Фамилия Кузьмина не сходила со страниц прессы то в деле Лозинского, то в деле судьи Зварича, то в установлении фальсификаций в деле Колесникова, то из-за конфликта с Галиной Климович, расследующей отравление Ющенко. Особо громким обещал быть подкоп под главу Верховного суда Василия Онопенко и его зятя-замминистра юстици Евгения Корнейчука.
Однако летом генпрокурор заново распределил полномочия на подчиненной территории.
Теперь в компетенцию Кузьмина входит надзор за исполнением законодательства на транспорте и в оборонной промышленности.
"Если раньше моей основной деятельностью было расследование преступлений, то сегодня это больше вопросы проверок. Транспортная отрасль – очень объемная. И оборонная промышленность, кстати, тоже сложная и интересная тема", - убеждает Кузьмин то ли журналистов Украинской правды, то ли сам себя.
Ведь, если сравнивать с его предыдущей деятельностью, новый род занятий иначе как почетной ссылкой не назовешь.
Сам Кузьмин, когда узнал об отстранении от следствия, сразу ушел в отпуск. Однако громкого хлопка дверью не последовало – все равно в феврале-марте 2010 года, после инаугурации нового президента, прокуратуру ждут перемены.
У Кузьмина есть влиятельные товарищи и в лагере Тимошенко, и тем более в лагере Януковича. Учитывая это, он имеет все шансы вернуть утерянные позиции в прокуратуре. Тем более не впервой – после оранжевой революции ему уже приходилось пережидать смутные времена на посту зама прокурора Киевской области.
Кузьмин назначает место для интервью – кафе возле Генпрокуратуры. Он садится и тут же выдает свой род занятий – его стул располагается прямо напротив зеркала на стене. Таким образом, он может видеть всех, кто заходит в помещение.
– Скажите, был ли состав преступления в торговле оружием между Украиной и Грузией? Эта тема поднимается уже больше года - тем же депутатом Коновалюком и другими. Вы ведь точно знаете!
– Здесь нужно выделить две составляющих. Что касается законности поставок оружия, то есть заключения и исполнения внешнеэкономических контрактов – эта часть была проверена. Международного запрета на торговлю оружием с Грузией не было, и здесь все понятно – о незаконности поставок мы говорить не можем. Этот вопрос неоднократно проверялся СБУ, и сам Коновалюк с этим согласен.
Есть, правда, другие вопросы – кто продавал оружие, по каким ценам, принимали ли украинцы участие в военных действиях? Генпрокуратурой возбуждено уголовное дело по факту продажи оружия фирмой, не имеющей на то лицензии. И это дело сейчас активно расследуется.
Что касается участия украинцев в военных действиях, то это тема не касается главка, которым я руковожу. А то, что граждане Украины находились там во время войны – этот факт установленный. Вопрос: что они там делали?
– Сколько там было украинцев?
– Там были и военные, и гражданские. Да и какая разница, сколько их было? Ответа на вопрос, что они там делали, нет. Из их объяснений понятно, что они не участвовали в войне. Возможно, это правда. Но, может быть, и нет. Нужно проводить проверки на территории Грузии, Абхазии, Осетии, России. Но это, повторюсь, не входит в мою компетенцию.
– Насколько сейчас в Генпрокуратуре соблюдается баланс интересов политических сил? Ведь не секрет, что каждый из заместителей ангажирован той или иной политической силой.
– Что значит: "каждый заместитель заангажирован политической силой?".
– Вас, например, считают близким к Партии регионов.
– Кто считает?
– Журналисты. Например, вас видели на дне рождения депутата–регионала Василия Джарты (Кузьмин был прокурором Макеевки, тогда как мэром города был Джарты – УП).
– Может быть. А вы меня не видели на дне рождения представителей БЮТ или "Нашей Украины"? Зря! Тогда бы вы сказали, что я, как Леонид Кучма, "разновекторный".
