С одиночного пикета в одиночную камеру. Репортаж из московского автозака

11 мая, в день рождения украинской летчицы Надежды Савченко московские оппозиционеры договаривались выйти на акцию в поддержку политзаключенной.

Накануне мало кто из них понимал, кто, когда и как организовывает эту акцию.

Мероприятия не было в facebook, в социальных сетях никто не созывал людей. Сейчас активисты договариваются об акциях буквально накануне, и только со своими хорошими знакомыми. В среде проукраинских активистов считают, что каждый третий – стукач. Конспирация помогает плохо.

Через российских оппозиционеров, еще полгода назад бежавших в Киев, удалось договориться о встрече с одной из участниц митинга Ольгой Сапроновой.

Она вместе с небольшой группой единомышленников планировала провести одиночный пикет у стен СИЗО "Матросская тишина", где находится в заключении Надежда Савченко.

Мы договорились встретиться у метро "Сокольники" в 15:00. "Настя, вы нас увидите, мы сидим на второй скамейке", – пояснила мне Ольга.

Еще издалека я заметила компанию: парня с ДЦП, бойкого пенсионера с палочкой и блондинку средних лет в вязаных сапогах на каблуке. "Куда я попала?" – предательски пронеслось у меня в голове.

– Познакомьтесь, это журналист из Киева, – представила меня Ольга своим спутникам.

– Из Киева! Серьезно? – по-детски обрадовался парень с ДЦП Виталик.

В футболке с портретом Бориса Немцова, в жилетке, на которую прикреплены две ленты – 6 мая (в знак поддержки акции оппозиции на Болотной площади – УП) и сине-желтая – он выглядел настоящим экзотом.

– Виталик, а тебе не страшно вот так открыто показывать свои политические убеждения? – спрашиваю я.

– Цепляются, конечно, но я объясняю. Говорю, что у меня родственники в Украине, что там нет никаких фашистов, и что Россия развязала войну против братьев.

– Помогает?

– Да как сказать. Чаще всего думают, что я сумасшедший, и отходят.

Малочисленный пикет под "Матросской тишиной". Фото Николай Игроков

Пока мы разговариваем, к нашей небольшой компании присоединяется еще несколько человек. Среди них Ирина Калмыкова. У нее на груди украинские значки и желто-голубой браслет.

Она бойко принимается рассказывать о себе – родом из Харькова, в Россию переехала еще в советские времена, жила в Ханты-Мансийске.

"У нас в Когалыме, когда в 2000-е к власти пришел Путин, стали очень быстро наводить порядки – всех крупных бизнесменов закрыли, мелких – разогнали. У меня тоже был бизнес – я поставляла бытовые товары в школы и больницы, был свой магазин. Сначала у меня попросили взятку. Я не дала. Тогда мне написали 8 млн рублей налога, хотели сделать экономическим преступником. Я начала доказывать свою невиновность в судах. Мне подпалили дом, в котором находились дети. Слава богу, все выжили".

Ирина рассказывает, что оставшись без жилья, с тремя детьми, она решилась на голодовку возле офиса "Единой России".

Продержалась 28 дней, а потом ее увезли с инсультом в больницу.

– Вы знаете, люди проходили и вместо того, чтобы спросить, что у меня случилось, говорили: "Иди, работай", - вспоминает Калмыкова. – Вот, на Украине бы так не смогли!

– Как так?

– А вот так! Бросить многодетную мать. В Украине бы люди вышли, не оставили там матерей, возле партии власти. А у нас только проходили мимо.

Мимо нас тоже проходят люди. Они смотрят на нашу разношерстную компанию с украинской символикой с нескрываемым презрением, либо вовсе отводят взгляд. У многих к верхней одежде прикреплены пышные георгиевские ленты.

– А как вы здесь живете? – продолжаю я.

– Я стараюсь нашим ватникам говорить не про убийства на Украине, в Грузии. Я спрашиваю, знают ли они как живут в регионах на пенсию в 6 тысяч рублей, почему Лавров говорит, что Америка плохая, а его дочка – гражданка США, а все путинские дети живут в Европе. А мы катимся в яму. В рабство, в бандитизм, – сетует Калмыкова.

