмотря на истощенность и усталость, Руслан непреклонен в своем решении: "Готов бросить, когда не смогу читать намаз, если будут обмороки. Но пока еще ни одного не пропустил".
Он наотрез отказался прекратить голодовку до оглашения ему приговора, либо до исполнения заявленных требований: закрыть уголовные дела против крымских татар по террористическим, экстремистским статьям и по политическим мотивам, а также передать Украине его и трех других фигурантов севастопольского "дела Хизб ут-Тахрир".
Руслан Зейтуллаев сидит под арестом в СИЗО 2 года 3 месяца – с января 2015-го.
Тогда после обыска дома его задержали по подозрению в связях с политической партией Хизб ут-Тахрир аль-Ислами (Исламской партией освобождения), которая легально действует в Украине, но признана террористической в РФ.
Следствие обвинило его в "организации террористической ячейки" – это от 15 лет тюрьмы до пожизненного. Прокурор запросил 17 лет колонии. В сентябре 2016-го Северо-Кавказский окружной военный суд в Ростове-на-Дону приговорил Зейтуллаева к 7 годам, переквалифицировав его действия с "организатора" на "участника". Адвокат севастопольца Эмиль Курбединов назвал это "победой, учитывая российские реалии".
Однако прокуратура оспорила приговор в Верховном суде РФ, настаивая: Зейтуллаев – организатор. Под Новый год высшая инстанция удовлетворила апелляцию обвинения и отправила дело в тот же суд в Ростове на новое разбирательство, к другой "военной тройке". 21 апреля тот же прокурор Геннадий Труханов запросил для него те же 17 лет колонии.
Сегодня, 26 апреля, коллегия судей огласила вердикт. Зейтуллаева осудили на 12 лет колонии строгого режима.
Объявив голодовку, Руслан пошел на "последний шаг отчаяния" – в надежде если не повлиять на свой приговор, то привлечь больше внимания к преследованиям крымских татар на полуострове.
"Хочу сказать: хотя мои силы на сегодняшний день на исходе, я тверд в своих убеждениях и всегда буду стоять на истине. Второй очередной суд, не мытьем так катаньем, хочет укатать меня на очень большой срок. Я благодарен всем, кто меня поддерживает. Но я не остановлю эту голодовку, пока не услышу вердикта", – с трудом произнес из-за решетки изможденный человек со впалыми глазами.
* * *
Руслану 33 года. Как и большинство крымских татар его возраста, он родился в депортации. Зарема, мать Руслана, вышла замуж в 16 лет, через год появился сын. Семейная жизнь не заладилась: муж начал пить, она ушла от него, забрав ребенка. Со временем вышла замуж во второй раз.
С матерью и отчимом Руслан прожил в Узбекистане до 12 лет. Потом семья переехала на полуостров и обосновалась в поселке Орлиное, что в Байдарской долине близ Севастополя.
Без гражданства и жилья семье поначалу пришлось очень туго: денег ни на что не хватало. В 13 лет Руслан бросил школу и пошел работать. Устроился официантом, потом поваром на кухню. Последние годы перед арестом работал строителем, о нем отзывались как о хорошем специалисте.
Несмотря на то, что среднее образование Руслан так и не получил, родные и знакомые говорят о нем как об умном, начитанном, энергичном человеке, интересном собеседнике.
В детстве Руслан был хулиганистым, постоянно попадал в истории и передряги. Но в 17 лет проснулся интерес к исламу, он начал читать Коран, совершать пятикратный намаз.
"Когда сын пришел к исламу, то стал лучше во всех отношениях. Добрее, спокойнее, честнее. Говорил: обманывать – это, мама, харам [грех]. Постоянно над собой работал, все спрашивал, чувствую ли я, как он меняется", – Зарема, еще молодая с виду, но сильно измотанная жизненными перипетиями женщина рассказывает о сыне с нежностью и теплой грустью.
Когда же речь заходит об аресте или судах, ее взгляд ожесточается, в голосе появляются металлические нотки: "Я никого не проклинаю, но Бог все видит – и пусть он накажет тех, кто это сделал. Меня до такой степени это возмущает – я аж готова кричать на весь мир. Справедливостью тут и не пахнет. За что ребенка посадили? За распространение ислама? Я понимаю, вы против ислама, но он же никого не заставлял, не принуждал, понимаешь? Чисто по-человечески: как можно за это посадить на такой срок?"
С Мерьем, своей будущей женой, Руслан познакомился, когда каждый из них уже соблюдал все правила и законы ислама. Парень долго "перебирал" – искал ту, которая разделяет его религиозные взгляды и жизненные ценности.