Действительно, я сам родился и вырос в Донецке, знаю многих регионалов. Но при этом у меня с некоторыми депутатами от БЮТ, от "Нашей Украины", коммунистов тоже конструктивные отношения. Так я к какому вектору принадлежу? Партии регионов? Почему? Я что, член Партии регионов?
– Нет, но вы недавно дали интервью "Комсомольской правде", которое перекликалось с программными тезисами Партии регионов. Например, о предоставлении статуса государственного русскому языку…
– А если я говорю на русском языке – и на украинском, кстати, тоже – какой тезис я должен отстаивать? Я не вижу ничего плохого в дискуссии о государственном статусе русского языка. Я привел пример, что в Швейцарии четыре государственных языка, и никто от этого не умирает. Почему у нас истерика? И что плохого в том, что чиновники обязаны будут знать два языка? И что ответы на жалобы граждан, изложенные по–русски, будут даваться на русском, а не на украинском, как сейчас?
– Потому что Германия или Италия не осуществляет экспансию в отношении Швейцарии. Там не делают заявлений, что кантон Цюрих – это исконно немецкая земля и так далее...
– Если мы сейчас уйдем в историю и начнем выяснять, под чьим протекторатом была левобережная Украина, под чьим правобережная, кто на каком языке говорил, кто за кого воевал, то будем очень долго записывать это интервью.
Что такое вообще нация? Это общность людей, объединенная общими границами, общей историей, общей религией, общей культурой, общим языком. А есть у нас эта общность? Тогда о чем мы говорим! Нужно объединить людей, создать эту новую, объединенную украинскую нацию, а не истерить по поводу дискуссии о втором государственном языке.
У МЕНЯ БЫВАЛИ КОНФЛИКТЫ С СЕКРЕТАРИАТОМ ПРЕЗИДЕНТА
– Как вы думаете, насколько это правомерно, что президент вызывает к себе Генерального прокурора, его заместителей? Разве это не бросает тень на объективность прокуратуры?
– Президент как глава государства может интересоваться любыми вопросами, в том числе теми, которые имеют отношение к национальной безопасности.
– Но тогда любое дело можно отнести к вопросам нацбезопасности…
– Совершенно верно, любое дело можно отнести к национальной безопасности... И в этом есть проблема.
– И Виктор Ющенко выходит на пресс–конференцию и открыто признает, что говорил с Генпрокурором по делу о своем отравлении. Разве это не вмешательство в следствие?
– Он, как потерпевший, может интересоваться своим делом. У нас любой потерпевший может написать ходатайство следователю и изучить материалы. Но интересоваться делом и влиять на следствие – это ведь разные вещи, правда?
– Вы лично ходили на отчет к президенту?
– У меня было несколько встреч с президентом по разным вопросам, но отчетом их назвать нельзя. Это отдельная тема, мы поговорим об этом как–нибудь позже.
– И какое впечатление на вас произвел президент?
– Я бы не стал это комментировать. У меня были разные мысли относительно политики президента, его отношения к стране, к людям, к правоохранительной системе.
У меня бывали конфликты с чиновниками секретариата президента. Меня несколько раз увольняли с работы, в том числе по инициативе Банковой. А потом, кстати, назначали на вышестоящие должности, только потому, что я всегда говорил правду. Я даже судился с Генпрокуратурой из–за моего незаконного увольнения, и ответчика в том деле представлял нынешний генпрокурор Александр Иванович Медведько.
– А какая политическая сила, по вашему мнению, сейчас наиболее влиятельна в правоохранительных органах и судах?
– Если председатель Верховного суда – это представитель БЮТ, если министр внутренних дел – представитель силы, которая симпатизирует БЮТ, если в стране до сих пор нет министра обороны, то у кого больше рычагов влияния на правоохранительную систему? Ответ очевиден.
При этом судьба Генпрокурора и главы СБУ зависит от 226 депутатов. Проголосовали – и их нет. Хотим мы этого или нет, но эти два чиновника всегда будут балансировать между тем, кто вносит представление, и теми, кто за него голосует.
– Прокуратура в нынешнем виде может быть инструментом закручивания гаек новым президентом?