– Если все так плохо, то почему вас так мало выходит на улицы? – спрашиваю я, понимая, что вопрос провокационный.

– Смотрите, у нас одиночные пикеты не запрещены. Я 19 апреля, на 40 дней Бориса Немцова, вышла на одиночный пикет на Большом Москворецком мосту. Меня забрали, написали, что я кричала "Путин – убийца", что я участвовала в массовых акциях. 150 тысяч рублей штрафа! Потом запугали тюрьмами. Многие думают "Подожду, пока все созреют". Нет толчка. Потом очень много людей думают, что то, что показывают в телевизоре про Украину – правда.

Я смотрю на Ирину Калмыкову. Она улыбается. Ни тени обиды на тех, кто не вышел, не поддержал. Она, как будто убеждена, что если будет выходить она, то рано или поздно выйдут другие.

Наконец-то мы отправляемся к "Матросской тишине": трое едут на троллейбусе, четверо идут пешком.

Это самая малочисленная акция, в которой я когда-либо участвовала.

Возле Матросской тишины

За квартал до следственного изолятора № 1, где содержатся трое украинцев – Надежда Савченко, Олег Сенцов и Александр Кольченко, нас уже встречают группы полицейских. Они смотрят на нас с ухмылкой.

К активистам подходит мужчина в форме, с большой табличкой "Омон" на груди и георгиевской ленточкой. Это полковник из центра "Э", центра противодействия экстремизму. Многих участников акции он знает в лицо по прошлым митингам и с ухмылкой с ними здоровается.

Первой разворачивает свой плакат Ирина Калмыкова. У нее безобидная фраза – "З днем народження, Надія!".

Ирина Калмыкова развернула плакат первой. Фото Наталья Иванова

Ее снимают видеокамеры, фотографы. БОльшая часть активистов оказывается по совместительству и хроникерами событий.

Все это мероприятие напоминает мне импровизированный спектакль. Но когда Калмыкову резко хватают полицейские и начинают тащить в автозак, припаркованный за углом, я понимаю, что это не спектакль, а жертвоприношение.

Ирина пытается отбиться. В автозаке она кричит: "Украине слава!".

Оставшиеся в тот момент на свободе активисты хором отвечают: "Героям слава!".

Владимир Шрейдлер (его называют Шерр) тут же требует у полицейских объяснить основания задержания. Он цитирует какие-то законы, собирается ехать в участок.

Правозащитник Владимир Шрейдлер (в зеленой футболке). Фото Андрей Зубец

Тут же, на месте, я успеваю познакомиться с Марией Рыбиковой.

Она тихонько, видимо, чтобы не слышали полицейские, которые уже обступили то ли акцию, то ли митинг, то ли одиночный пикет, рассказывает, что переписывается с Надеждой Савченко. И уже получила от украинки три письма.

– А о чем она вам пишет? – также тихонечко спрашиваю ее.

– О небе, про свой летный опыт, о своих мечтах. Она пишет очень хорошие письма, глубокие, – говорит Рябикова.

Я не успеваю даже прочесть, что написано на плакате Рябиковой, как ее тоже тянут в автозак.

Виталик, тот самый парень с ДЦП, в футболке с портретом Немцова, бросается защищать Рябикову. Его тоже пытаются затащить в автозак, но он вырывается. Успешно.

– Одиночный пикет не требует согласования! – кричит он. И в отчаянии добавляет. – Я гражданин России.

– Я вас поздравляю! – с сарказмом отвечает ему полицейский.

Виталик выскакивает на ступеньки и тихим голосом начинает петь: "Ще не вмерла України…". Он сбивается, забывает слова. Кто-то из толпы ему подсказывает.

– Пошли в жопу со своей Украиной! – кричат нам из окон соседнего дома.

Активисты, которых не успели забрать в автозак, покорно возвращаются на место акции возле окон СИЗО, и снова по очереди начинают разворачивать плакаты и фотографироваться.

В это время полицейский ходит среди них с видеокамерой и снимает их лица.

Мне советуют поговорить с одним из участников акции Владимиром Ионовым. Ему 75 лет, но выглядит значительно моложе своих лет.