"Мама ему всегда говорила: мол, у тебя несносный характер, поэтому сразу выкладывай всю правду, когда будешь с девушкой знакомиться, чтобы она знала, за кого замуж выйдет. Вот он мне позвонил и представился: меня зовут Руслан, я светлый, рыжий, несимпатичный и у меня уши торчат. Зацепило, интересно стало, так ли это на самом деле. Когда встретились, подумала: ну да, есть немножко, – смеется Мерьем. – Но вообще, это не главное. Он очень душевный человек".
Среди жен политзэков ее называют хохотушкой – за отзывчивость, улыбчивость и способность не унывать в самое тяжелое время. А еще "матушкой" – за славянские черты лица, наверное, и манеру завязывать платок спереди.
В июне будет 9 лет, как Руслан и Мерьем поженились. У них три дочери – Сабрие, Мумине и Нурие. Старшей – 7, в этом году она заканчивает первый класс. Мерьем с девочками и своей матерью Айше живет в собственном доме рядом с Заремой. Коробку дома Руслан успел сам поставить, до ареста, а вот достраивать пришлось уже усилиями волонтеров на деньги неравнодушных единоверцев.
"Я ему говорила: ты такой маленький, такой щупленький, как сам-один можешь строить?" – шутит Айше, крупная жизнерадостная женщина со звонким голосом.
После смерти мужа она переехала к дочери – помогать справляться с девочками. Мерьем постоянно в разъездах, Айше отвечает за дом.
Женщины говорят, что без помощи неравнодушных людей не справились бы. С началом массовых задержаний в Крыму активисты на полуострове создали фонд "Бизим балалар" ("Наши дети"), который собирает деньги на нужды семей политзаключенных и пропавших без вести крымских мусульман.
Недавно фонд нашел детского психолога, она приезжает заниматься с ребятами к ним домой. Многие травмированы жесткими обысками, которые проводили ФСБ и ОМОН.
"Девочки очень боялись меня выпускать. Каждый раз спрашивали: мама, а ты вернешься? У них установка была, что нужно вот так рядышком всем вместе сидеть. А если кто-то из дома уйдет, то уже не вернется – как бабака [папа]. Нам же после обыска сказали: мы сейчас поедем, документы оформим и вернем его", – рассказывает Мерьем.
Еще очень помогают крымскотатарские активисты, взявшие на себя передачи в СИЗО.
Чтобы отдать посылку узнику в Симферополе, надо занять очередь в 6-7 утра. Многие семьи физически не могут добраться в город так рано. Активисты сами собирают деньги, и каждый месяц передают каждому заключенному одну или две посылки общим весом 30 килограммов. Они же ездили с передачами в Ростовский СИЗО, морально поддерживали севастопольцев на заседаниях, не раз привозили на суды их родных.
"Эти ребята такие вежливые все, без фальши, лицемерия. Среди них просто находиться приятно... Хотела дать деньги за переправу – не разрешили, сказали, даже обидятся. Когда останавливались на бензозаправках, парни дружно шли читать намаз. Вот, прям, все вместе. На них так смотрели все: мол, странно, что это за группа", – рассказывает Зарема.
* * *
Руслану Зейтуллаеву инкриминируют вербовку сторонников, организацию и проведение собраний Хизб ут-Тахрир, а также изучение членами ячейки запрещенной литературы.
Благодаря решению Верховного суда РФ от 2003 года, которым эта партия признана террористической, следствию не надо доказывать, что севастопольцы "планировали теракт" – достаточно лишь установить связь между ними и Хизб ут-Тахрир.
Однако защита настаивает, что и эта задача оказалась невыполнимой, указывая на полную несостоятельность доказательной базы.
Главный аргумент обвинения – скрытая видеосъемка "разговора на кухне" и показания засекреченного свидетеля.
На видео подсудимые обсуждают политику, ислам, переход Крыма под контроль РФ, место религии в государственном устройстве России и Украины. Его записал знакомый севастопольцев по имени Аднан. Он же устроил эту встречу, долго уговаривал собраться, настойчиво приглашал к себе домой, задавал провокационные вопросы. Подсудимые узнали его в засекреченном свидетеле по специфическому акценту: Аднан – араб.
"Местные ребята потом приходили к нему, спрашивали, зачем так поступил. Он говорит: меня вынудили, у меня здесь прописки не было", – рассказывает Мерьем. На допросе в суде связь с засекреченным свидетелем постоянно обрывалась, "создавалось впечатление, что кто-то подсказывает ему ответы", – утверждает Курбединов.
Другие свидетели обвинения – это те, кто знает что-то по слухам, или те, у кого личная неприязнь к Зейтуллаеву. Многие отказываются от своих обвинительных показаний или прямо заявляют о давлении следствия. Некоторые вообще лично не знакомы с Русланом или виделись с ним годы назад.