– Смотря что подразумевать под "закручиванием гаек". Прокуратура сегодня – это единственный орган в стране, который может повлиять на любые правоотношения. Прокурор надзирает за соблюдением законов всеми – Кабмином, СБУ, милицией, налоговой. Прокуратура возбуждает дела, поддерживает обвинение в суде, вносит протесты. Функций достаточно. Поэтому тот, кто реально контролирует работу Генпрокуратуры, тот имеет козырную карту в политической борьбе.
– Циничный вопрос: кто влиятельней – генпрокурор или глава Верховного суда?
– Будучи циником, генпрокурор Иванов и, будучи циником, глава Верховного суда Петров могут довести страну до ручки. Уничтожить государство вполне могут эти два циника.
Например, генпрокурор возбуждает дело против Мустафы Найема. Судья отменяет постановление о возбуждении дела. Генпрокурор опять возбуждает дело. Судья опять отменяет. Генпрокурор возбуждает дело против судьи. Судья отменяет против себя. Этот бред может развиваться довольно долго. Но в этой борьбе будет разрушена вся система управления государством.
Ведь суд может запретить президенту ходить на работу. Мустафа подает иск о том, что президент был не так избран в 2004 году. А какой–то судья Окружного административного суда Киева примет иск к производству, и в обеспечение исковых требований, запретит президенту исполнять свои полномочия до рассмотрения иска по сути. И президент не будет ходить на работу. Это может сделать судья!
Но это может сделать и прокурор. Возбудить дело против чиновника, отстранить его на период расследования от должности, и точно так же человек работать не будет. Все просто!
– Получается, что политик, который контролирует генерального прокурора и главу Верховного суда, может делать в стране что хочет?
– Совершенно верно.
– В чем природа ваших претензий в адрес главы Верховного суда? Когда вы были куратором следствия, у вас в производстве было дело, по которому он проходил…
– Я следствием не занимаюсь с июня 2009 года. На тот момент претензии к Онопенко были. Но зачем сейчас о них говорить? Вопросы к Виталию Щеткину.
ДЕЛО ЛОЗИНСКОГО РАСКРОЮТ, КОГДА ПОЯВИТСЯ САМ ЛОЗИНСКИЙ
– Есть какие–то новости в деле Лозинского?
– Дело Лозинского будет раскрыто, когда появится сам Лозинский. Все разговоры вокруг этого дела остаются разговорами.
Я этим делом уже не занимаюсь. В первые дни я выехал в Кировоград со следственной группой разобраться, после чего мы привезли в Киев в "наручниках" местного прокурора и начальника милиции. После этого у меня дело забрали, за его движением я больше не слежу.
Мы "взяли" прокурора и милиционера на свой риск. У нас на момент задержания не было данных о том, что это преступление совершал Лозинский. Мы уличили двух работников правоохранительных органов во лжи, в даче ложных показаний, и на этом выстраивали следственную версию.
– Правда, что арестованного по делу начальника районной милиции Ковальского допрашивал в деле Лозинского лично генпрокурор Медведько?
– Да. Генпрокурор имеет право участвовать в любых следственных действиях, может лично допросить любого. Это в его полномочиях.
– И экс-руководитель Голованевской милиции Ковальский в своих показаниях указал, что убийство совершил Лозинский?
– Может быть и так. Но это уже было после того, как у меня забрали следствие.
 |
– Поговорим о другом, давнем деле – по фальсификациям в дела против Колесникова. До какой стадии его удалось расследовать?
– Когда у меня это дело забрали, оно было на стадии предъявления обвинения всем виновным. После допроса Пискуна замкнулся круг возможных подозреваемых. Что сейчас с этим делом – я не знаю.
– Правда, что человеком, который предупреждал Колесникова о будущем аресте и якобы говорил, что за это нужно отдать акции предприятий и взять людей в список, был Петр Порошенко?
– Да. Он назвал фамилию Порошенко.
– Насколько это вообще корректно с точки Порошенко – предупреждать высокопоставленного чиновника об аресте?