Владимир Ионов вспоминает, что ходил на одиночные пикеты еще при советской власти. Фото: FB Vladimir Ionov

Ионов спокойно рассказывает, что с сентября трижды выходил на одиночные пикеты. За первый заплатил 20 тысяч рублей, за второй ему пришел штраф в 150 тысяч рублей.

За третье задержание была уже подписка о невыезде, до сих пор велика вероятность открытия против него уголовного дела.

– Вы знаете, когда меня привезли в третий раз, молоденькая девушка-следователь обрадовалась. Она говорит: "Эти новые правила об открытии уголовного дела за участие в митинге применяются в первые, я напишу об этом статью". Понимаете, она обрадовалась, что статью напишет! Ей все равно, за что я вышел, – он говорит это с такой горечью, что хочется его обнять.

Ионов вспоминает, как выходил на одиночные пикеты при советской власти. То ли при Андропове, то ли при Брежневе отсидел 11 суток в психушке.

– Тогда я распечатал бумажки о результатах 17 съезда КПСС, там было написано, сколько людей убил красный режим. Это был ликбез по истории СССР. А меня поставили на учет в психушку. Когда выпустили, боялся, что меня убьют, уехал под Рязань работать кочегаром. Совсем недавно узнал, что таких как я политических, тогда в психуше на учете стояло 800 тысяч человек, – рассказывает Ионов.

На его памяти масса одиночных пикетов. Он подробно объясняет, когда, почему и против чего выходил.

– Вам еще не надоело? Ведь нет никакого результата? – аккуратно интересуюсь я.

– "Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы" – это Пушкин написал Чаадаеву. Но написал и для Сахарова, и для меня, и для этих людей, которые вышли сегодня. Понимаете? – пристально смотрит мне в глаза Ионов. – Недавно я стоял на Манежной площади и ко мне подходили люди. Первое, что они спрашивали: "Не страшно ли вам?". Такой вопрос мне не задавали даже в советское время. Поэтому я считаю своим долгом выходить, чтобы не страшно было другим.

Наша малочисленная акция, на которой собралось человек 15, уже подходила к концу. И я тоже решила поучаствовать в одиночном пикете: подержать флаг родной страны и портрет Надежды Савченко.

30 секунд позерства. И уже через 30 секунд я сидела в автозаке и ошарашенная пыталась понять, кому мне звонить, и что теперь будет с Ионовым. За четвертое задержание на митинге.

Настя Рингис поучаствовала в одиночном пикете. Фото Николай Игроков

Сокольники

В полицейский участок в "Сокольниках" нас доставляла команда полицейских, которая по численности превышала количество задержанных.

В участке нам сразу сказали, что мы организовали несанкционированный митинг, и сейчас на нас на всех составят протоколы.

– Вам что – на пенсии скучно? – глядя на Владимира Ионова, с вызовом спросил полицейский лет 35 лет. – Могли бы себе друзей завести.

– Моих друзей убивают под стенами Кремля, – так же глядя прямо в глаза, спокойно ответил Владимир Ионов.

– Что ж вы его не спасли? Если он вам друг, – продолжал полицейский.

– Так у нас же разделение труда. Вы, ребята, плохо работаете. Не раскрыли ни убийство правозащитника Маркелова и Анастасии Бобуровой, которых, как и Бориса убили в двух километрах от Кремля, ни преступление в станице в Кущевской.

– Наша работа заключается в предотвращении преступлений, а никак не в убийстве ваших лидеров, или как вы их там называете….

– Вы все, включая Путина, – охранники. Вас наняло общество. Я член этого общества. Вы отбираете у меня мое конституционное право на свободу высказываний. Скажите, какое преступление вы сейчас предотвращаете?

– Путин вам плохой?

– Президент – это избираемая должность, а не пожизненная. Путин пришел на 4 года, а сколько он уже правит?

Наглый взгляд, который в начале беседы демонстрировал полицейский, сменила растерянность. Полицейский на минуту замолчал, чтобы обдумать свою следующую реплику.

– Эй, Петрович, он, кажется, тебя зомбирует, – окликнул его товарищ.

– Тебя что ли выбрать вместо Путина? Вот скажи, кто вместо него? – очнулся Петрович.