"Со свидетелями у них реальная проблема. Когда начинаем допрашивать – идет общая информация о том, какая Хизб ут-Тахрир плохая. На прямой вопрос, известно ли им, что Руслан к ней принадлежит, получаем ответ: об этом все говорят. Я не знаю, каким образом суд будет писать приговор, основываясь на показаниях, что свидетелям "доподлинно известно по слухам".
Судьи нервничают: перед ними стоит задача, а ничего не вяжется. Вплоть до того, что начинают угрожать свидетелям: мол, почему на следствии вы говорили одно, а сейчас другое? Мы вас привлечем к ответственности за изменение показаний. Напирают, чтобы те подтвердили следственные протоколы", – рассказывает другой защитник Зейтуллаева Эдем Семедляев.
По словам адвокатов, следствие, прокуратура и суд на протяжении всего процесса активно препятствовали их деятельности.
Еще на стадии досудебного следствия в Севастополе Курбединова отстранили от защиты трех других подозреваемых, кроме Зейтуллаева. Когда он написал заявление на двух сотрудников ФСБ, превысивших полномочия, то получил ответ, что в его действиях есть состав преступления, но "на первый раз открывать уголовное дело не будут".
"То есть, мне, как заявителю, угрожают преследованием, если я еще раз пожалуюсь на ФСБ", – возмущался адвокат. В январе этого года суд в Симферополе присудил Курбединову 10 суток админареста по экстремистской статье за пост в соцсети.
На заседания по делу "севастопольской четверки" неоднократно не допускали слушателей, раздавая им судебные повестки, не разрешали обвиняемым разговаривать с родственниками в зале суда, в СИЗО пытались кормить запрещенной для мусульман свининой.
Руслан Зейтуллаев отсидел в карцере пять суток за отказ раздеться догола, у него изъяли Коран для проверки на пару дней, но по истечении трех месяцев так и не вернули. К нему не допускают украинских дипломатов и врачей не из российской ФСИН.
В ходе судебных слушаний защите отказали практически во всех ходатайствах: вызове участкового, который написал отрицательную характеристику на Зейтуллаева; понятых, присутствовавших при обыске в его доме; экспертов, чтобы те объяснили свои "абсолютно несостоятельные" заключения.
"У нас вырисовывается такая картина: в первой инстанции действия Руслана переквалифицировали с первой части на вторую, мол, он участник, а не организатор [террористической ячейки], – и дали 7 лет за активную роль.
Но в таких условиях возникает очень много вопросов к ФСБ. Во-первых, ребята, где тогда главарь этой ячейки? Нужно было бы его искать. Во-вторых, подождите, тогда по остальным организаторам – не ошибаетесь ли вы?
Пришлось бы придумывать какую-то другую модель доказывания, а это очень большая головная боль. И я так понимаю, что после первого решения суда в Ростове было лобби в Верховном суде, чтобы вернуть дело на новое рассмотрение. А это уже посыл: пересмотрите и дайте первую часть.
Мы абсолютно четко понимаем, что второй части уже не будет. Будет первая – а это минимум 15 лет", – разъясняет Курбединов.
При пересмотре дела обвинение строится на тех же доказательствах, что и в первый раз.
С одинаковыми исходными данными результат должен быть совсем другой.
Роль защиты в процессе сводится к тому, чтобы показать и придать огласке юридическую несостоятельность уголовного дела против Зейтуллаева.
* * *
"Я не рассчитываю на справедливый суд. Это я вам сразу могу сказать. Горький опыт моего народа показывает", – говорил Руслан в июне 2016-го, в самом начале судебного процесса.
"Я очень сильно удивлен, что в ХХІ веке судят за одно лишь инакомыслие, при этом называя это "терроризмом". Как можно обычные анализы преподносить как терроризм? Тогда можно любого политолога или аналитика сажать в тюрьму под любым предлогом", – настаивал он в последнем слове в сентябре прошлого года.
"Я свое мнение не поменяю: считаю, что меня судят не за какие-то действия – а за мои мысли. И всего лишь. Я с уверенностью говорю, что я не поменяю свои мысли", – повторил Руслан в Верховном суде РФ.
"Свою вину в инкриминированном мне преступлении за два с лишним года я не признал и не признаю. И я надеюсь, что это может понять любой разумный человек. Потому что грош цена этому обвинительному заключению, где каждый факт, изложенный в нем, извращен", – с трудом произнес он 21 апреля в своем последнем слове подсудимого.
Наталья Смолярчук, Алина Смутко (фото), специально для УП