– У нас уголовно–наказуемым является разглашение тайны следствия только лицами, письменно предупрежденными о необходимости хранить эту тайну. В этот круг Порошенко не входил. Дело следствия определить, что это был тогда за поступок со стороны Порошенко.
– У вас также в производстве было дело о возможных фальсификациях при продаже канала "Интер". И с вашей стороны прозвучали противоположные оценки – сперва что нарушения были, а потом – что не было.
– С моей стороны никогда не было противоположных оценок. Я говорил, что есть данные о возможных преступлениях, которые надо проверять следственным путем. Речь шла о подделке подписи на доверенности, которую подтвердили эксперты. После этого у меня эти материалы забрали, и к дальнейшей проверке я не имел никакого отношения.
Я НЕ МОГ МЕШАТЬ СЛЕДОВАТЕЛЯМ В ДЕЛЕ ОТРАВЛЕНИЯ
– Следственная группа Генпрокуратуры по отравлению Ющенко считает, что вы всячески пытались им мешать, вставляли палки в колёса…
– Я не читал ни одного такого обращения членов следственной группы. Да и как я мог мешать работать следователям?
– Например, через тот же рапорт начальника управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Петра Коваля…
– Он написал рапорт генпрокурору о том, что, по его мнению, в деле об отравлении имеются нарушения закона. Речь шла об установлении входящих и исходящих звонков, в том числе и по телефонам известных политиков. По рапорту Коваля генеральный прокурор организовал проверку. А результаты этой проверки мне неизвестны, я этого не знаю...
– Кроме того, в деле об отравлении фигурирует рапорт еще одной вашей подчиненной – Ларисы Чередниченко, которая написала генпрокурору, что в деле отравления существует якобы разговор американской шпионки "Марты" с неким "Романом", где они обсуждают подмешивание диоксина в кровь Ющенко. В итоге все это оказалось мистификацией.
– Давайте разберемся. Чередниченко была откомандирована в комиссию Владимира Сивковича и увидела все эти материалы: распечатки, заключения экспертиз и тому подобное. Поэтому она направила рапорт генпрокурору, изложила всё, что увидела, и написала, что это подлежит проверке. Что она сделала не так?
– Но тогда в связи с этим разговором можно проверять и факт финансирования "Нашей Украины", например, "Аль–Каидой"!...
– Да. Но только у нас нет уголовного дела по факту финансирования "Нашей Украины" со стороны "Аль–Каиды". А уголовное дело по факту отравления президента у нас есть. И чтобы ответить на вопрос, кто его отравил, зачем, отравили ли его вообще – нужно проверить все возможные версии. В том числе и ту версию, о которой написала Чередниченко.
И с чего вы взяли, что версия Чередниченко не нашла подтверждения?
– Потому что мы как журналисты имели возможность ознакомиться с разговором "Марты" и "Романа". И диалог не дает никаких основания для тех выводов, которые сделала Чередниченко!
– Может, для вас как журналистов там нет таких оснований – а для следователя, возможно, есть. Кто–то из читателей "Украинской правды" может обвинить Чередниченко в том, что она работает на комиссию Сивковича или Партию регионов. А вас, кстати, обвинили в том, что вы публикацией относительно этой Марты сработали на президента.
А кто на самом деле на кого сработал – это неизвестно. По большому счету, в этом рапорте нет ни одного утверждения. А то, какой смысл этому рапорту придают журналисты – в том числе и вы, – это уже ваша личная проблема. Я вас спрошу по-другому: вот по–вашему, "Марта" и "Роман" – это кто?
– Это Роман Зварыч и Марта Лопатинская–Зварыч, жена его брата.
– А с чего вы взяли, что это именно они?
– Потому что Роман в начале разговора указывается фамилия человека, с которым хочет поговорить!