– Сынок, ты, правда, уверен в том, что в 150-миллионной стране не из кого выбрать, и есть только один Путин? – медленно проговаривая каждое слово, спрашивал Ионов. – Ты знаешь, что ты сейчас делаешь? Ты заливаешь бетоном землю и удивляешься, что трава не растет. Убрали Немцова, всех посадили, зачистили все!

– Я знаю, что у тебя хорошая пенсия. И поэтому ты сидишь не дома, а бегаешь по митингам! А не Путин ли тебе дал приличную пенсию? – также медленно проговорил оппонент.

Пока шла эта словесная дуэль, по соседству в камере Ирина Калмыкова пела "Светит незнакомая звезда".

Мой украинский паспорт и пресс-карту носили из кабинета в кабинет, сканировали, куда-то звонили. Я успела написать смс в редакцию и параллельно адвокату Савченко Марку Фейгину.

Под стенами участка в это время Владимир Шерр звонил в украинское консульство.

Все время, пока мы ждали, в приемную заходил мужчина в гражданской одежде, он вглядывался в наши лица, что-то поддакивал полицейским, внимательно слушал, что мы говорили. Потом мне пояснили, что это был представитель "центра Э".

Когда начали оформлять протоколы, то оказалось, что мы являемся организаторами митинга.

– Ну, что сейчас выходной, будем оформлять вас как участника митинга, - обратился ко мне следователь.

– И что мне за это будет? – поинтересовалась я.

– А это как суд решит через пару дней, – ответил сухо он.

Ирину Калмыкову ведут в автозак. Фото Наталья Иванова

"Ничего не подписывай. Я подъезжаю", – написал мне смс адвокат Фейгин.

Когда я уже было смирилась, что проведу в СИЗО как минимум ближайшие два дня, в комнату зашел статный мужчина в форме. Как позже выяснилось подполковник, начальник следственного отдела.

– Эту не надо оформлять, – обратился он к следователю, а затем спросил у меня "Вы зачем флаг трогали?"

– Ну, это флаг мой страны. Вы серьезно считаете, что я что-то нарушила? – растерянно спросила я.

– Вот будете в своей Украине на митинги ходить. У нас – не надо, - монотонным голосом произнес он. – Это я у вас еще аккредитацию на работу не спросил.

Столкновение с российской полицией было не самой неприятной неожиданностью в этот день.

Когда я вернулась из полицейского участка к родственникам, у которых остановилась, сестра-юрист поинтересовалась: "У тебя прописка крымская? Почему до сих пор не поменяла?".

Вот тут по моей коже пошел холодок. И я впервые испугалась, что могу не выехать из России. У меня действительно крымская прописка. Как у Сенцова. И Кольченко. Этого факта в деле двоих было достаточно, чтобы к ним, как к российским гражданам не пускать украинского консула.

Я попыталась объяснить своей сестре, что аннексия Крыма – международное преступление России против Украины.

– Слушай, если ты будешь приезжать к нам, чтобы обсирать Россию, лучше у нас не останавливайся, – сказала она. А потом сухо добавила, –  Нас политика не интересует.

Дома

Владимир Ионинов, 75-летний пенсионер, которого политика интересует, и которого в четвертый раз задержали на митингах, вынужден будет заплатить за поздравление Савченко возле Матросской тишины 150 тысяч рублей.

– Да вы знаете, меня это мало волнует, – хихикнул Ионов в трубку, когда я ему позвонила из Киева.

К счастью, на родину я добралась без особых приключений. Хотя и воспользовалась советами украинского консула. Он просил меня больше не встречаться с оппозиционерами и не бродить одной по Москве.

P.S. Задержанных возле "Матросской тишины" Владимира Ионова, Ирину Калмыкову, Алену Королеву, Марию Рябикову и Анастасию Шевелеву отпустили на следующий день. Суд не пошел на обострение ситуации, все отпущены под. Расписку. Задержанных на Лубянке возле здания ФСБ - Ольгу Терехову, Михаила Удимова, Сергея Шавшукова и Веру Лаврешину суд оштрафовал на 16, 5 тысяч рублей.

Анастасия Рингис, УП