– Вы считаете, что если я буду звонить Пете и буду называть его "Васей", то он уже превратился в Васю? Вы же должны рассуждать как следователь! Два человека, которые ведут переговоры по телефону, могут назвать себя как угодно. И если вы читали документы комиссии внимательно, то обратили внимание – там ведь есть и заключение экспертизы о том, что голос Марты принадлежит конкретному, всем известному человеку. (От УП: Кузьмин имеет в виду Катерину Ющенко)
– Это не экспертиза, за которую эксперт несет уголовную ответственность. Это экспертное исследование, которое заказывал Владимир Сивкович, а оплачивал его сын.
– Экспертное исследование и заключение эксперта – это процессуально разные вещи. Но и одно, и другое может быть объединено одним простым словом "экспертиза". Вопрос не в этом. Вопрос в том, что существует экспертное заключение о том, что этот голос принадлежит конкретному человеку.
Если вы считаете, что этого недостаточно, нужно назначить экспертизу процессуально? Этого ведь не сделали? Если Сивкович фальсифицировал материалы следственной комиссии, давайте его привлечем к уголовной ответственности. Если это сделал эксперт, давайте привлекать его. Но для этого давайте сначала снимем вопрос, сфальсифицировано ли вообще что–то или нет!
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПОДОПЛЕКА В ДЕЛЕ ПЕДОФИЛОВ ОЧЕВИДНА
– Вы участвовали в расследовании "дела педофилов"?
– Нет. Но мне кажется, там уже допущено много ошибок.
– Какие? Как бы вы поступили, если бы к вам попало это дело?
– Информация о том, что в этом деле задействованы народные депутаты, должна была быть скрыта вообще от глаз и ушей! Она должна была проверяться оперативным путём очень тщательно. И самое главное – скрыто.
Нужно было устанавливать наружное наблюдение, слушать телефоны, контролировать перемещения, в том числе в "Артеке", установить наблюдение за квартирой и так далее. Потом нужно было анализировать трафики телефонных переговоров, устанавливать расположение каждого из участников этого дела в конкретное время. И это всё нужно было делать скрыто!
Более того, нужно было реализовывать оперативные комбинации. Например, устраивать какие–то якобы случайные контролируемые встречи с детьми или их родителями, документировать всё это. Возможно, нужно было бы провоцировать этих людей на какие–то контролируемые действия.
А что сделали? Начали говорить, называть фамилии депутатов, детей, сообщили об усыновлении, об аресте отца. И что в итоге? Все съёжились, обзавелись кучей адвокатов и закрылись в глухой защите. И как теперь оперативно все доказывать?
Это только подтверждает политическую подоплёку дела. То есть истина никого даже не интересовала!
– Один из представителей потерпевшей стороны в этом деле предположила, что дети могли бы опознать депутатов по гениталиям. Вообще такое возможно в следственной практике?
– А вот как вы себе это представляете? Я даже не хочу обсуждать эту глупость!
– А как вообще проводятся следственные действия в таких делах?
– Есть разные ситуации. Допустим, у человека есть шрам от операции или татуировка в каком–то скрытом одеждой месте, который увидеть на одетом человеке невозможно. И если другой человек этот шрам видел, это может быть каким–то доказательством.
– Какие особенности имеет допрос детей?
– Такие допросы проводятся обязательно в присутствии законного представителя этого ребёнка и детского психолога. И такие показания детей принадлежат проверке и критической оценке. Потому что дети порой склонны к фантазированиям, они склонны привлекать к себе внимание, могут искренне заблуждаться.
В целом то, что сегодня сделано с этим делом, – это либо недальновидность и непрофессионализм причастных к этому людей, либо это умышленное уничтожение доказательств по делу, чтобы исключить возможность привлечения виновных к ответственности.
– Вы видели маму потерпевших детей?
– Да, конечно.
– Какое впечатление на вас производит её личность?
– У меня она не вызвала каких–то подозрений в неадекватности. В том числе, что она участвует в каком–то политическом заказе, в какой–то политической игре. Она объясняет, что обратилась к депутатам, потому что правоохранительные органы длительное время не реагировали на её обращение. И все.
Я НЕ ВЕРЮ, ЧТО САЦЮК БЫ ПРИЗНАЛСЯ В ОТРАВЛЕНИИ ЮЩЕНКО
– Вы верите, что дело Гонгадзе, дело об отравлении Ющенко, дело педофилов будут раскрыты?
– Конечно, будут раскрыты. Все тайное рано или поздно становится явным. Какие есть вообще сложности в деле об отравлении президента?
– Например, те, что нельзя допросить главных фигурантов, которые находятся в России…
– А вы считаете, что на допросе Сацюк бы признался, что это он привез диоксин, мешал его со своим другом и отравил Ющенко? Этот ажиотаж вокруг допроса Сацюка предполагает, что он должен во всем сознаться. Вы в это верите? Я – нет.
У меня дело об отравлении забрали почти три года назад, после того, как я выдвинул к следственной группе требование отработать все версии.
Это дело, по–моему, должно было расследоваться следующим образом: одна группа следователей отрабатывает версию с отравлением на даче Сацюка; вторая занимается версией отравления на даче владельцев "Фокстрота", Шульги и Головина. Третья должна заниматься версией, что президента вообще никто умышленно не травил. Четвертая – что все это является результатом медицинских манипуляций.
Должны параллельно отрабатываться несколько версий. И до того как дело об отравлении попало ко мне, эти версии не отрабатывались. Думаю, что на сегодняшний день все они уже отработаны или отрабатываются. Надеюсь на это.
– В этом году в эпицентре скандала оказалась дача, которую вы строите в государственной резиденции "Пуща–Водица". Какие источники доходов позволяют вам, работнику прокуратуры, строить подобное жилье?
– Мои доходы официально задекларированы и они дают мне возможность строить дом. С декларацией о доходах вы можете ознакомиться в главном управлении по работе с кадрами Генпрокуратуры Украины и, если хотите, я вам сам ее предоставлю для изучения. Объяснения, как я получил эти доходы, я могу дать. Но зачем?
– Потому что вы работник государственного органа, то есть содержитесь за счет налогоплательщиков.
– Да, мою зарплату оплачивают налогоплательщики. Но доходы, которые указаны в моей декларации, в том числе от продажи недвижимости, ценных бумаг, от предпринимательской деятельности членов семьи, я могу тратить на свое усмотрение, а это - несколько миллионов. И мне нечего стыдится или прятаться от журналистских вопросов.
А по поводу этой стройки вы лучше говорите правду, какой она есть. В Украине существует группа чиновников, которые имеют право на проживание в этих госдачах. Когда ДУС передало мне эту дачу в аренду, она находилась в состоянии, мягко выражаясь, не очень пригодном для проживания.
Само же ДУС предложило мне провести реконструкцию этого объекта, его капитальный ремонт, за мои, а не за государственные средства. Я получил все необходимые для строительства разрешения: от санстанции до пожарной охраны, получил позитивное заключение нескольких государственных экспертиз, ордер на выполнение работ.
Почему вообще вас так возбудила эта тема?
– Потому что в итоге вы получаете в частную собственность недвижимость, которую вы построили на месте старой государственной дачи…
– Интересно, а куда, по–вашему, делась эта старая государственная дача? Пропала без вести? Испарилась? Да нет же, как стояла так и стоит, как принадлежала государству, так и принадлежит.
Вы или не понимаете, или делаете вид! Вот смотрите - есть, к примеру, государственный дом. Если я этот дом отремонтирую и приватизирую, то есть, если он был государственным, а стал моим – это плохо. Согласен.
Но моя история совсем другая – я восстанавливаю, реконструирую старый государственный дом и возле него строю еще один. И этот вновь построенный дом, после долгих процедур при определенных условиях может быть признанно моим. А может и нет.
А то, что было государственным, так оно в улучшенном и обустроенном виде и дальше остается государственным! Это имущество может быть передано другому чиновнику. В любой момент. Моим оно стать не может. Я же ничего государственного не убавил, а только прибавил. И не вижу в этом никаких проблем.
Передрук матеріалів тільки за наявністю гіперпосилання на www.pravda.com.ua